Похищение Данаи

“Этот тип” действительно был в бешенстве, будто с удовольствием убил бы кого-нибудь, однако держал себя в руках. В зрачках его злобно скалились волки, но позади волков стояла невидимая Дисциплина с огромной дубиной в руках.

— Интересно! — процедил Савели, тяжело глядя на Аввакума налившимися кровью глазами. — Какого дьявола! Вы, оказывается, ещё здесь! Вы же хотели убраться ко всем чертям?

— Я действительно хотел кое-куда сходить, — подчёркнуто спокойно ответил Аввакум, — но подумал, что могу сделать это и позже, например, через час!

— Гм! — Савели одарил его кривой улыбкой, полной яда. — Вы чертовски здорово думаете! Браво!

Аввакум промолчал.

Противники смерили друг друга взглядом как боксёры после первого удара гонга.

— Прямо идиотизм! — снова начал Савели. — Неужели в этом доме нет платяной щётки? Раньше она всегда висела на вешалке! Но теперь здесь завелись квартиранты, и щётка куда-то запропастилась. — Говоря, Савели держал в руках пиджак и глупо вертел головой во все стороны, не поднимая, однако, лица к вешалке.

— Вот она, у вас над головой! — сказал Аввакум. — Как видите, щётка никуда не исчезла и висит на месте!

— Ага! — сказал Савели. Он взял щётку и принялся усердно оттирать тёмное пятно на рукаве. — Моя сестра — дура! — заявил он при этом. — Архидура! Зачем ей понадобилось сдавать комнату? А это — кровь! — взревел он, тыча в нос Аввакуму испачканным рукавом. — Видите? Кровь человека!

— Ну и что? — с подчёркнутым безразличием отозвался Аввакум.

— Вы, конечно, видели это пятно? Вы подумали, что я кого-то убил? Да?

— Я ничего не думал, — ровным голосом ответил Аввакум. — У меня привычка ни о чём не думать перед обедом.

— Не крутите! — угрожающе нагнул голову Савели. — Вы решили, что я убил человека! Знаю я, что у вас на уме! У вас перед глазами, наверное, одни убийства и кровь!

— Что вы! Я не выношу вида крови! — кротко усмехнулся Аввакум.

— Никого я не убивал! — снова взревел Савели уже октавой ниже, после паузы он добавил, — я мухи не трону, не то что человека! — и ни с того ни с сего громко захохотал.

— Вы неспособны убить человека, это видно с первого взгляда, — сказал Аввакум.

— На моих глазах автобус сбил молодого человека, — сказал Савели. — Я помог усадить его в машину, которая случайно проезжала мимо. Вот и выпачкался в крови.

— Ужасно! — воскликнул Аввакум. — И где это произошло?

— В окрестностях Санта-Анны, синьор!

“Осторожничаешь! — со злостью подумал Аввакум. — Постой, я тебя сейчас пришпорю, и ты откроешься для удара!”

— Вы знаете, — сказал он, — только что по радио передали чрезвычайное сообщение!

— Да? — отозвался Савели, усердно орудуя щёткой. — Вы сказали, чрезвычайное сообщение?

— Ограбили вашу галерею! — добавил Аввакум, стараясь поймать его взгляд.

Не поднимая головы Савели воскликнул:

— Когда?

— Вчера вечером.

— Вот так история! — Савели швырнул щётку на пол. Пиджак повис на его руке. — И что говорит полиция?

— Полиция говорит, что украденная картина стоит четыреста с лишним тысяч долларов!

— Четыреста тысяч?!

— А вы думали сколько?

— Я ничего не думаю, любезный, потому что не знаю, о какой картине речь.

“Осторожничаешь! — опять подумал Аввакум. — Впрочем, на такой крючок только дурак попадётся, а ты далеко не дурак!”

— Похищена “Даная” Корреджо! — сказал Аввакум.

— Санта Мария! — воскликнул Савели, но довольно сдержанно, так что нельзя было понять, расстроен он происшествием или удивляется ему.

— У вас, наверное, будут неприятности! — заметил Аввакум.

Савели пожал плечами:

— Вряд ли. Со вчерашнего дня и до 10 часов сегодняшнего я был в Санта-Анне. Ночевал в отеле “Республика”. — Савели надел пиджак, хотя пятна ещё не отчистил. Он закурил сигарету, помолчал, потом заметил, — я добрый католик, синьор, и за меня заступятся и санта Анна, и санта Агнесса, и любая другая святая!

— Вы счастливчик! — сказал Аввакум. — Позавидовать можно! А вы знаете, что ваша племянница, синьорина Луиза, находилась в Боргезе до половины первого ночи? Она занималась в вашем кабинете.

Савели нахмурился, потом лицо его внезапно побагровело, в сероватых глазах снова вспыхнул гнев.

— Святая Анна мне свидетель, — сказал он голосом, в котором бушевали тайфуны, — клянусь её именем, что я вышвырну вас в окно, если вы зададите мне ещё один вопрос! Вы что воображаете? Что вы у себя дома, в своей красной Софии? Что вам можно распускать язык?

Неизвестно, каким оказался бы финал этой сцены, однако новое и неожиданное явление, как это бывает в комедии дель арте (этом чудесном детище Италии — вспомните только Панталоне, Полишинеля и Скарамуша!), если бы новое неожиданное явление не переключило внимания собеседников на события, разыгравшиеся в Боргезе предыдущей ночью.

Итак, наружная дверь сильно хлопнула (Аввакум ведь не запер её), и по тонкому ковру передней мягко застучали поспешные шаги Луизы.

— Здравствуй, дядя! — поздоровалась она чуть не с порога. — Ты давно вернулся? Добрый день, синьор! — обернулась она к Аввакуму и подала ему руку, что выглядело неуместно: они жили в одной квартире и виделись по сто раз на дню.

Девушка раскраснелась, учащённо дышала, в глазах её то вспыхивали, то гасли тревожные огоньки, выражение лица менялось с каждой секундой.

— Что вас так взволновало? — спросил Аввакум, беспокойно заглядывая ей в глаза.

Луиза развела руками и тут же бессильно уронила их.

— Я арестована! — сказала она, переводя взгляд с Савели на Аввакума, с Аввакума на ковёр и стыдясь слез, поступавших в глазам; ей, дочери Энрико Ченчи было не к лицу распускать нюни. — Меня ждали у парадного, — продолжала она, глядя в окно, — их двое, один в форме, другой в штатском. “Вы Луиза Ченчи?” — “Я”. — “Синьорина, вам придётся пойти с нами в Боргезе”. — “Но почему?” — “Там вам все объяснят.” — “В чём дело, я ничего не понимаю”. — “Очень просто, в музее украдена картина, ведётся следствие, вас вызывают. Идёмте!” Я стала упрашивать, чтобы мне разрешили подняться наверх хотя бы на минутку… Они пошли вместе со мной и сейчас ждут за дверью!

— Не понимаю, зачем так волноваться! — пожал плечами Аввакум. — Вам зададут два — три вопроса, тем дело и кончится. Не нужно нервничать! — Слова его были спокойны, от лица его тоже веяло спокойствием, только голос звучал слишком ровно.

— Но боже мой! — снова воздела руки Луиза. — Ведь вчера я до половины первого была там !

— Сколько раз я предупреждал, чтобы ты не засиживалась! — мрачно вставил Савели.

Казалось, девушка не слышит его.

— Я была до половины первого там! — повторила она.

— Из чего следует, что именно вы и похитили картину! — пошутил Аввакум.

— Нет, но её, кажется, украли именно в это время! — упрямо покачала она головой. — Где-то около половины первого, когда я была там. Они это знают!

Она принялась было ломать руки, но тут же овладела собой, чему немало способствовал внезапный и громкий стук в дверь. Видимо, полицейские чины потеряли терпение.

— Перестаньте! — внезапно заорал Савели. До сих пор он молчал и хмурился, но было видно, что нервы у него напряжены. — Перестаньте, черт бы вас побрал! — рявкнул он ещё раз, но не побагровел, а заметно побледнел.

— Синьор! — обернулся к нему Аввакум. — Мне кажется, вам следует проводить вашу племянницу до Боргезе.

— Я и без того иду туда! — глухо отозвался Савели и направился к двери.

Луиза не сводила глаз с Аввакума.

Он подошёл к ней и легко коснулся рукой её волос.

— Господи! — сказала Луиза.

— Ничего страшного, — ещё раз сказал Аввакум и погладил девушку по голове.

Вслед за своим дядюшкой она вышла на лестницу. Аввакум вернулся к себе, постоял посреди комнаты, потом устало опустился в кресло, вытащил трубку и рассеянно принялся набивать её. На улице прозвучал гудок полицейского “джипа”.