Страница 8 из 52
— Но государыня в последние годы явно тяготилась им.
— Что ж, господин Бецкой постарел и явно потерял чувство меры — он стал слишком навязчивым. Надеюсь, с вами этого не произойдет.
— Не понимаю этого сравнения, баронесса.
— Все очень просто. Жюльетта приехала в Россию, чтобы здесь остаться. Вопрос о службе барона Беркхейма решен государем положительно. Моей маленькой баронессе может понадобиться дружеская поддержка.
— Но вы же не собираетесь расставаться с дочерью?
— Дело не в моем желании, а в обстоятельствах. Не знаю, как долго государь император пожелает меня терпеть в своем ближайшем окружении.
— Вы шутите, баронесса! Государь не может обходиться без общения с вами. Об этом все говорят.
— Не мог обходиться. Любое увлечение растворяется в повседневности, что ж говорить о политических играх. Государь должен и будет применяться к обстоятельствам, а я не изменю своим убеждениям. Волей-неволей мои советы станут докучными.
— Я всегда удивлялся беспощадности ваших суждений, баронесса. Кажется, вы никогда не испытывали снисхождения.
— И к себе — в первую очередь. Что же тут достойно удивления? Мы живем в заданных обстоятельствах и, если и можем их изменять, то только благодаря трезвой их оценке.
— Но чувства…
— Их тоже приходится принимать во внимание. До некоторой степени. Так вот, вам предстоит стать добрым ангелом вашей дочери.
— Ваш расчет неверен, баронесса.
— Вас не радует возможность общения с Жюльеттой?
— О, нет, дело не в этом. Мой век отмерен, и очень короткой мерой.
— Полноте, что за нелепые предчувствия.
— Не предчувствия — приговор врачей.
— Это так серьезно?
— Да, баронесса. И зная об этом, я даже решился заказать перед вашим приездом свой портрет, чтобы, если вам придется задержаться, вы могли хоть так бросить на меня взгляд. Портрет готов, и на мой вкус — он превосходен. Может быть, еще и потому, что писал его близкий мне по духу человек.
— Кто же?
— Вряд ли вы вспомните его имя, хотя в вашей юности он уже был знаменитостью, — советник Академии художеств Дмитрий Левицкий.
— А что за родственность взглядов?
— Он мастер ложи.
— Я должна его увидеть. Что же касается портрета — он должен остаться в семье Жюльетты. Вот увидите, вы подружитесь с нею.
— Я хочу вас просить о любезности, баронесса.
— Слушаю вас.
— Нельзя ли сделать так, чтобы мое свидание с баронессой Беркхейм не состоялось.
— Вы чувствуете себя настолько чужим ей? Невероятно!
— Нет, все иначе. Я болен, и разговаривая с нею, не хочу вступать в бессмысленную борьбу с моим недугом. Я покажусь баронессе не тем, каким бы хотел остаться в ее памяти, если уж вы решили раскрыть ей секрет ее рождения. Пусть все за меня скажет кисть художника. В портрет, в конце концов, можно вложить любые чувства. Все зависит от того, как на него смотреть.
— Я не вправе настаивать. Пусть будет по-вашему, мой друг. Мой старый друг.
— Кстати, господин Левицкий представил меня с томиком «Валери» в руках.
— Бог мой! С каким же? Со вторым?
— Нет, я слишком долго хранил вам верность, баронесса. Конечно, с первым.
Петербург. Дом Левицкого. Баронесса фон Беркхейм, Левицкий.
Дама высокая, стройная. В ротонде атласной — мех соболиный по краю переливается. На голове — шапочка соболевая, черной вуалью перекрыта. То ли по моде, то ли траур. Край чуть откинула перчаткой черной. Слуга в ливрее дверь попридержал, в прихожую хозяйку пропустил. Сзади остался.
— Господин Академии советник дома?
— А как же, ваше сиятельство. Как доложить прикажете?
— Скажи, баронесса Беркхейм господина советника видеть желает. Беркхейм — запомнил?
— Да вы, ваше сиятельство, не сомневайтесь. За мной пожалуйте, вот по лесенке.
Шубку своему лакею скинула: стоит — не шелохнется.
— Дмитрий Григорьевич, к вам баронесса…
— Жюльетта фон Беркхейм, господин советник.
— Прошу, сударыня, прошу. Может, тут у камина и расположитесь? Хоть и март на дворе, а у нас в Петербурге всегда промозгло.
— Я не хотела бы доставлять вам лишних хлопот, господин советник. У меня не совсем обычное дело, и я бы сразу хотела к нему приступить.
— Как пожелаете, сударыня, я весь внимание.
— Вы знаете, господин советник, что один из ваших заказчиков и, как мне стало известно, друзей скончался. Вы только что закончили его портрет, и моя матушка, баронесса Криденер, пожелала, чтобы я его взяла. Сколько вам требуется заплатить, я заплачу. Но где же он?
— Вы говорите об Александре Александровиче Стахиеве, сударыня?
— Да, конечно. Простите, мне непривычно произношение этого имени.
— Я не ждал такого визита, сударыня. Как, впрочем, не ждал и столь скоропостижной кончины моего старого доброго знакомца. Вот только у него остался воспитанник…
— Сын, хотите вы сказать, господин советник. Матушка посылала поговорить с ним. Он не намерен платить денег за портрет. И к тому же готов отказаться от своих прав на него после обещания матушки помочь ему в его продвижении по военной службе. Он состоит в Павловском полку, если не ошибаюсь.
— Простите мне мою настойчивость, сударыня, мне бы ни в чем не хотелось нарушать воли покойного.
— Напротив, вы ее выполните, передавая портрет мне.
— Тогда прошу вас, сударыня, вот он. Серое полотно падает с мольберта. Старческие руки не успевают подхватить. Первая мысль, как саван…
— Это и есть?..
— Это и есть Александр Александрович Стахиев, сударыня. Но — вы не встречались с ним, приехав в Петербург?
— Так вышло. Матушка намеревалась представить нас друг другу, но господин Стахиев отговаривался неотложными делами и, кажется, даже выезжал на какое-то время из Петербурга. Быть же на похоронах, не будучи знакомой с человеком, мне показалось не слишком ловким.
— Да, на них было совсем немного народу.
— Господин Стахиев был мизантропом?
— Нисколько. Так сложилась его жизнь.
— А вы, господин советник, вы знали его жизнь?
— Как можно сказать об этом с уверенностью, сударыня?
— О, нет, господин советник, не отказывайте мне в возможности узнать ее подробности. Матушка сказала, что вы были духовным наставником господина Стахиева и, значит, не могли не стать ему близким. Я прошу вас, господин советник. Очень прошу! Я с тем и приехала к вам сама.
— Что же, сударыня, вы хотели бы знать о господине Стахиеве?
— Все, что вы найдете мне возможным рассказать, решительно все. У меня растут дети, господин советник, и это будет нужно им не меньше, чем мне. Пожалуйста, не скупитесь на подробности.
— Но тогда, может быть, мы пройдем в гостиную, сударыня? Вам там будет покойнее.
— Нет-нет! Ведь господин Стахиев проводил последние часы своей жизни здесь. И потом, присутствие портрета…
— Ваша воля, сударыня.
— Из какой семьи происходил господин Стахиев? Он был простолюдином?
— Думаю, это определение не будет точным. Дед Александра Александровича был священнослужителем — он служил в церкви Знамения села Сарского, которое позже стало Царским. Село принадлежало государыне Екатерине Первой, и ходили слухи, будто отец Стахий был даже духовником императрицы. Во всяком случае, государыня очень к нему благоволила.
— Духовник императрицы… Он мог пользоваться влиянием при дворе.
— Сударыня, с моей стороны это было бы только домыслом. Я не знаком с придворным обиходом.
— Вы, господин советник? Вы шутите! Матушка говорила, что вашей кисти принадлежат портреты всех членов царствующей фамилии.
— И тем не менее. Одно верно — отец Стахий удачно выдал замуж двух своих доверей. Одна стала супругой господина де Брессана, другая — господина Пуговишникова.
— Это знатные русские фамилии?
— Нисколько, сударыня. Но вы интересовались влиянием при дворе. Господин де Брессан был камердинером императора Петра III — император очень считался с его мнением. Господин Пуговишников состоял секретарем Коллегии иностранных дел и доверенным сотрудником канцлера Бестужева-Рюмина, поддерживавшего будущую императрицу Екатерину Великую.