Страница 4 из 152
Мой знакомый подошел ко мне и слегка подтолкнул локтем, стараясь привлечь мое внимание. Он махнул рукой в сторону горизонта и указал на новые сортировочные станции, недавно возведенные фабрики, новые жилые районы. Мне показалось, что он олицетворяет собой дух Милана: неугомонный, жадный дух, который и провел этот большой город через столько испытаний к сегодняшнему деловому времени. Мы вернулись к лифтам и молча спустились на землю.
Как-то раз во время ранней утренней прогулки я неожиданно набрел на базилику Святого Амвросия. Заглянув через решетку на строгий мощеный атриум, я увидел старую церковь, опустившуюся за многие века ниже уровня современного уличного покрытия. Базилика напомнила мне о древних церквях Рима, таких как церкви Святого Климента Римского или Святой Цецилии: у храмов этих сохранились подобные мощеные дворы. Базилика Святого Амвросия, преисполненная римской серьезности, молчаливости, покоя и — самое главное — дающая возможность заглянуть в глубину веков, представляла собой разительный контраст с грохочущими рядом автобусами и трамваями, развозившими на работу первую волну клерков и машинисток.
Миновав атриум, я вошел в темную ломбардскую церковь. Температура, как в холодильнике, — немудрено, что я тут же задрожал. Постояв, заметил луч света под высоким алтарем, направился туда, спустился по лестничному маршу и вошел в крипту. Несколько старых женщин в черной одежде дожидались начала ранней мессы — они напоминали членов тайного общества или собрание древних христиан. Церковный служитель со связкой ключей поспешно сбежал по ступеням. Запрестольную перегородку он открыл с четырех сторон четырьмя разными ключами и опустил в желоба стальные панели. Старые женщины тут же упали на колени и стали креститься: перед ними предстало то, что сохранилось с древнейших времен и внушало благоговейный страх.
Сначала я разглядел только толстый кусок стекла, но, когда служитель включил огни, передо мной явилось мрачное и удивительное зрелище. В стеклянной гробнице на кровати или на похоронных дрогах лежали бок о бок три облаченных скелета. Тот, что посредине, лежал выше своих товарищей — так я впервые увидел мощи святого Амвросия, останки которого сохранились в базилике со времени его смерти в Медиолануме в 397 году. Голову скелета венчала античная митра, на руках — красные перчатки епископа, на ногах — златые тапочки, а в локтевом суставе — крест. Скелеты по обеим сторонам от Амвросия принадлежали мученикам — святым Гервасию и Протасию, умершим за веру задолго до святого Амвросия. Амвросий самолично распорядился эксгумировать мучеников и уложить их останки в свою базилику, а было это в то время, когда римская церковь запрещала эксгумацию костей святых мучеников. Это был первый случай перемещения реликвий в западную церковь, и такой обычай стал общепринятым лишь многие столетия спустя, после осквернения катакомб.
Как только месса завершилась, служитель поднял стальные ставни, и никто бы уже не догадался, что за ними находится. Останки великого римского епископа слишком священны, чтобы выставлять их в Милане на всеобщее обозрение. Мне было интересно впоследствии выяснить у туристов, многие ли из тех, кто побывали в базилике, знали о том, что там хранятся останки святого Амвросия.
Не удивлюсь, если вы заинтересуетесь историей реликвии. Вы спросите: «А настоящие ли эти останки? Как можем мы быть уверены в том, что скелет действительно принадлежит святому Амвросию?»
Святой умер ночью в Великую пятницу 397 года. На следующий день его тело было выставлено для прощания в стоявшей прежде на месте Миланского собора церкви Марии Лаго-Маджоре. В воскресенье, в Пасху, тело уложили в порфировый саркофаг и погребли под алтарем его собственной базилики, при этом выполнив завещание покойного — поместили между останками святых Гервасия и Протасия. Там они почти четыреста пятьдесят лет и находились, не потревоженные варварскими вторжениями. В 835 году в церкви устанавливали Золотой алтарь, существующий и по сей день. Когда готовили основание для алтаря, обнаружили внизу три захоронения. Останки святого Амвросия вместе с останками двух других святых мучеников перезахоронили под новым алтарем. К саркофагу в течение тысячи двадцати девяти лет (до 1864 года) никто не прикасался.
В церкви в то время проходили реставрационные работы. Саркофаг осмотрели, сняли крышку и подтвердили, что в нем находятся три скелета, тщательно зарисовали все то, что там увидели. Рисунок хранится в архиве базилики — с репродукцией можно ознакомиться в любом книжном магазине Милана. В те годы церковь в Италии переживала не лучшие времена, и научное изучение останков состоялось лишь после того, как в 1870 году в стране официально провозгласили создание королевства. В 1873 году папа римский Пий IX признал аутентичность останков. Во время обследования мощей присутствовал некий англичанин, которые описал свои впечатления в письме к кардиналу Джону Генри Ньюмену. Насколько я знаю, письмо это было напечатано лишь Эдвардом Хаттоном в книге «Города Ломбардии».
Оригинал, по словам Хаттона, находится в бирмингемской часовне, а автор письма — друг Ньюмена, Сент-Джон.
«Мне случайно позволили посетить, — пишет мистер Сент-Джон, — частную экспозицию останков святого Амвросия и святых Гервасия и Протасия. Своими глазами я видел скелет Амвросия. Присутствовало при этом также великое множество духовенства, три врача и отец Секки. Его пригласили с учетом того, что он прекрасно знает катакомбы и может с большой долей вероятности определить возраст останков и прочее… На большом столе лежали три скелета, а вокруг столпились священнослужители и медики. Два скелета отличались огромным ростом и были очень похожи. В глаза бросались следы насилия. Определили возраст мучеников — приблизительно двадцать шесть лет. Когда я вошел в комнату, отец Секки рассматривал следы пыток. Горла были вспороты с большой жестокостью, и шейные позвонки были искалечены с внутренней стороны. У одного скелета адамово яблоко Разломано, у другого оно и вовсе отсутствовало. Не помню, у кого именно. В скелете святого Амвросия кости были в неприкосновенности. Тело его в полном порядке. Нижняя челюсть (у одного из двух мучеников она была сломана) ничуть не повреждена. Я обратил внимание на совершенную ее форму, прекрасные зубы (за исключением одного коренного в нижней челюсти), белые и ровные. Лицо у него было продолговатое, тонкое, овальное с высоким выпуклым лбом. Кости белые, в отличие от тех двоих: у них они были очень темные. Фаланги пальцев длинные, изящные. В общем, кости Амвросия являли собой выраженный контраст по отношению к костям двоих мучеников».
Автор не упоминает об особенности черепа святого Амвросия, которая поразила докторов. Верхний клык с правой стороны был глубоко посажен, так что можно было предположить небольшую деформацию лица. В 1897 году Амбродже Акилле Рати — впоследствии папа Пий XI, а в те времена префект миланской библиотеки Амвросия — подчеркнул, что правый глаз святого Амвросия был чуть ниже левого. В подтверждение своей теории он обратил внимание на ранний портрет святого — мозаику пятого столетия, находящуюся в базилике Амвросия. Эта деформация весьма заметна, но до той поры к ней относились как к ошибке художника. Мозаика, скорее всего, правдиво отражает черты и согласуется с воспоминаниями тех, кто знал Амвросия. Одет он в тунику и далматик — типичная римская одежда IV столетия. Темные глаза и темные волосы, овальное лицо и коротко подстриженная борода, закрывающая щеки и подбородок.
Я приходил в базилику каждое утро — единственный мужчина среди старых женщин. Возможно, священник, если он вообще обратил на меня внимание, подумал, что я самый набожный человек в Милане. Скелет святого Амвросия вызывал во мне глубокий интерес. Словно зачарованный, я смотрел, как падали со скрежетом стальные панели и открывали то, что я считаю одной из самых достойных созерцания реликвий в Европе.
В одном из писем святой Иероним вспоминал, как во время школьных каникул ходил с другими мальчишками играть в катакомбы. Это был 350 год, а стало быть, со времени издания Миланского эдикта прошло лишь тридцать семь лет, но юное поколение воспринимало уже свободу вероисповедания как нечто само собой разумеющееся и играло в прятки возле могил святых и мучеников, к которым деды их когда-то приближались на коленях.