Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 25



– Это не мое решение. Управление предлагает человеку отдохнуть. Дает ему станцию пониже, поспокойнее.

Хакимов ушел, ничего больше не сказав. Сергей попытался понять, зачем ему понадобилась полуправда. Решение действительно не его, но предложение о смещении Строкова сделал он, так почему так прямо и не сказал об этом Хакимову? В любом нормальном учреждении именно Хакимов должен был бы заботиться о хороших взаимоотношениях с начальником, а получилось так, словно он сам чуть ли не заискивал перед Хакимовым, оправдываться стал. Наверно, дело в том, что горную станцию нельзя мерить мерками обычного учреждения. Изолированный маленький коллектив. За долгие месяцы и годы работы здесь между людьми должны были сложиться совершенно особые взаимоотношения. А он пока вне игры. Чужой.

Из ущелья тянуло холодом. В три слоя, словно на штурм, ползли наверх облака и разбивались о вершину хребта, так и не добравшись до перевала.

* * *

Сдал… Это короткое слово стоит в конце официального листа бумаги, называющегося актом приема и передачи станции. Жилистая корявая рука опустила перо в чернильницу, попробовала его на промокашке, замерла на секунду над листом и медленно вывела падающим почерком: «Строков».

Быстров расписался рядом торопливо, размашисто – ему уже давно надоела длинная церемония приема-передачи. Но теперь она наконец окончена, и недавнее раздражение прошло.

Сергей ощутил даже неловкость, очень похожую на сочувствие к Строкову. Как-никак человек подвел итог большому куску своей жизни, который кончился в эту минуту и ничего ему после себя не оставил – ни славы, ни денег. Только запись в трудовой книжке да право на пенсию. Наверно, это не так уж много. Но и торжественным собранием с чествованием уходящего на заслуженный отдых тут вряд ли что-нибудь исправишь.

Строков отложил ручку и подумал секунду.

– Сергей Александрович, у меня к вам небольшая просьба.

В общем-то он не казался особенно удрученным, просто хорошо владел собой.

– Конечно, конечно! Все, что смогу, я с удовольствием! – торопливо согласился Быстров, чувствуя неловкость оттого, что фактически только что занял место этого человека. Место, которое ему, собственно, и не нужно было. И тем не менее он сделал это. Для пользы дела. Для улучшения работы станции, для удовлетворения собственного самолюбия и успокоения начальства… «Ну хватит, – оборвал он себя. – Так черт знает до

чего можно додуматься. Сделал как надо, как должно было быть сделано. Не я, так другой». – Так в чем ваша просьба, Павел Степанович?

– Я уже стар, отдохнуть пора. Не хочу никаких переводов. Я отсюда совсем уеду.

Словно уже прощаясь, Строков невесело усмехнулся, окинул взглядом комнату, задержал его на секунду на вырезанной им полке, на стуле, торопливо взглянул на десятки других, таких знакомых и уже чужих для него вещей.

– Ну что это вы, Павел Степанович…



Сергей понимал: именно сейчас нужно найти значительные, особенные слова, чтобы поддержать человека, ободрить его, помочь в эту нелегкую минуту, но таких слов не нашлось. Ничего, кроме: «Ну, что это вы…» – он не смог из себя выдавить, только почувствовал еще большую неловкость.

– Уеду, – продолжал Строков, словно и не заметил его заминки. – У меня, знаете ли, три сына. Все взрослые. Поеду… Вот только не знаю, к кому из них. Кто лучше позовет, к тому и поеду… Так вот, пока я получу от них ответы, я прошу вас… я побуду здесь. Я вам не помешаю. И вам… польза. Может, что непонятно будет первое время, так я…

– Бога ради, Павел Степанович! Что за разговор – живите. Мне же веселее будет.

– Ну… веселее – не знаю. Не такой я человек. Но вы уж потерпите меня, старика.

* * *

Вечером под тарахтение движка Сергей пытался разобрать шрифт в единственной книге, захваченной с собой. Звук мотора то и дело замирал, а потом движок с подвыванием вновь набирал обороты, словно тащил по ухабам тяжелый грузовик. Лампочка над головой Сергея в такт этим звукам то наливалась белым светом, то едва мерцала. С досадой отшвырнув книгу, он, не раздеваясь, шлепнулся на постель, но в комнате было холодно. И сон все не приходил. «Надо бы истопить печь, – лениво подумал он, – спать еще рано». И тут вспомнил, что во время приема станции обнаружил одну любопытную вещь – 16-млм проектор и несколько коробок с пленками. Он вскочил, долго искал ключи от кладовки, переданные ему Строковым, и наконец добрался до проектора.

Проектор заработал далеко не сразу, сначала пришлось регулировать с помощью Хабиба проклятый движок, но, услышав про возможное кино, он охотно взялся ему помогать. Наконец движок заработал нормально, и тогда обнаружилось, что в проекторе перегорела лампа. Тут же, в коробке, оказалась запасная, но почему-то никто не догадался ее заменить, и, когда проектор заработал, Быстров почувствовал даже некоторую гордость. Он рассчитывал, что фильм поможет ему как-то сблизиться со всеми, но этого не случилось. Строков вообще отказался прийти, сославшись на то, что все фильмы видел по нескольку раз. Хакимов дежурил. Саида каждые пятнадцать минут убегала к рации и после очередной передачи так и не вернулась. Один Хабиб смотрел фильм сосредоточенно, не отрываясь, с окаменевшим от напряжения лицом. Быстрову надоело выступать в роли киномеханика. Попытка одним махом завоевать расположение сотрудников станции не удалась. Старая, много раз виденная лента ничего, кроме скуки, не вызвала, но из-за Хабиба пришлось докрутить фильм до конца.

Уже лежа в постели, он еще раз наметил все предстоящие на завтра дела. В первый день своего руководства станцией. Программа получилась довольно обширная. На станции предстояло многое менять. Перестраивать работу метеонаблюдателя, расписание передач. Провести инвентаризацию оборудования и заменить старое. Правда, пока его менять не на что, но, в конце концов, пусть только попробует Попов не удовлетворить его первую заявку.

Сергей наметил встать пораньше, часов в семь утра, но проспал. Утром здесь спалось особенно крепко. Когда проснулся, на станции было тихо. Он с удивлением обнаружил, что все занимаются своими делами как ни в чем не бывало, словно станция вполне могла обойтись без его участия. Строкова нигде не было. Хакимов после ночного дежурства спал. Хабиб ремонтировал машину. А Саида, как обычно, уже сидела у рации. Непонятно, когда она вообще спит с таким расписанием.

Быстров несколько раз прошелся по всем комнатам, толком не зная, с чего начать свою деятельность в роли начальника. Может, устроить общее собрание сотрудников? Он понимал: здесь это будет выглядеть совсем глупо. Найти бы себе какое-нибудь необходимое, срочное дело, чтобы сразу на конкретном примере доказать им всем, на что он способен, но такого дела, как назло, не находилось. Почувствовав сильный голод, он вспомнил, что еще не завтракал, и отправился на веранду. На плите стоял остывший суп. На этот раз они его не ждали с завтраком.

Едва сел за стол, как во дворе показался Строков. Он спускался по тропинке сверху, шел согнувшись под весом большой треноги и ящика с теодолитом.

«Черт знает что! Зачем он сам ходит на лавиносбор? Это работа наблюдателя, и потом акт, кажется, вчера подписали, так что ему нужно?!» Сергей раздражался все больше оттого, что чувствовал себя виноватым перед Строковым, словно должен был сдать ему экзамен на должность и провалился на первом заходе.

«А, впрочем, пусть себе ходит. Что я нервничаю из-за каждого пустяка? Может, ему скучно ждать телеграмму, вот и ходит».

Сергей с отвращением глотал холодный суп и вспоминал, как они с Наташей ходили отмечать его премию в «Веснянке». Лазат подали румяный, с хрустящей корочкой, но не пережаренный, сочный. Пили красное вино. Помнится, он заказал сразу две бутылки, и Наташа не возражала. Это потом уж она стала возражать и перечить на каждом шагу… Нелепо все получается. Почему-то у него всегда все поворачивается изнанкой. С Наташей их отношения должны были сложиться иначе. Сейчас она была бы здесь и подавала не этот остывший суп, а что-нибудь вкусное. Или его диссертация… Между прочим, он ехал сюда и для того, чтобы собрать материал. Надо хоть план работы составить. Можно и завтра. Куда он денется, план? И потом, работать вполне можно без плана, по наитию, был бы материал. Он встал и совсем уж было ушел, но, обернувшись с порога, подумал, что оставлять посуду не-прибранной не стоит, здесь нет официантки. Вернулся и неуклюже вымыл за собой тарелки. Не хотелось, чтобы Саида с первых дней подумала о нем плохо. Надо попробовать наладить хорошие отношения хотя бы с этой девчонкой.