Страница 26 из 78
«А сейчас я буду с вами нежно прощаться!»
Была у меня учительница истории, Наталья Петровна, расчудесная тетка. Я сейчас говорю даже не о ее педагогическом таланте, а о чисто человеческом обаянии. На ее уроки мы всегда ходили, как на праздник, настолько все было весело и интересно. Впрочем, не буду сейчас впадать в лирику на тему «школьные годы чудесные», я о другом. Так вот, у Натальи Петровны была коронная фраза: «А сейчас, дорогие мои, я с вами буду нежно прощаться!» Произносила она ее обычно в конце урока, но иногда и перед более длительной разлукой – например, перед каникулами.
С момента окончания школы минуло уже, страшно сказать, почти десять годков-с, а фраза эта крепко застряла у меня в сознании. Теперь я вставляю ее к месту и не к месту всякий раз, когда собираюсь с кем-то расстаться – неважно, на несколько месяцев или минут.
Запись из дневника.
Итак, мои дорогие, сейчас я буду с вами нежно прощаться… Вернее, не с вами, а со своей прошлой жизнью, своими друзьяии, родными – в общем, со всем, что было для меня привычным в течение двадцати шести лет, но с чем, увы, мне предстоит вскоре расстаться. Настало время уезжать…
Мой последний месяц в России пролетел как-то бестолково. Абсолютно ничего не отложилось в памяти – ни встречи с друзьями, ни трогательные последние свидания с родней, ни напутствия… Но, несмотря на то что последние дни прошли как в тумане, собственно день отъезда врезался мне в память намертво. Все было очень эмоционально и слезливо-сентиментально, аж самой противно…
В последнюю ночь дома мне так и не удалось поспать. Я жутко нервничала и переживала, понимая, что неумолимо истекают мои последние часы в России и совсем скоро начнется абсолютно другая жизнь… Чтобы как-то упокоить нервы и занять себя, я пересмотрела какие-то старые фильмы, затем попробовала почитать книжку, но поняла, что совершенно не разбираю, о чем там написано, смысл от меня ускользал. Отложила книгу, попыталась заснуть. Ворочалась-ворочалась, и вдруг как разрыдаюсь от страха!.. Немного успокоившись, пошла на кухню попить. Туда же вскоре явилась мама, которой тоже не спалось.
– Ну что, – спрашивает, – ревешь? – Она всегда отличалась высокой проницательностью… Мы обнялись с ней и еще некоторое время поревели хором.
Встретились с папой – наспех, в машине, на пять минут, мне было страшно некогда. Расщедрился, преподнес мне тоненькое золотое колечко – вроде как подарок на будущую свадьбу…
Позвонила бабушка. Я заранее предупредила ее, что если она начнет реветь, то я и разговаривать-то с ней не стану, и так нервы на пределе… Первые пять минут разговора она еще как-то держалась, бодрилась. Когда же настало время сказать последнее «до свидания», она не выдержала и расплакалась прямо в голос.
Заехали к деду. Тот тоже пустил слезу, вот это меня просто доконало – я никогда раньше не видела его плачущим.
– Ну что ты в самом деле, – рассердилась я, – словно на войну меня отправляешь! Как будто в последний раз меня видишь! Я уже через полгода приеду, мне надо будет визу новую получать!
– А кто знает, – пробормотал он сквозь всхлипывания, – может, больше и не увидимся, я же такой старый, наперед загадывать нельзя…
Как назло, поезд на Москву опоздал на полтора часа. Все это время мы (то есть я, мама и сестра) проторчали на перроне на пронизывающем ветру, приплясывая, чтобы согреться. Дашка торжественно вручила мне запечатанный конверт и сказала, чтобы я прочитала ее послание только тогда, когда уже буду в поезде.
…То ее прощальное письмо до сих пор хранится у меня в дневнике, зажатое между страницами общей тетради…
«…Ну вот, ты распечатала мое дурацкое, нелепое письмо, а это значит, что ты уже едешь… А за окнами, наверное, темно и бегут вереницы деревьев… А я в этот момент, скорее всего, бреду по перрону и, возможно, плачу…
Да, конечно, я уже привыкла, что ты давно живешь своей жизнью, что ты всегда далеко, на расстоянии… Но это все равно по-другому. Потому что сейчас ты не просто уезжаешь в другой город или страну – ты уезжаешь в другую жизнь, ты выходишь замуж… А это значит, что теперь все будет не так, как раньше… Раньше ты была частью НАШЕЙ семьи, а теперь ты создашь СВОЮ, а мы останемся просто родными. Я, наверное, пишу банальности, но просто думаю я в данный момент именно такими конструкциями.
Теперь мы будем реже видеться – и меня это огорчает. Потому что я тебя очень, сильно-пресильно люблю, моя самая лучшая сестричка!!! Я вот сейчас пишу и реву…
…Я хочу, чтоб ты знала – ты необыкновенная!.. Я никогда не стану такой, как ты, а я всегда с детства тебе завидовала и хотела быть на тебя похожей. Это правда…»
И я до сих пор плачу, когда перечитываю это письмо. Всякий раз… Как впервые…
«Дорогая, это Индия!»
Запись из дневника.
Иногда я ловлю себя на том, что все происходящее кажется мне нереальным, как во сне. До сих пор не верится, что я действительно нахожусь здесь. Я прилетела несколько дней назад… Однако каждое утро, когда я выползаю из своего гостиничного номера в сад, чтобы позавтракать на свежем воздухе, наблюдая, как по залитой солнцем траве шныряют юркие бурундучки, моя душа наполняется диким восторгом – да, да, да, я в Индии, вместе с любимым! Это не сон…
Санни устроил меня в гостиницу, знакомую мне еще по прошлому визиту в Агру. Считается неприличным, чтобы возлюбленные до свадьбы жили и спали под одной крышей, именно поэтому – ради соблюдения формальных приличий – я не остановилась в доме его родственников. Собственно, приличия действительно остались лишь формальностью, ибо каждую ночь конечно же Санни проводит со мной в номере.
Занятно, что весь обслуживающий персонал гостиницы прекрасно меня помнит, хотя с момента моего прошлого приезда прошло больше трех месяцев… И они, разумеется, ждут того же и от меня, постоянно подкатываясь ко мне с дружескими улыбочками:
– Мэм, вы меня не узнаете?
Ну конечно же я не узнаю… Если честно, для меня они все на одно лицо, уж извините… Все работники этой гостиницы, как на подбор, темнокожи, худощавы и усаты.
Единственный, кого я признала, – это Бола, мой «горничный». В этот раз он снова, как и в прошлый приезд, обслуживает мою комнату, убирает, выносит мусор, меняет белье, приносит мне завтраки, чай, кофе, воду… Словом, незаменимый в хозяйстве человек! Ко мне Бола относится с каким-то благоговейным трепетом, стесняясь лишний раз слово сказать. Прежде чем заговорить со мной (в случае совсем уж крайней необходимости), он долго собирается с духом и морально готовится к такому важному событию. Меня он по-настоящему забавляет… У него немного женственные повадки, голос и взгляд; он даже при ходьбе виляет бедрами, как манекенщица. Первое время, грешным делом, я думала, что он гей (а что, в Индии тоже такое случается), но потом выяснилось, что у Болы есть жена и двое детишек…
Впрочем, о Боле, который, несомненно, является личностью уникальной, я еще успею рассказать. Времени у меня предостаточно, практически весь день Санни на работе, а я от безделья описываю все свои впечатления, шаг за шагом… Так что надо соблюдать последовательность повествования – вернемся к тому моменту, как я села в самолет.
…Пока пассажиров еще не попросили отключить сотовые телефоны, я в панике отправила Санни эсэмэску следующего содержания:
«Я уже в самолете. Я ТАК БОЮСЬ!!! Напиши мне что-нибудь хорошее…»
«Я с тобой, моя девочка – откликнулся он. – Все будет хорошо, не волнуйся! Люблю тебя, жду тебя».
…Полет прошел в целом нормально, если не считать двух парней-белорусов, которые сидели позади меня. Эти добрые молодцы стали активно заливать в себя виски, едва мы успели взлететь, а затем, развеселившись, начали орать на весь салон глупости типа: «Белораша форева, Лукашенко зэ бест!» Спустя некоторое время к этой милой компании присоединился тоже в зюзю пьяный пенджабец; он вообще лыка не вязал, все время бубнил что-то неразборчивое по-английски вперемешку с хинди, так что понять его было практически невозможно, но, тем не менее, белорусы с ним все же достаточно живо общались на какую-то увлекательную тему. К концу полета пенджабцу стало плохо, и он принялся издавать угрожающие звуки, обещая, что его сейчас вывернет наизнанку… Разумеется, находившиеся в салоне индийцы с чувством оскорбленного достоинства поджимали губки: «Эти свиньи русские споили добропорядочного индуса…»