Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 101

Я с облегчением вышел на свежий воздух и засмотрелся на кружившего в небе коршуна.

Лучший способ рассмотреть страну — это пройти по ней пешком. Неплохо также объехать ее верхом или на велосипеде (это в зависимости от ландшафта). Менее предпочтительный способ — воспользоваться автомобилем, а наихудший вариант — путешествие на поезде. Апулия — прекрасное место для велосипедных поездок. Города с их прекрасными соборами так близко стоят один подле другого, что велосипедист может за неделю очень много увидеть. К тому же на главных дорогах пока еще не слишком оживленное движение, а на второстепенных и вовсе пусто.

В нескольких милях от Бари находятся два городка — Руво и Битонто. Они стоят так близко друг к другу, что могут слышать колокольный звон соседнего собора. Руво — невероятно старый город. Он появился за несколько столетий до новой эры. Когда-то здесь находилась колония греческих гончаров. Они изготовляли не только всевозможные виды горшков, но и импортировали из Греции урны, вазы, тарелки и чайные чашки. Примерно сто лет назад здесь были обнаружены древние захоронения, в которых оказались тысячи красивых экземпляров местной и аттической керамики. Примерно две тысячи этих предметов можно увидеть в музее Джатта. Там находится одна из самых больших и красивых частных коллекций мира. Чтобы увидеть ее, необходимо туда написать и заранее договориться.

Руво был для меня особенно интересен, потому что он упомянут в одной из самых знаменитых сатир Горация. Он с большим юмором описывает путешествие, совершенное за сто лет до Рождества Христова. Часть пути — от Рима До Бриндизи, по Аппиевой дороге — поэт прошел вместе с Другом Вергилием и их общим покровителем, миллионером Меценатом. В Руво они пришли усталыми, так как после дождя дороги развезло. Выходит, что даже в компании с римским миллионером поход не отличался комфортом. А вы бы, наверное, вообразили, что они то и дело устраивали роскошные пикники. Не тут-то было: Гораций жаловался на отсутствие комфорта. Однажды они остановились в месте, в котором не было даже питьевой воды. Возможно, Меценат был одним из тех миллионеров, которым нравится демонстрировать друзьям пример бережливости. Во время их путешествия не было и следа роскоши, никаких тебе «спальных повозок» (carruca dormitoria), которые, по словам Марциала, стоили наравне с целым имением.

Собор в Руво — один из красивейших в провинции Бари. Как и в Канозе, он стоит в ложбине, на которой виден уровень улицы конца XII века. Главный вход — в числе самых богатых, которые я когда-либо видел. Круглая арка окружена резными каменными лентами, подобными кружеву. По ломбардской моде боковые столбы опираются на спины двух львов, а сверху, из стен, словно горгульи, высовываются странные каменные существа, в том числе и два злобных грифона, зажавшие в лапах человеческие головы. Внутри собора солидный норманнский неф подводит к благородному киворию.

На главной улице современного Руво я заметил на прилавке braseros,[23] на вид точно такие, что продают в Испании. В них тлеют раздавленные масличные косточки. Они отдают слабое тепло, что лишь подчеркивает суровость средиземноморской зимы.

Я приехал в Битонто. На гербе города — два вздыбленных льва. Они смотрят друг на друга под оливковым деревом. Битонто — апулийский сельскохозяйственный городок с историей, начавшейся задолго до христианских Бремен. От городского поселения Бутунтум ничего не осталось, кроме названия да нескольких монет. Когда я увидел собор Битонто, то решил, что он красивее всех остальных, и на мгновение моя преданность Трани пошатнулась. В архитектурном плане собор Битонто, возможно, значительнее, чем его соседи. Он стоит на широком открытом пространстве, и глаза немедленно замечают его отличительные черты. На одной из стен — открытая галерея; у него нет и двух одинаковых колонн, все византийские капители разные. Колонны поддерживают круглые арки. Внутри церковь украшена богатой резьбой. В каком-то смысле она напомнила мне собор Святого Николая в Бари. Неф и трифорий ничем не отличаются от любой норманнской церкви во Франции или Англии, зато здесь есть византийские капители и две изящно декорированные кафедры, на одной из них стоит странная примитивистская скульптурная группа. Некоторые думают, что это — изображение Фридриха II, его жены Изабеллы Английской и двух его сыновей. Впрочем, автор этого творения даже не попытался запечатлеть портретное сходство.

Стоя на площади и любуясь великолепной маленькой открытой галереей, я вспомнил, что в конце декабря 1250 года хронист Спинелли приехал в Битонто. Он хотел своими глазами увидеть похороны Фридриха. Процессия задержалась здесь по пути в Таранто: там их поджидал корабль, готовый перевезти тело императора в Палермо. Спинелли видел, как по площади несли носилки, накрытые алым бархатом. Тело императора сопровождала личная охрана, составленная из сарацин. Все они заливались слезами. Бароны, в черных плащах поверх воинского облачения, следовали верхом на лошадях. Герольды дули в трубы, оповещая всех о кончине Фридриха и о том, что трон отныне перешел к его сыну, Конраду. Итак, останки великого императора — для кого-то он был Антихристом, для других —«Поражающим Вселенную» — проследовали в Сицилию. Там они до сих пор покоятся в стоящей на львах порфировой урне. В прошлом веке могилу открыли, увидели, что Фридрих лежит в богатых шелковых одеждах, с куфическими письменами, вышитыми на них золотой ниткой. К красному плащу крестоносца был пришит крест; на шелковых сапогах — шпоры; возле него лежал меч; к поясу привязан кошелек; на среднем пальце правой руки — золотое кольцо с большим изумрудом.





Вспоминая все это на пустынной площади, я почувствовал позади себя какое-то движение и оглянулся. Я увидел неподалеку похоронную процессию. Две костлявые лошади везли по брусчатке обычный для Италии катафалк. Видно было, что его недавно покрасили блестящей черной краской, однако это его не обновило. Напротив, он стал казаться еще старее и скрипучее. К катафалку были прицеплены шесть лент из белого шелка, держась за которые шли маленькие девочки, впервые надевшие ритуальные платья. Когда печальная процессия подошла поближе, я увидел, что гроб не более четырех футов в длину. Дети медленно ступали в башмачках из мягкой белой кожи, держались за шелковые ленты — последнее, что связывало их с ушедшей подругой. На мгновение их осветило вечернее итальянское солнце, и процессия исчезла в тени собора.

Глава пятая. Край земли по-итальянски

Слева от меня сверкала Адриатика, солнце било в глаза. Я выехал из Бари рано утром и взял курс на Бриндизи. Дорога шла вдоль побережья. Маленькие бухты, пока еще не названные словом «лидо» или «марина», встречались буквально на каждой миле. Туда по воскресеньям направляются целыми семьями, чтобы вдоволь накупаться в теплой синей воде, а потом устроить пикник. Древние города сбегают с гор по террасам — плоские крыши, белоснежные стены… Вид у них, скорее, исламский. Иногда они изгибаются полумесяцем на берегу, их имена известны истории, но им довольно сейчас и рыбной флотилии, хотя они с благодарностью принимают новые виды промышленности, которые предлагает им «Касса дель Меццоджорно».

Вокруг бухты Мола-ди-Бари столпился народ. Там собрались парусные рыбачьи лодки. Полицейский, вежливо извинившись за отсутствие места на парковке, сказал мне, что город проводит ежегодный праздник осьминога. В честь события рыбаки представили на рынок разнообразную адриатическую рыбу — серебряную, красную, серую, алую — яркую и праздничную. На дальнем конце причала священник в зеленой ризе благословлял суда и славил Господа за одно из Его самых странных созданий.

23

Жаровня (ит.).