Вернадский

Егор Павлович объяснил положение в семье Вернадских после смерти отца. Министр успокоился.

– Ах, это другое дело, ваше высокопревосходительство!.. Пусть теперь он просит совет о командировке ввиду изменившихся семейных обстоятельств и отправляется…

Егор Павлович одобрил решение министра. Делянов, улыбаясь, проводил его до двери, болтая о свадьбе какой-то графини Уваровой. Так решен был вопрос о заграничной поездке Вернадского. Однако отъезд пришлось отложить до весны в связи с положением Натальи Егоровны, ожидавшей ребенка.

1 сентября 1887 года у Вернадских родился сын, названный в честь деда Георгием, но Наталья Егоровна еще долго не могла встать на ноги.

Глава VII

УЧЕНИК

Медленным, тяжелым, точным количественным учетом – прежде всего измерением – и не менее точным научным описанием окружающего двигаются вперед науки, и естественные в частности.

На Варшавский вокзал с чемоданами и дорожными сумками Вернадские явились за четверть часа до отхода поезда 17 марта 1889 года. Провожал их Егор Павлович и друзья по братству. Ребенок остался с бабушкой в Териоках. Наташа плакала и смеялась.

По туманным следам детских воспоминаний Владимир Иванович направился в Италию. Первым делом предстояло научиться методам исследования кристаллических веществ. Мастером дела называли профессора Скакки в Неаполе, к нему и отправился Владимир Иванович, оставив жену в гостинице.

Скакки принял молодого русского ученого очень радушно, но то был дряхлый старик с вылинявшими глазами и слуховой трубкой в руках. Он поблагодарил молодого человека за визит и одобрил его намерение посмотреть Везувий, все еще живой и грозный, музеи и парки с полутропической растительностью.

На вершину вулкана можно было подняться по проволочной железной дороге, не так давно выстроенной, но Наталья Егоровна решительно запротестовала. Ее напугал рассказ о неожиданном извержении 1872 года, когда погибли все двести человек зрителей, собравшихся у подножия Везувия.

Через несколько дней Вернадские выехали в Мюнхен. Под руководством «короля кристаллографии» Пауля Грота здесь работали многие русские ученые. В Мюнхене вообще многому можно было учиться: здесь читал курс микрохимического анализа профессор Гаусгофер, руководивший и практическими занятиями по своему предмету. Здесь же для молодых ученых открыт был физический кабинет профессора Зонке.

Зонке развивал теорию кристаллизации, чем особенно интересовался Вернадский.

Наталья Егоровна оставила мужа среди занятий и уехала в Териоки. В конце мая Вернадский писал своему учителю:

«Уже скоро кончается семестр, который я провел у Грота, и я начинаю подводить итоги тому, что сделал в этот семестр, и в общем очень доволен своим у него пребыванием».

Грот, в свою очередь, не мог пожаловаться на русского ученика. Он дал ему небольшую отдельную работу вместе с другим своим сотрудником, Мутманом: определение оптических аномалий одного сложного органического вещества. Сами по себе аномалии не интересовали Владимира Ивановича. Он начал работать с этим веществом только для того, чтобы научиться методам исследования.

Однако вещество оказалось очень интересным в геометрическом отношении: оно кристаллизовалось в форме, никогда еще не наблюдавшейся и известной только теоретически.

Подводя итоги своему пребыванию у Грота, Владимир Иванович писал Наталье Егоровне так:

«Я чувствую, что все больше и больше обучаюсь методике, то есть у меня появляются руки, а вместе с тем как-то усиленнее и сильнее работает мысль. Вообще с головой моей делается что-то странное, она как-то легко фантазирует, так полна непрерывной работы, как давно-давно не было. Минуты, когда обдумываешь те или иные вопросы, когда соединения, известные уже, ныне стараешься связать с этими данными, найти способ проникнуть глубже и дальше в строение вещества, в такие минуты переживаешь какое-то особое состояние – это настоящий экстаз».

К концу семестра в Мюнхен заехал Краснов, чтобы вместе отправиться в путешествие по Западной Европе. Началось оно с геологической экскурсии в Баварские Альпы. Руководил экскурсией известный геолог Циттель, который составил для друзей маршрут их путешествия. Следуя ему, они проехали в Тироль, где видели те же снеговые поля, те же ледники, снежные, каменные и песчаные обвалы, шумные водопады и бездонные пропасти.

При попытке подняться на Шмиттенгаген, сравнительно доступную по высоте в две тысячи метров вершину, Владимир Иванович потерял очки. Пройдя три четверти пути, путешественники должны были спуститься в Инсбрук за очками, а затем подниматься снова. На вершине пришлось ночевать. Владимир Иванович вспоминал это восхождение и ночь на вершине как самый значительный момент в своей жизни. Там, любуясь чистым звездным небом, впервые пришла ему в голову мысль о связи минералогии со звездной механикой и химией.

– Тебе повезло, Володя, – под впечатлением происшедшего разговора заметил Краснов. – Ты идешь своей дорогой и так широко мыслишь! А я оторвался от братства и стал ни то ни се, хотел быть ботаником, а меня сделали географом, потому что министерству взбрело организовать кафедры, для которых нет профессоров! Тьфу, чепуха какая!

Он лежал, подложив руки под голову и глядя в небо. Владимир Иванович слушал не возражая.

В самом деле, широко развернувшаяся перед Андреем еще в студенческие годы возможность научной работы, связанная с далекими путешествиями, рано оторвала его от интересов студенческой жизни, лишила связи с кружком и переживаниями братства. Несомненно было и то, что навязанная ему специальность, как бы внутренне ни стремился он сделать ее свободно избранной, оставалась чуждой и не давала полной удовлетворенности.

Концом маршрута Циттель назначил Англию, где собирался IV геологический конгресс. Друзья заехали на несколько дней в Париж и переправились в Лондон, а оттуда в Бат, красивейший курорт Англии, где происходили заседания конгресса. На конгрессе присутствовало много русских ученых. Делегатом был и профессор Московского университета Алексей Петрович Павлов. Вместе с ним и с другими членами конгресса Вернадский проделал интересную прогулку по Уэльсу. Новизну впечатления усиливало участие в наблюдениях Марии Васильевны, жены Павлова, известного палеонтолога. Она раскрывала перед соотечественниками удивительные страницы истории позвоночных, по каким-то одной ей понятным и замечаемым отложениям и остаткам вымерших.

– Мне рассказывал о вас Василий Васильевич, – сказал Павлов, ближе познакомившись с Вернадским, – и о ваших планах изучать минералогию во времени и взаимодействии с остальной природой. Если бы вам удалось защитить магистерскую диссертацию в ближайшие год-два, я охотно поддержал бы вашу кандидатуру в Московском университете. У нас должна открыться кафедра…

В связи с петербургскими событиями последнего времени и ухудшающимся здоровьем Натальи Егоровны переезд в Москву был бы счастливым случаем.

Но не только диссертации, даже и темы для нее Владимир Иванович еще не видел.

Участие в конгрессе ознаменовалось избранием Вернадского членом-корреспондентом Британской ассоциации наук.

Большую часть времени Владимир Иванович провел в Лондоне с Ольденбургом, у которого он и жил.

Из близких Вернадскому друзей по братству и университету только Дмитрий Иванович Шаховской предпочел науке общественно-политическую и культурно-просветительную деятельность. Остальные – Гревс, Краснов, Ольденбург, Вернадский – остались при университете и готовились к профессуре по разным специальностям.

Сергей Федорович Ольденбург в это время работал в библиотеках Лондона и Кембриджа над буддийскими рукописями.

Целыми днями друзья не расставались. Колоссальный Британский музей, зоологический парк, библиотеки показали им Лондон со стороны, обычно доступной немногим. Пораженный странными для иностранцев нравами англичан, Вернадский с горечью вспоминал Мюнхен. Как-то в библиотеке Кембриджа его заинтересовали две редкие книги, и он спросил Ольденбурга, нельзя ли взять книги домой на день-два.