Страница 3 из 97
В свою очередь, и Примаков стремился защитить коммунистов от обидчиков.
Понятное дело, чтобы выполнить явно чрезмерные "социальные" обещания, которые с самого начала стал раздавать академик, нужны были деньги. Где их взять? Традиционный советский способ их добычи -- включить печатный станок. Уже в сентябре (а Примаков, напомню, был утвержден премьером 11-го числа этого месяца) было напечатано семнадцать с половиной миллиардов рублей. Если учесть, что за первые семь месяцев 1998 года выпустили лишь семьсот миллионов "новых" рублей, -- контраст был разительный. Из этих-то свеженапечатанных миллиардов в основном и стали выплачивать задержанные зарплаты бюджетникам, денежное довольствие военным, стипендии студентам.
Ясно, однако, было, что вслед за массовым выпуском "пустых" купюр неминуемо последует всплеск инфляции. Предотвратить его можно было, только получив откуда-то реальные деньги. Почти весь срок примаковского премьерства заняло упорное, отчаянное выпрашивание иностранных кредитов, прежде всего кредитов МВФ.
Однако руководители международных финансовых организаций не торопились их давать академику. В общем-то, западные эксперты без труда заметили неприемлемые для них тенденции в экономической политике нового правительства. Неустанные примаковские уверения, что "отката от реформ не будет", естественно, не могли их ввести в заблуждение.
Время шло, а экономическая ситуация в стране не улучшалась. В аналитическом докладе, подготовленном Институтом экономических проблем переходного периода -- одной из самых авторитетных организаций в сфере экономической науки, -- подводились в общем-то неутешительные итоги этих начальных месяцев деятельности правительства Примакова и давались довольно мрачные прогнозы: "Популистский курс, проводимый властями после августовского кризиса, привел к серьезному ослаблению денежной политики. Причем, если сразу после кризиса наращивание денежного предложения (то есть чрезмерный выпуск "пустых" денег. -- О.М.) происходило на фоне снижающихся темпов инфляции и не сопровождалось заметным снижением валютного курса, то к концу 1998 года началось ускорение инфляции и увеличение темпов падения рубля".
"По нашим оценкам, -- говорилось в отчете, -- осуществление на практике мер, заявленных правительством Примакова в сентябре -- декабре 1998 года… потребует роста денежной массы в 1999 году от 55 до 170 процентов, что приведет к инфляции в пределах от 65 в оптимистичном сценарии до 250 процентов -- при пессимистичном прогнозе. К концу 1999 года… курс рубля должен будет опуститься до 80 рублей за доллар".
Вообще, прогнозы независимых экспертов, которые анализировали экономическую деятельность правительства Примакова -- Маслюкова, становились все тревожней. Поговаривали даже о возможном повторении дефолта.
Но отставку "Примуса" приближали не только экономические неуспехи. Как уже говорилось, когда его выдвигали на пост премьера, с ним было заключено своего рода джентльменское соглашение, что он не будет претендовать на пост президента. Однако в какой-то момент в его настроении произошла неожиданная метаморфоза. Как часто бывает в подобных ситуациях, ему, по-видимому, понравилось располагать колоссальной властью, назначать министров, держать в руках все блоки экономики... Так или иначе, во время одной из встреч он неожиданно сообщил руководителю Администрации президента Валентину Юмашеву о созревшем у него плане: в 2000-м он все-таки "пойдет" в президенты (больше, мол, "идти" некому), а года через два уступит место другому, более молодому.
По уверениям Юмашева, он не сообщал об этом разговоре Ельцину, но и без того -- по всей совокупности примет, по всему образу действий Примакова -- было видно, что намерения у него сделались вполне серьезными. К тому же неудержимо росли популярность и влиятельность премьера, что, разумеется, повышало его шансы на "продвижение по службе"...
Однако у Ельцина никогда не было ни малейшего намерения делать из Примакова преемника (хотя сам Евгений Максимович рассказывал об одном их разговоре, в котором Борис Николаевич вроде бы на что-то намекал...). Вдобавок к тому времени у президента на примете вообще уже имелся совсем другой кандидат в наследники...
В общем, в апреле 1999 года уже всем было ясно, что дни Евгения Максимовича на посту председателя правительства сочтены.
Сторонники Примакова пытались предотвратить его отставку. Она изображалась чуть ли не вселенской катастрофой. Вождь коммунистов Зюганов пригрозил, что в случае увольнения премьера он и его однопартийцы выведут на улицу народные массы.
Однако, несмотря на эти угрозы, 12 мая Ельцин отправил правительство Примакова в отставку.
Реакция на это "народных масс", в самом деле, была резко отрицательной: 81 процент опрошенных Фондом "Общественное мнение" не одобрил отставку премьер-министра и лишь восемь -- одобрили. Россиянам нравился Примаков. Как уже говорилось, от него веяло солидностью, надежностью, положительностью. Его бы, пожалуй, и президентом избрали…
Кстати, как всегда в таких случаях, рейтинг "обиженного" -- в данном случае "президентский" рейтинг -- сразу же поднялся: по данным ФОМ, если бы выборы президента проводились в момент опроса, Примаков набрал бы больше всего голосов (22 процента), опередив на пять процентов Зюганова. До отставки "президентский" рейтинг Примакова не превышал 19 процентов.
Впрочем, всплеск народной любви оказался непродолжительным -- продержался лишь неделю. После того, как Дума утвердила следующего премьера -- Степашина, -- все показатели популярности Примакова -- рейтинг доверия, "президентский" рейтинг -- вернулись на прежний уровень, хотя и оставались достаточно высокими, чтобы их обладатель мог вклиниться в уже складывавшуюся компанию кандидатов в президенты, причем с немалыми шансами на успех.
Тяжела ты, кепка Мономаха!
Президентские амбиции Лужкова стали проявляться давно. Точнее, не проявляться (сам он не торопился делать их явными), а ощущаться обществом. И многими поддерживаться...
В открытую, явную фазу президентские устремления московского мэра перешли после отставки правительства Кириенко, когда встал вопрос о преемнике Сергея Владиленовича. Юрий Михайлович предпринял отчаянный штурм открывшейся перед ним высоты. Особенно активным этот порыв сделался после того, как Черномырдин во второй раз провалился в Думе.
В принципе, как уже сказано, Лужков располагал мощной поддержкой: помимо некоторых деятелей президентской администрации, его активно продвигала в премьеры часть региональных начальников. Однако сам Ельцин поставил на нем жирный крест, твердо отчеканив в одном из приватных разговоров: "Кандидатуру Лужкова мы не обсуждаем" (возможно, Юрий Михайлович об этом не знал, хотя, не исключено, и догадывался).
Вне зависимости от своих личных отношений с Лужковым, -- а они с какого-то момента пошли по нисходящей, -- Ельцин вообще считал его человеком слишком мелким, недостаточно масштабным, чтобы руководить страной. К тому же его настораживало и отталкивало, что Лужков неустанно поносил реформы и реформаторов, да и лично конфликтовал с ними -- с теми людьми, с которыми Ельцин начинал судьбоносные для России перемены.
Как бы то ни было, окончательно удостоверившись, что Кремль не собирается делать на него ставку как на преемника, Лужков решил двинуться к вершинам власти самостоятельно, фактически первым -- хоть и не объявляя об этом, -- начав президентскую кампанию. Хотя до президентских выборов было еще далековато, -- чуть менее двух лет, -- однако "большой мэр", по-видимому, считал, что у него достанет сил выдержать этот марафон: уверенности в этом ему придавал его высокий рейтинг, широкая популярность среди населения.
Стараясь поддержать и увеличить свою популярность, московский мэр, вроде бы безошибочно, выбрал несколько направлений своих постоянных ораторских нападок -- опять-таки беспощадную критику реформаторов, которые "разорили Россию", страстное обличение "воровской" приватизации, в результате которой страна была "разграблена", и бичевание ненавистного для него монетаризма.