Страница 17 из 95
После разгрома османов войсками Яна Собесского под стенами Вены в 1683 году начинается новый период средиземноморской истории. Он отмечен постепенным упадком могущества Османской империи, потерпевшей ряд чувствительных поражений в Эгейском и Средиземном морях. В ходе войны за Морею (1683–1699 гг.) госпитальеры действовали в тесном контакте с так называемой Антитурецкой лигой. Она объединяла на первом этапе Испанию, Польшу, Венецию и папское государство. Однако союзники действовали все более вяло. На смену средневековой романтике Крестовых походов приходило трезвое стремление развивать торговые связи в Восточном Средиземноморье. Все реже проявляли готовность бряцать оружием Генуя и герцогство Тосканское. Утолила свой аппетит Венеция, проглотив (по Карловицкому миру 21 февраля 1699 года) вожделенную Морею и лакомый кусок Далматского побережья… Перед суверенным военным Орденом госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского, Родосским и Мальтийским замаячил российский период. Интерес оказался взаимным. Уж кто-кто, а Россия была готова в любой удобный момент пощекотать турецкие нервы…
«Губерния Российской империи»
Любителям послушать новости или сегодняшние хроники происшествий наверняка хорошо знакомо название «Институт Склифосовского». Москвичи, попавшие в серьезные передряги, частенько оказываются в его больничных палатах. А многие ли знают, что зародилось это известное учреждение, как… странноприимный дом, подобный традиционным госпиталям, повсеместно открываемым в местах пребывания членов Ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Да, не удивляйтесь, заложил его сын знаменитого петровского боярина, военачальника и дипломата Бориса Петровича Шереметьева. Так он продолжил дело отца, с которого начинались российско-мальтийские связи…
В конце XVII века вступивший на престол молодой русский царь Петр Алексеевич во главе Великого посольства колесил по Европе. Задумавший большие перемены на Руси, государь знакомился с традициями и бытом стран — законодательниц моды и прогресса. Но была у Петра I еще одна цель — влить свежую воинственную кровь в Антитурецкую лигу, в которую Россия вступила, однако застала ее в полусонном состоянии. Остров Мальта — общепризнанный центр борьбы с Османской империей представлял особенный интерес. Туда-то и отправился после посещения Рима боярин Шереметьев вроде бы по личной инициативе. Во всяком случае, в царской грамоте, которая была при нем, значилось, что следует он в Италию и на Мальту по «охоте его». Сам боярин подчеркивал, что отправился в Рим поклониться мощам апостолов Петра и Павла, даровавшим России победу над турками. Мальта же привлекла его желанием «большую себе к воинской способности восприять охоту». Переводя на современный язык, поучиться у рыцарей воинскому искусству.
Но все же главной, хоть и не явной, его задачей была целенаправленная дипломатия. Ведь у России с Оттоманской империей были свои счеты. И наместник Вятский и ближний боярин Петра I имел поручение прощупать настроения Рима перед приездом туда русского Великого посольства. Очень важно было сблизить позиции в «турецком вопросе» российского государя и главы католической церкви. Тот, как и раньше, мог способствовать объединению европейских стран против угрозы с Востока. Порученец Петра I имел для этих целей соответствующие царевы грамоты для папы и Великого магистра ордена госпитальеров. Такие же Петровы посланцы, с намерением заново сплотить партнеров по Антитурецкой лиге, разъехались по Европе и старались взрыхлить боевую почву при дворах в Лондоне, Вене, Праге, Кенигсберге…
На приеме у Его святейшества Иннокентия XII речь Шереметьева и беседы с присутствующими были столь дипломатичны, что сложилось впечатление, будто Борис Петрович признает папу главой Вселенской церкви и сам готов перейти в католическую веру. А посол госпитальеров при папском дворе, сообщая Великому магистру о предстоящем визите боярина, назвал его родственником царя, главнокомандующим войсками, которого милостиво принял Святой отец. К тому времени сорокапятилетний Борис Петрович уже действительно был признанным военачальником, успешно действовавшим в различных кампаниях, включая Крымские походы в 1687–1689 годах.
Нынешний европейский вояж боярина хоть и не мог сравниться с Великим посольством самого Петра I, но тоже проходил весьма внушительно. В его свите было не менее пятнадцати сопровождающих. В Австрии российского вельможу принимал император Леопольд, в Польше — король Август II… Авторитетнейший историк XIX–XX веков, ученый корреспондент Императорской академии наук в Риме, основатель и первый председатель Русского исторического общества в Праге, профессор Евгений Шмурло в своем исследовании о поездке Шереметьева на Мальту писал: «Появлению Шереметьева в Европе современники придавали несомненный политический характер, тем более что сам он, своим поведением, не только не оспаривал такого представления, но, сознательно или бессознательно, давал повод думать, что поездка его предпринята неспроста».
Приезд сановного вельможи из близкого окружения русского царя для чиновников Мальтийского ордена тоже не был рядовым событием. Об этом говорит торжественный церемониал встречи и готовность Великого магистра немедленно приступить к переговорам. Доставила Бориса Петровича Шереметьева на остров галера адмирала мальтийского флота Спинола. Когда судно пришвартовалось в порту Валетты, невзирая на глубокую ночь, с форта Сент-Эльмо его приветствовали оглушительным пушечным салютом. По трапу и до поджидавшей гостя кареты с гербом Великого магистра Раймона де Переллоса его несли в богатом, расписном паланкине. Сам хозяин кареты уже ждал русского посланника. Однако от ночной аудиенции уставший вельможа отказался, сославшись на плохое самочувствие.
Непривычного к морским путешествиям Шереметьева элементарно укачало. Та к что он не покидал предоставленной ему резиденции и весь следующий день. Его встреча с великим магистром произошла только 14 мая. Борис Петрович вручил Раймону де Переллосу грамоту Петра I, призывающую Орден к сближению с Россией в борьбе против общего врага. «Завоевав Казы-Кермень и Азов, — указывалось в документе, — заключив союз с цесарем, королем Польским и республикой Венецейской в целях на тех неприятелей, Турского султана и хана Крымского, войска наши с разных стран водяным и сухим путем войною посылать и государства и юрты их наступательно воевать», мы надеемся, что «по сему нашему объявлению, тот случай в сие удобное время и вас, славных кавалеров, против тех неприятелей наипаче прежнего охотных сотворит»…
Эта дипломатическая победа по своей значимости не уступала боевой. Орден в лице России увидел столь могущественного союзника, что великий магистр даже посчитал необходимым расширить программу чествований ее представителя. Теперь во время осмотра мальтийских укреплений Шереметьева каждый раз встречал салют. Даже посадка его на корабль служила поводом для артиллерийских выстрелов. Под гром почетной канонады посланца далекой северной страны перевозили от форта к форту, провели ему экскурсию по госпиталю. На воскресной торжественной обедне в соборе Святого Иоанна он был посажен на почетное епископское место. Не было отбоя от посетителей и в самой резиденции Шереметьева. Поприветствовать посланца посчитали необходимым почти все члены Генерального капитула и многие рыцари. В день отъезда с Мальты российский подданный Борис Петрович был пожалован в кавалеры Мальтийского ордена. Ему вручили золотой крест с бриллиантами и грамоту на право его ношения. В честь нового рыцаря был дан парадный обед, на котором он сидел по правую руку от великого магистра.
Обласканный и довольный результатами визита вельможный дипломат отбыл с острова в сопровождении двух боевых галер. Ночью за ним погнались пираты, но, слава богу, все обошлось. Во время второй аудиенции у папы римского Шереметьев выглядел вальяжно и независимо, и на деликатный вопрос ответил, что даже не думал переходить в католичество. Поступок такой, впрочем, был вполне ожидаем. Например, сопровождавший боярина будущий архангельский вице-губернатор Алексей Курбатов тайно новую веру принял. Однако даже в наши дни две крупнейшие церкви — православная и католическая — все никак не могут договориться о встрече своих высших иерархов. А уж тогда патриарх Московский и всея Руси Адриан, боровшийся против проникающего влияния Запада в русскую жизнь, осудил ватиканские встречи Шереметьева. Но с приближенным молодого Петра, который сам внедрял немецкие обычаи, он поделать ничего не мог. А вот дьякону Петру Артемьеву, который писал «Записку» о путешествии Шереметьева, на орехи досталось. Его расстригли и сослали в Соловецкий монастырь.