За шаг до пропасти

Владимир Михановский

За шаг до пропасти

ПРОЛОГ

Сначала, как всегда, пробудилось сознание. И почти одновременно с ним – знакомая по прошлым пробуждениям боль. И хотя он испытывал ее не впервой, привыкнуть к ней, приноровиться было невозможно. Ледяные иголки вонзались, казалось, в каждую клеточку тела. Невыносимо хотелось потянуться, хотя бы пошевелиться, но Викпет, как и любой член огромного экипажа «Валентины», знал, что после выхода из анабиотического забытья требуется несколько минут абсолютного покоя: организм, как любит говорить корабельный врач, «должен снова привыкнуть к жизни».

Вскоре в кончиках пальцев появилось ощущение зуда, и боль быстро достигла апогея. Капитан знал: теперь уже недолго. И действительно, через десяток-другой секунд боль пошла на убыль, стала исподволь таять.

Пока капитан Рябов пребывал в неподвижности, навзничь лежа в противоперегрузочном кресле, глаза его привычно скользили вдоль панели управления, занимающей всю противоположную стену командного отсека.

Приборы показывали, что как снаружи, так и на борту пульсолета все в норме. Ни одного красного глазка – такая удача случается не так уж часто! Сплошь – ряды зеленых, успокаивающе подмигивающих точек.

Главное же – безмолвствовал аварийный автосигнализатор. Это означало, что из очередной и последней по счету пульсации «Валентина» вынырнула удачно.

Последний взгляд капитан бросил на экран внешнего обзора. Пространство вокруг корабля было пустым, как только может быть пустым космическое пространство. Лишь вдали, на безопасном расстоянии, были заметны какие-то небольшие небесные тела класса астероидов. Опасности эти астероиды, даже самый крупный из них, для «Валентины» не представляли.

Итак, сделан еще один шаг по длинной дороге домой, на Землю.

Последняя пульсация.

Дальше корабль пойдет на обычной фотонной тяге: в Солнечной системе слишком густо расположены планеты, да и искусственных сооружений между ними множество плавает, – выходить из нуль-пространства там опасно, после одного неудачного случая Высший Совет Солнечной системы – ВССС – запретил его.

Боже мой, подумалось Виктору Петровичу, представить только! Через год с небольшим, если только в «плоском полете» не возникнет никаких осложнений, они достигнут Солнечной системы.

Впрочем, в полете нельзя расслабляться, – а ничто так не расслабляет, как воспоминания.

Наблюдая, как по углам рубки тает клубящаяся мгла – это возвращалось нормальное зрение, – капитан приказал себе сосредоточиться. Одновременно он бросил нетерпеливый взгляд на хронометр зависимого корабельного времени, вмонтированный в середину пульта. В тот же миг, словно повинуясь его взгляду, мелодично пропел таймер.

Все! Можно подниматься.

Повинуясь биокоманде, ремни с противоперегрузочного кресла разошлись и опали, словно подрубленные лианы. Капитан поднялся рывком и тотчас взлетел под потолок, едва успев выставить руку, чтобы смягчить удар. Занятый своими мыслями, он совсем упустил из виду, что на корабле, как и положено после выхода из пульсации, царит невесомость: ведь все двигатели обычной тяги отключены.

Изучив экраны внутреннего обзора, капитан заторопился к выходному люку. Пора было приступать к положенному по инструкции обходу – а точнее, объезду – основных отсеков пульсолета.

Мчась по ленте к фотонному отсеку – ядерному сердцу корабля, – капитан припомнил еле заметную рябь, которая замутила поверхность экрана внешнего обзора. Группа мелких астероидов, а чуть поодаль от нее – небесное тело более крупных размеров. И все это залито светом зеленой звезды, которой еще предстоит дать название.

Какое-то неприятное чувство кольнуло капитана. Опасение? Нет. Астероиды такой величины не представляли опасности для «Валентины». Даже вынырни они в самой их гуще – деструкторы корабля за неуловимые доли секунды распылили бы в пространстве случайные помехи.

Скорее всего, подумал Рябов, сработал «эффект неожиданности». Так бывает, когда ныряльщик, прыгнув с вышки, вдруг вместо чистой воды обнаруживает водоросли, щекочущие лицо.

«А звезда красивая, – подумал капитан, припомнив изумрудный свет, заливавший экран. – Сияет, как волшебная лампа Алладдина».

И еще Рябов думал о том, что, как бы там ни совершенствовалась навигационная техника, а все равно каждая пульсация – это прыжок корабля в неизвестность.

1

Это походило на чудо.

Во всяком случае, ничего подобного элы не наблюдали за всю свою историю, а история их уходила корнями в седую толщу тысячелетий.

В черной пустоте космоса, прошитой лучами Изумрудной звезды, как бы из ничего, в обычной точке открытого пространства вдруг вспыхнуло новое ослепительное светило. Только было оно не переливчато-зеленым, к которому привыкли элы, а ярко-алым, какого-то кровавого оттенка.

Наливаясь внутренним жаром, светило начало быстро разбухать. Затем, остановившись на мгновение в росте, начало еще более стремительно уменьшаться в размерах. Одновременно и светимость новой звезды начала падать.

Вскоре на новорожденное небесное образование уже можно было, не боясь быть ослепленным, смотреть невооруженным глазом – а точнее, светочувствительным пятном, которое заменяло элам глаза, служа органом зрения.

Фиолетовые языки пламени вокруг тускнеющего светила опадали один за другим, словно лепестки диковинного цветка.

Откуда элам было знать, что это выходил из пульсации корабль-разведчик землян «Валентина»?

Вскоре из-под завихрений пламени показался и сам корабль – сильно вытянутая виноградная гроздь, опирающаяся на гигантскую вогнутую чашу – фотонный отражатель, или попросту парус.

И пока никому из экипажа, едва пробудившегося от анабиоза, было невдомек, что их корабль попал в самую гущу диковинной, несравнимой с земной, цивилизации, которая возникла в темных пучинах космоса.

Цивилизация элов была стара, очень стара. И нам для понимания дальнейших драматических событий придется обратиться ко времени раннего ее существования.

…Молодой эл, с трудом переваливаясь на коротких щупальцах, которые прогибались под тяжестью панциря, налившегося ненавистной тяжестью, брел в сторону ручья. Ручей не был виден, сквозь заросли доносилось его призывное журчание. Теперь собственная затея стала казаться элу нереальной, но он упрямо решил довести ее до конца.

Ко всему прочему, он приземлился не совсем точно – подвело магнитное поле Тусклой планеты, силовыми линиями которого он пользовался для перемещения в пространстве, и потому путь к ручью оказался непредвиденно долгим.

Но упрямый эл во что бы то ни стало хотел достичь цели. И пусть сегодня, как никогда, скачет электромагнитное поле Тусклой, пусть силовые линии его то свиваются, подобно клубку змей, то разбегаются в разные стороны, словно лучи Изумрудного светила!..

Упрямей, чем он, Гангарон, совсем недавно вылупившийся из кокона, никого в роду элов не было. И любопытней тоже.

Идти с каждым шагом становилось тяжелее. Казалось, он движется, погруженный в вязкую жидкость.

Занятый собственными неясными мыслями, усталый, он не сразу услышал сигнал дальнего вызова.

– Гангарон! Гангарон! Где ты? Откликнись! – выплыл из глубины сознания настойчивый радиовсплеск.

Эл насторожился. Затем по частоте определил, что это его разыскивает приятель, едва ли не единственный, успокоился и ответил, что находится на Тусклой планете, сообщив свои координаты.

Ручей встретил Гангарона зеленоватым поблескиванием бегущей воды. Прозрачная влага струилась над обкатанными камешками, цветным ковром выстилавшими дно.

Набрав воды для небывалого опыта, который он задумал провести на астероиде, Гангарон вылез на отмель и отряхнулся, – брызги, радужно блеснув, веером разлетелись от панциря во все стороны.