Иной

В итоге Данилов снова полез в стол, достал, как и в прошлый раз у себя дома, бутылку хорошего армянского коньяка и мы с ним выпили за майорские звездочки. В кабинете коньячных рюмок не нашлось и пришлось пить из стаканов для воды с соответствующим их объему наполнением. Закуска, впрочем, в виде аккуратно нарезанного лимона посыпанного сахарным песком была. Звать секретаря генерал почему-то не захотел, сказав, что «мы здесь по-быстрому». Второй тост был за грамоту, которой, как сказал Василий Петрович, в нашем управлении еще никто на его памяти не удостаивался.

— Эта штука, — говорил он, тыча пальцем в золотой обрез грамоты и одновременно закусывая кусочком лимона, — подороже иного ордена будет. Или медальки, какой.

Обмыв значок, потом грамоту, мы решили обмыть и орден. Однако бутылка почему-то была уже пуста. Данилов, весело хмыкнув, совершил экскурсию в свою личную, полагающуюся ему по должности, комнату отдыха, граничащую с кабинетом. Погремел там чем-то и вернулся с еще одной бутылкой «Арарата». На этот раз пятизвездочного. Орден решили обмыть, как положено и стали искать котелок. Вернее его заменитель. Ничего долго не могли найти, но потом я спас положение. Вылил из графина воду прямо в цветы и протянул его генералу.

— Прекрасно, офицер! — с воодушевлением оценил мои усилия Данилов. Он хотел было уже опустить орден в коньяк, но здесь произошла заминка. Василий Петрович вдруг вспомнил, что на фронте ордена обмывались только водкой или спиртом.

— А мы, что хуже? — несколько громче, чем обычно сказал он и предложил «воспроизвести фронтовые традиции».

В принципе я был не против, но чувствовал, что пьянею и, заикнулся было, что «может, хватит?», однако генерал считал, что офицеры любое дело доводят до конца, а потому нам надлежало быстро покончить с этим напитком лягушатников и скорее перейти к «сжиженной благодати», что мы и сделали.

В это время в кабинет из приемной заглянула было Мария Ивановна, но увидев столь живописную картину молча ретировалась и больше не показывалась.

После коньяка, разыскивая за кулисами водку, Данилов на этот раз шумел гораздо дольше, но завершил свою нелегкую миссию успешно. На столе появилась литровая бутылка, судя по всему хорошей, но не знакомой мне водки. Названия мне прочесть тоже никак не удавалось. К водке имелись почему-то только четыре оливки на маленьком голубом блюдечке.

Странное число оливок меня почему-то не заинтересовало, а вот к блюдечку я имел претензии. Я сказал шефу, что такой цвет посуды в кабинете большого начальника недопустим, поскольку дискредитирует его в глазах подчиненных. Я потребовал от Данилова провести по этому поводу служебную проверку. Василий Петрович охотно согласился. Он сказал, что завтра же даст поручение начальнику отдела контрразведки установить злодея, подсунувшего злополучное блюдечко в его кабинет. Он даже хотел дать поручение прямо сейчас, но его отвлек очередной тост, который я провозгласил за Нижегородский Ночной Патруль.

— Согласен, — слегка заплетающимся языком сказал генерал, и мы выпили за Патруль.

Потом были тосты «за нашу службу, что опасна и трудна», за «Нижегородский меморандум» и за «Фантом», причем по отдельности за каждый, за мою командировку и почему-то «за авиацию общего назначения».

Потом Данилов посмотрел на меня совершенно трезвым взглядом, только ему казалось, что он смотрит на меня, на самом деле он уставился на мое отражение в стенном шкафу и спросил:

— Послушай, майор…

— Да, мой генерал, — откликнулся я.

Мне почему-то хотелось назвать его генералиссимусом, но из скромности я сдержался.

— А зачем ты летишь в Сса…сса…лехард? А?

— Я? Лечу в… ну туда, куда вы сказали? — на этот момент, я уже понятия не имел ни о какой командировке.

— Да, — энергично кивнул Данилов, отчего густая седая шевелюра на его голове пришла в некоторый беспорядок. — На днях.

— А зачем вы меня туда посылаете? — спросил я шефа. — Я не хочу.

Некоторое время генерал разглядывал мое отражение в стекле, потом перевел взгляд на бутылку, которая была пуста и медленно, но четко произнес:

— Раз не хочешь, значит, не поедешь. У меня есть тост, — и стал наливать в стаканы из пустой бутылки.

В этот момент я понял, что генералу, да и мне давно уже хватит и, решившись, спросил:

— Мой, генерал, в ваших апартаментах есть туалет?

Не отвлекаясь от разливанья Данилов, молча махнул рукой за кулисы и тогда я впервые в своей практике Иного провел процедуру отрезвления шефа.

Спустя полчаса шеф появился красный с мокрым лицом и волосами.

— Да, Муромцев, — изрек он, отдуваясь и, сразу повалился на диван. — Ну и накушались мы с тобой. Изрядно! Давно так не пил. Спасибо, что вовремя помог. Сам то, как?

— Бывает лучше, Василий Петрович, — честно ответил я.

Меня по-прежнему довольно сильно мутило и покачивало и я честно признался:

— С самим собой всегда проблемы.

— Ну, ничего. Это дело поправимое, — сказал шеф.

Не в пример мне настроение у него было прекрасным.

— За руль тебе в таком состоянии лучше не садиться, — сказал он. — Поедем на моей. До машины-то дойдешь?

— Постараюсь, — я не был вполне в этом уверен.

Данилов посмотрел на меня, покачал головой и, поднявшись с дивана, по-воровски выглянул в приемную.

— Нам везет, Сергей. Уже нет никого, — полушепотом сказал Данилов и, сняв меня со стула, под руку повел к выходу.

Как обычно бывает у меня в таких случаях, проснулся я часа в три утра. Или ночи. Сна ни в одном глазу, голова бобо, а во рту кака. Алена дрыхнула рядом без задних ног. Уж с чем, с чем, так со сном у нее проблем никогда не было. Пить мне хотелось ужасно. Вставать — нет. В голове творилось неизвестно что. По меньшей мере, танковое сражение под Прохоровкой. А что поделаешь? Коктейль «Белый медвед» получился как говорится со всеми вытекающими… В прямом и переносном смысле.

Пытаясь размышлять, таким образом, я кое-как добрался до кухни. Там на столе обнаружил изрядно початый пакет апельсинового сока, по паре таблеток аспирина с анальгином, пол-литровую банку рассола и листок бумаги, с мясом выдранный с какого-то блокнота. На нем, очевидно Аленой был нарисован здоровенный кулак. Все это, за исключением кулака, было очень кстати. Мне срочно нужно было привести себя в божеский вид. Как говорил один мой однокурсник с Украины — «причепуриться». Поэтому я через силу выпил, разжевал и съел все, что было на столе и, некоторое время стоял, высунув голову в форточку и ожидая результата. Потом пошел в ванную комнату, почистил зубы, принял ледяной душ и снова забрался в постель. Алена пробормотала, что-то не внятное, но не проснулась, а перевернувшись на другой бок, вновь сладко засопела. Примерно через час «интенсивная терапия» все же сказалась на моем исстрадавшемся организме. Сражение в голове начало стихать и я, к тому времени согревшись, довольно быстро уснул.

Не могу сказать, что утро я встретил в прекрасном состоянии, но был вполне работоспособен. Собственно говоря, неизвестно когда бы я проснулся, но меня разбудил телефонный звонок адвоката Сашина.

На мое нечленораздельное мычанье в трубку должное означать, что да я вас слушаю, вместо привычного Сашинского: «Ну, рассказывай, молодой человек, как до такой жизни докатился?», раздалось довольно тривиальное приветствие:

— Привет, Сергей.

Еще плохо соображая, я ответил, что и вам тоже не хворать, мимоходом пытаясь понять, что это заставило вечно занятого адвоката с утра пораньше меня беспокоить.

— У меня к тебе дело, — сразу взял быка за рога прямолинейный Сашин. — Займи денег.

Эти слова на некоторое время лишили меня дара речи. Иосиф Виссарионович просит занять ему денег! У меня! Впрочем, я его уже довольно давно не видел и, всякое могло случиться. Прокашлявшись я сел на кровати машинально ища ногами шлепанцы и спросил:

— Ты хорошо себя чувствуешь?