Страница 6 из 21
В последующем содержание «Продолжения хроники Регинона» привлекло внимание многих исследователей, предлагавших его собственное толкование.
Н. М. Карамзин подверг критике поздние источники о княгине Ольге, в частности ее «Житие» в краткой и пространной редакции, всевозможные добавления в поздних летописях и хрониках. Их он назвал баснословием и выдумками всевозможных сочинителей.[64] К числу недостоверных он отнес и сообщение в «Похвале князю Владимиру» о том, что в правление этого князя были обнаружены мощи Ольги и установлены в Десятинной церкви, поскольку в древнейших летописях никаких данных на этот счет не было.[65]
В целом знаменитый историк очень высоко оценил деятельность княгини Ольги и поставил ее в один ряд с великими государственными деятелями Древней Руси: «Предание нарекло Ольгу хитрой, церковь – святой, история – мудрой. Она не воевала, а правила государством. С деятельностью великого мужа учредила порядок в государстве, не писала законов, но давала уставы, простые и самые нужные. При Ольге Россия стала известна в отдаленных странах Европы».[66]
Определенное внимание княгине Ольге уделил и другой известный историк С. М. Соловьев. Рассматривая все предания и мнения об ее происхождении, он признал достоверным лишь ее происхождение из северных областей Руси. Сведения летописей об ее жестокой мести древлянам он не склонен считать легендарными, поскольку в древнерусском обществе месть была широко распространена, и почитался лишь тот, кто мог отомстить обидчику.[67]
Анализируя сведения летописей о реформах княгини, Соловьев решил, что на установленных ею погостах находились представители княжеской администрации – тиуны, которые не только собирали дань, но и вершили суд. Слово «повосты» из Лаврентьевской летописи он счел неправильным прочтением, возникшим при переписке текста с древней ветхой рукописи.[68]
Исследуя маршрут, по которому Ольга объезжала свои владения в начале правления, историк решил, что он проходил по окраинам Новгородской земли, т. е. рекам Мста и Луга.[69] Однако в настоящее время нет точных данных об этих границах. К примеру, Белоозеро было много севернее Мсты, а Изборск – юго-западнее Луги. При этом оба эти города были новгородскими еще при Рюрике.
С. М. Соловьев поддержал точку зрения Карамзина на то, что датой крещения русской княгини следует считать 957 г., а не 955, как в летописях. Предположение В. Н. Татищева о склонности Ольги к христианству еще в Киеве (но она якобы боялась враждебности язычников) он отверг: ведь согласно летописным данным, и в Киеве и в Новгороде при князе Игоре существовали христианские храмы в честь Ильи-пророка и Спасо-Преображения.[70]
Историк высказал мнение о том, что Ольга осталась недовольна оказанным ей в Константинополе приемом, поскольку ее заставили долго ждать в гавани и принимали на недостойном ее низком уровне.[71] Позднее византинисты убедительно оспорили эту точку зрения – Ольгу принимали на самом высоком уровне.
Рассматривая содержание «Продолжения хроники Регинона», Соловьев счел сомнительными сведения о том, что именно Ольга отправила послов к германскому императору. По его мнению, русские визитеры были самозванцами: желая получить дары от католического духовенства, они самовольно пригласили миссионеров в свою страну. В итоге оказалось, что в Киеве епископа Адальберта никто не ждал, и его миссия провалилась.[72]
Саркофаг из волынского шифера. X в. Найден при раскопках Десятинной церкви. Предполагается, что в нем была захоронена княгиня Ольга
Историк полагал, что Ольга обладала большой личной собственностью. В Вышгороде находилась ее загородная резиденция, хранилась казна. Село Будутино она отдала ключнице Малуше, когда та родила от Святослава сына Владимира. Позднее та пожертвовала его Десятинной церкви.[73]
В целом Соловьев, как и Карамзин, высоко оценил деятельность княгини Ольги, назвав ее «устроительницей Русской земли, мудрейшей из женщин». По его мнению, в Древней Руси княгини занимали высокое положение: имели значительное имущество, содержали целый штат слуг, участвовали в пирах, охоте, отличались хитростью, смекалкой, были храбры и находчивы.[74] Эти выводы он сделал, исходя из фактов биографии Ольги.
Не менее положительно относился к Ольге и другой историк рубежа XIX и XX вв. – академик С. Ф. Платонов. Он даже полагал, что с 945 по 957 г. княгиня правила совершенно самостоятельно всем Древнерусским государством. Подобно другим знатным женщинам своего времени она обладала полной гражданской и имущественной самостоятельностью, отличалась государственной мудростью, смекалкой и в этом отношении смогла «переплюнуть» самого византийского императора.[75] В данном случае Платонов счел достоверными сведения летописей о том, что Константин сватался к Ольге, но та, не желая портить отношения отказом, перехитрила его и сделала брак невозможным.
Академик Б. Д. Греков также полагал, что Ольга была совершенно самостоятельной правительницей: установила размер дани, взимаемой с подвластных территорий, создала административно-хозяйственные пункты по управлению территориями, проводила собственную международную политику, владела замковым городом Вышгород. Обо всем этом было известно в Византии, поэтому она получила от императора более ценные дары, чем ее сын Святослав в лице своего посла. Греков не сомневался, что Ольга сама отправила послов к германскому императору, желая установить с ним дружеские отношения.[76]
В последующее время историки стали уделять больше внимания отдельным сторонам деятельности княгини Ольги и конкретным фактам ее биографии. Так, А. Н. Сахаров написал обстоятельный очерк, посвященный дипломатии Ольги. Он подробно проанализировал все, дошедшие до нас источники, дал оценку предшествующим трудам, начиная с В. Н. Татищева и заканчивая В. Т. Пашуто, М. Б. Свердловым и А. Г. Кузьминым.[77]
Сахаров согласился с мнением Карамзина о том, что княгиня ездила в Константинополь в 957 г. и что летописцы допустили ошибку в дате этого события. Цель визита Ольги состояла не только в крещении, но и в установлении с Византией равноправных отношений, и для этого она дважды посещала императора Константина – поэтому в своем сочинении о ее визите он и забыл упомянуть о ее крещении. Главным для Константина было описать пышный церемониал, по которому принималась русская княгиня: она была удостоена личной беседы с императором и членами его семьи; во время официальной части ее не заставили падать ниц перед императорским троном, а во время неофициальной части даже предложили сесть; в честь нее и ее спутников был устроен обед, после которого всех одарили подарками.[78] В данном случае А. Н. Сахаров убедительно доказал несостоятельность мнения С. М. Соловьева, утверждающего, что Ольга была принята в Константинополе недостаточно пышно.
Рассматривая различные источники об обстоятельствах крещения Ольги и пытаясь объяснить существующие в них противоречия, Сахаров предположил, что княгиня могла стать христианкой дважды: первый раз неофициально, в Киеве, второй раз торжественно и публично, в Константинополе. Относительно причин провала миссии в Киев католического епископа Адальберта Сахаров высказал мнение, что тот превысил свои полномочия и решил поставить Русь в зависимость от католического духовенства, в частности главы германской церкви. Естественно, что Ольга и ее окружение не пожелали подчиняться каким-либо иностранцам.[79]
64
Там же. С. 272.
65
Там же. С. 294.
66
Там же. С. 129.
67
Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 1. Т. 1. М., 1988. С. 147-148,
68
Там же. С. 149.
69
Там же. С. 301.
70
Там же. С. 143, 151.
71
Там же. С. 153.
72
Там же. С. 302.
73
Там же. С. 303.
74
Там же. С. 237.
75
Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 100.
76
Гревов Б. Д. Киевская Русь. М., 1949. С. 295-298.
77
Сахаров А. Н. Дипломатия княгини Ольги // Вопросы истории. 1979. № 10. С. 25-35.
78
Там же. С. 42-43.
79
Там же. С. 43.