Страница 2 из 7
После его ухода я вздохнул с облегчением. Тем не менее, ксёндз был одним из первых, кого я пригласил на праздничный ужин. Вне зависимости от того, во что я верю, я верю в то, что жрец религии, поддерживаемой большинством народа — влиятельное в городе лицо.
Парадную комнату на первом этаже украсили портреты предков — самых красивых, а значит, наименее похожих на меня. Всё же фамильные черты читались отчётливо… Черты лица, а может быть, и черты характера? И судьбы? Как-то раз, готовясь вступить в одно деловое сообщество, которое позволило бы мне всё выиграть — или, в случае неудачи, всё проиграть — я уже задумывался о том, что на самом деле толкнуло меня сделать опасный шаг. Что-то во мне или что-то вовне? Шаг оказался финансово выгодным, я выиграл, а значит, забыл о колебаниях. Что вернуло меня в тот день? Пожалуй, колорадские жуки с плакатов: стены в том круглом офисе украшал насекомоподобный орнамент… а председатель сообщества, рассматривавшего мою кандидатуру, был весьма образован и шпарил по-латыни не хуже любого ксёндза… Прочь, настырные воспоминания! Я не из тех, кто живёт прошлым. Но сейчас прежнее состояние ментальных процессов воскресло, если оно вообще умирало, и бездна, где плавали безвидные рыбы случайности и предопределённости, генеалогии и генетики, дохнуло йодистыми испарениями, и я усомнился, что мыслил о себе верно до сих пор.
— Ой, такой молоденький, а такой вежливый! — расхваливала ксёндза домработница, расставляя на столе посуду, в то время как я, пыхтя, подвешивал последний портрет. Я ещё не дожил до того, чтобы заставлять людей мне служить, но женщина для помощи по хозяйству была необходима. — И очень верующий, не то, что другая-то в наше время молодёжь. Может, потому, что приезжий, из Дрогобыча, это в Советском Союзе…
— Советского Союза теперь нет, пани Дымна.
— Нет, ну и нет, пусть ему чёрт приснится, а Дрогобыч-то остался!
Самые длинные в году июньские дни оставляли мало надежды на ужин в стиле прошлого века, при свечах. Неустанное солнце беспрепятственно лилось во все окна. Не успел я управиться с изображением Юзефа Жош-Лещницкого (чьё имя подсуфлёрила надпись углем на обороте холста), как мои владения осчастливил первый визитёр.
Итак, в мою гостиную повелительно вторгся… да что это на нём? Чёрный смокинг, в летний вечер, это ж надо! Новому знакомому не отказать было в умении горделиво носить как смокинг, так и свой орлиный профиль. Кофейная цыганская страстность так и прыскала из углов морщинок, окружавших линию коротких густых ресниц. Цыганистость предполагала курчавые волосы, но природа вовремя спохватилась: волосы оказались чёрными, однако прямыми, прилично зачёсанными назад. Из нас двоих неосведомлённый наблюдатель не поколебался бы принять за аристократа — его… Осечка, дорогие мои, верность штампам! Фамилия «Жош-Лещницкий» по праву принадлежала мне, а великолепие в смокинге звалось Алойзы Ковальский. Всего-навсего Ковальский. По-английски, мистер Смит. Смит (Ковальский) возглавлял местный краеведческий музей. При виде портретов прицельно сощурился… Опоздал, почтеннейший, опоздал! Раньше надо было расковырять стену в подвале автобазы, а теперь фамильные портреты — моё достояние, и уступать их какой-либо из них музейной экспозиции я не собираюсь.
Ту, которая вошла следом за Ковальским, я сперва ошибочно идентифицировал как его спутницу. Он шёл на таран орлиным носом, она грудью… и какой грудью! Сладкие желейные возвышенности, растопыристо глядящие в разные стороны, словно косящие от смущения — мнимого, учитывая их открытость, наверняка большую, чем позволяют провинциальные нравы. Ложбинку между грудей закрывал, одновременно привлекая к ней внимание, крупный прозрачный гранёный камень. Не алмаз. Кварц, как пить дать. В прошлом мне случалось заниматься и минералогией… Грудь колыхалась так красноречиво, что я не сразу перевёл взгляд на лицо, которое досказало то, в чём стеснялись признаться желейные холмы. Причёска, гладкий лоб и серые глаза холодно твердили, что безразлично, родилась эта женщина белокурой польской красавицей или сделала себя такой, она давно перестала отделять искусственное от естественного. А крупный подвижный рот с горькими складками, ускользнувшими из-под влияния косметологов, силился не выдать, что она упрямо ждёт естественности, и страдает от её недостатка, и старается возместить недостаток в недолгие оставшиеся годы, по истечении которых никакой косметолог не вернёт груди упругость, а глазам — жизнь.
Она тоже прошаркала взглядом по стенам, и взгляд стал испуганным. Ну да, я не люблю новых стен. Я слишком долго жил в новых домах — отвратительно рациональных и отвратительно новых. По моему желанию, интерьеры жилища Жош-Лещницких были выполнены в манере некоторой обветшалости. Потемнелости. Пожухлости, я бы сказал. Поймите и меня, впервые я завёл собственный замок.
Я был уверен, что дама пришла с Ковальским, пока она не крикнула, обернувшись к светлому солнечному проёму двора:
— Павел! Оставь свою машину, хватит! Мой муж, — пояснила она, — сумасбродный автолюбитель.
— Пани Ядвига Турчак, — приклонился к ней в полупоклоне Ковальский.
Павел Турчак, мэр Вильчи, долго топтался на пороге, вытирая о коврик с надписью «Welkome» (в Польше они встречали меня повсюду, в каждом супермаркете) свои блестящие узкие ботинки до скрежета старательно, словно это были облепленные навозом сапожищи. Туфли и костюм стискивали его, не давали глубоко вдохнуть. Ему бы в потёртых портках, да в фуфайке, да на вольный простор! Приземистый, розовоносый, с лысиной, такой отражательно-блестящей, словно он каждое утро после бритья минимум пятнадцать минут чистил её пеной для мытья стёкол, городской голова, как я узнал на собственном опыте, был чиновником деловитым и не бессовестным; где надо, учтивым, где надо, умеющим прикрикнуть и употребить власть… Только не дома. В присутствии жены он делался молчаливым, плюшевым и, кажется, вообще не собирался отходить от машины.
За широкой спиной пана Турчака, возвышаясь над его лысиной, шли и беседовали двое. Один был мой знакомый ксёндз, беглец из Советского Союза дрогобычский первочеловек Адам. Второго он старался заботливо опекать и отечески наставлять, и это не выглядело смешно, хотя тот, второй, был, похоже, его ровесником. Глядя на того, второго, я поверил, что пани Ядвига и впрямь урождённая, а не искусственная, польская красавица, и что пан Турчак, снедаемый автомобильной страстью, в юности тоже был хоть куда и вовсе не натирал лысину пеной для мытья стёкол, потому что и лысины у него тогда никакой не было, а были вот такие льняные волосы до плеч, и открытое лицо Янека из народной сказки, вот в чём фокус-то! На добром молодце Янеке с двух сторон висли девицы, похожие, как двойняшки. Правую, как потом выяснилось, звали Яся, а левую — Бася. Отметив, что у Баси на левой щеке родинка, и вообще, между ними нет ничего общего, кроме цвета волос и худощавых фигур, я потом обращался к каждой из них правильно, чем здорово их разочаровал: они-то, видно, думали меня запутать!
— Пан Жош-Лещницкий, — без церемоний приступил простецкий Янек к делу, отодвинув ксёндза, потеребливая подол свитера (я было подумал, что это кольчуга, да нет, свитер, хотя и штаны выглядели как-то кольчужно), — я режиссёр, представляю самодеятельный народный театр. Прошлым летом мы завоевали второе место в Сопоте, а этим летом ищем площадку, и ваша усадьба идеально подошла бы для действа…
— Войтек! — прикрикнули на него дуэтом пан и пани Турчак. Так значит, Войтек, а не Янек. Самодеятельный театр. Тоже славно.
— Почему бы нет?
— Всего одно представление! Но какое!
— Дорогие гости, стол готов…
Но, как и следовало ожидать, возможность насытиться мало занимала этих совсем не голодных представителей вильчанской элиты. Намного больше интересовали гостей результаты ремонта здания — точнее, то, что они оказались противоположны общепринятым результатам ремонта. Всё правильно, так и задумывалось! Мой ремонт содрал с автобазы изнутри кожу современности, обнажив каменное неколебимое мясо старинной кладки. Нервами и сухожилиями пролегают в своих руслах электрические провода, усиленные паутиной из проволоки. Потолок асимметрично зачернён в формах человеческих силуэтов. Портреты предков смотрятся на этих агрессивных стенах несколько зловеще, может быть, искажённо, но удачно — по-моему, удачно. Это я смею утверждать как специалист по рекламе.