Страница 42 из 44
Айрапетян приводит реальный факт – эпизод из дела ленинградского маньяка Александра Лешонка. Преступник убивал детей, причем «механизм» убийства включался в тот момент, когда ребенок спрашивал: «А что вы со мной сделаете, дяденька?». Лешонок в своих показаниях так и пишет: «Увидев кровь, услышав треск разрываемых тканей и покровов тела, я понял – что совершил сильный поступок».
Еще одно подтверждение охотничье-звериных инстинктов потрошителей: никто из них не нападет на мужчин, не бросается на того, кто может дать реальный отпор. Отсюда и печальная закономерность. Жертвы серийников, как правило, погибают, ничем помочь следствию не могут, а убийцы остаются на свободе и продолжают охоту.
Евгений Самовичев, к чьим исследованиям криминалисты грядущего века будут относиться с таким же вниманием, как к трудам Чезаре Ломброзо, предполагает, почему маньяки систематически убивают людей. Для них это жизненно необходимо и является как бы способом существования. В момент гибели жертвы, деструкции ее организма и выброса энергии убийца получает то, ради чего он готов идти на любое преступление. Происходит его «энергетическая подпитка» за счет агонизирующей жертвы.
Ценностью для маньяка является само преступление и все, что с ним связано, – манипуляции с жертвой, обстоятельства поиска объекта, мельчайшие сопутствующие детали. Отсюда и удивительная память, которой отличаются серийники. Иногда они много лет спустя воспроизводят подробности настолько ярко и образно, словно преступление имело место вчера. Объяснение этого явления в особенностях психики серийников. Сначала они представляют несуществующий эпизод в своих фантазиях, затем реализуют в жизни, а позже многократно «прокручивают» возбуждающие их детали преступления по памяти.
По этой же причине они нередко возвращаются на место преступления, как это делал Ряховский, или выбирают для «охоты» одно конкретное место. Чикатило, например, оставил несколько трупов в ростовском парке Авиаторов и в конкретных районах лесополосы вдоль железной дороги Ростов-на-ДонуШахты.
Многие маньяки берут на память вещи, детали одежды и даже фрагменты тел своих жертв. Научный сотрудник ВНИИ прокуратуры Софья Богомолова изучила дело уже упоминавшегося в начале книги Роберта Берделлы. Оказывается, садист хранил дома архив объемом более двухсот фотографий, где были запечатлены жертвы в различных стадиях «эксперимента». Он же вел подробнейший дневник, которому позавидовал бы любой врач-исследователь. В документе фиксировался день и час каждого физического контакта с жертвой. Берделла записывал способ сексуальных манипуляций с объектом «эксперимента», отмечал время и состав вводимой инъекции и физиологическую реакцию жертвы. Своеобразный журнал сексуально-медицинских пыток.
Дневник Берделлы, так же как два черепа и мешочек с зубами жертв, фигурировали на суде в качестве вещественных доказательств. Это очень напоминает историю Сливко, чьи любительские фильмы, запечатлевшие эксперименты пионервожатого-душегуба над детьми, стали самым красноречивым доказательством многолетней преступной деятельности серийника.
О необъяснимой мистической тяге убийц к созерцанию плодов собственной деятельности рассказал Евгений Самовичев. В оперативных интересах он встречался с приговоренным к расстрелу серийником Кашинцевым. Маньяк был подавлен, безучастен, вяло отвечал на вопросы, рассеянно глядел по сторонам до тех пор, пока не взял в руки… фотографию жертвы. На снимке была изображена задушенная им женщина. Причем внешне это был маловыразительный фрагмент фототаблицы из уголовного дела. Что Кашинцев нашел в этом снимке, непонятно, но едва он взглянул на него, как глаза заблестели, плечи расправились, ответы зазвучали четко и уверенно.
Самый большой опыт работы по изучению серийных преступлений накоплен в США, где в 1978 году на базе ФБР был организован специальный отдел. Обобщены сотни дел, накоплен огромный банк данных, изобретены методики, позволяющие выявить маньяка по неполным поисковым признакам (правда, наши сыщики, особенно в больших городах, весьма скептически оценивают эффективность таких разработок). Но несмотря на усилия ФБР и полиции решить проблему не так-то просто. Как правило, до своей поимки серийник успевает расправиться не с одной жертвой.
В Англии маньяки появляются гораздо реже (кстати, некоторые криминологи считают серийных убийц чисто американским явлением). Тем не менее преступления, вызывающие шок в обществе, случаются в Старом Свете достаточно регулярно. Один из примеров – убийства в северо-восточной части Лондона, которые совершались вблизи железной дороги.
Это дело принесло славу психологу Дэйвиду Кэнтору, сумевшему по характерным деталям преступлений воссоздать психологический портрет убийцы и тем самым облегчить полиции его задержание (в чем-то его успех перекликается с работой Александра Бухановского в Ростове по изобличению Чикатило). Кэнтор, получивший известность благодаря «железнодорожному убийце», высказал очень важные мысли.
По мнению английского психолога, криминалистика топчется на месте, а работа ведется в основном теми же методами, что и сто лет назад, во времена Шерлока Холмса. Как и прежде, преступления раскрываются благодаря тяжкому и неблагодарному труду детективов и констеблей. По предположению Кэнтора, совместные усилия полиции и науки должны привести к появлению нового направления криминалистики – «психологии расследования», без которого сегодня невозможно успешно бороться с преступностью.
Примерно такая же ситуация сложилась в России. Хотя по числу маньяков и их кровожадности мы поспорим с США и уж тем более с любой из европейских стран, работа по раскрытию серийных убийств ведется дедовскими методами. Отчасти это объясняется отсутствием юридических или научных нормативов, где бы четко формулировались понятия «маньяк» или «серийник». С другой стороны, трудно ожидать больших успехов от правоохранительной системы, задыхающейся из-за роста преступлений всех категорий.
Хотя серийные преступления раскрываются (в чем легко убедиться ознакомившись с этой книгой), часто оперативные службы бывают бессильны прервать цепь кровавых убийств, не имеют надежных способов вычислить потрошителей. Почему так происходит?
По мнению заместителя Главного управления уголовного розыска МВД России Леонида Втюрина, проблему результативности поиска маньяков нельзя рассматривать отдельно от сложности раскрытия убийств в целом. За прошедшие годы резко возросла нагрузка на сотрудников уголовного розыска. В 1996 году общее число убийств с покушениями составило почти 30 тысяч. Для сравнения: в 1990 году этот показатель по России чуть превысил 15-тысячную отметку. Между тем оперативный состав милиции увеличился лишь на 20 процентов.
"Теми же силами, – говорит Леонид Втюрин, – успешно решать стоящие перед нами задачи практически невозможно. Поэтому часть преступлений остается нераскрытой. Сотрудники розыска по многим из них успевают только выезжать на место происшествия, фиксировать обстоятельства, а по-настоящему работать по делам времени не хватает.
Другая сложность – ухудшение качественного состава оперативных подразделений. Опытные сыщики, получив двадцатилетнюю выслугу лет, уходят на пенсию и устраиваются в коммерческие и банковские структуры. Понять людей можно. По сравнению с началом девяностых годов реальная оплата труда в милиции сократилась в два с лишним раза. Результат таких кадровых перемещений – омоложение личного состава угрозыска и усиление тех, кто нередко преступает закон.
Речь идет не о том, что вчерашние сыщики, уволившись из органов внутренних дел, совершают преступления. Но они дают консультации, советы, используют весь свой потенциал и знания, порой не зная, кто и как этим воспользуется".
По словам генерала Втюрина сегодня в уголовный розыск вынуждены принимать людей, не имеющих юридической подготовки – вчерашних военнослужащих, педагогов. Юристы же охотнее идут в бизнес, где получают за спокойную работу в комфортных условиях как минимум в пять раз больше, чем в органах правопорядка.