Страница 61 из 69
Просмотрев письма, полковник пожал Алешину руку.
— Вы правильно сделали, что обратились к нам. Точно по адресу. Я вас, Иван Григорьевич, не очень затрудню, если попрошу написать все то, что вы мне сейчас рассказали?
— Писать я, конечно, не мастер, но как сумею… — улыбаясь, сказал Алешин.
— Вот вам бумага. Садитесь за этот столик. Ручка у вас есть? Очень хорошо. Разумеется, ваше пребывание в Риме и других городах Европы интересно само по себе, но… В данном случае все это можно опустить, — говорил Каширин, усаживая Алешина за отдельный столик в углу кабинета.
Алешин извлек автоматическую ручку, а полковник занялся письмами, доставленными ему таким необычным способом.
Первое, написанное мелким почерком с косым левым наклоном, было письмо от Анри Гоше:
«Пять дней назад в двенадцать часов дня на дороге Ньел — Орадур, — писал Гоше, — была убита выстрелом в затылок патриотка Франции Маргарита Арно.
За несколько дней до смерти Арно я получил от нее два письма и одну телеграмму. Из первого письма, беспорядочного, полного тревоги, можно было заключить, что в жизни Арно происходят какие-то значительные события. Она писала:
…Меня окружают ложь и предательство. Идеалы, во имя которых мы боролись в сорок четвертом году, растоптаны с безжалостным расчетом и хладнокровным цинизмом. Подобно человеку, с глаз которого упала повязка, я увидела себя на краю пропасти. Мне все здесь ненавистно, все — виноградные гроздья, воздух и главное — люди, меня окружающие!.. Мне душно, Анри! Я хочу на Родину! Я должна бороться вместе с вами, плечом к плечу!
Через три дня я получил второе письмо, адресованное вам, в Советскую Россию. В краткой приписке Маргарита просила меня сделать все возможное, чтобы это письмо было доставлено адресату.
Прошло еще несколько дней, и я получил телеграмму из Авудрэ, Маргарита назначила мне свидание подле могилы Этьена Виллара на дороге Ньел — Орадур. Я понял, что она перешла границу.
Точно в назначенное время я приближался к старому каштану, где был похоронен Этьен Виллар, когда услышал странный звук, похожий на хлопок пробки.
Охваченный внезапным чувством тревоги, я бросился бежать, хотя до этого, волнуясь, умышленно не торопился к месту свидания. Маргарита Арно лежала лицом вниз на могильном холме Виллара. Кровь еще не запеклась и сочилась из ранки на затылке. Я прислушался и, уловив удаляющиеся шаги в сторону реки, бросился по следам убийцы. Я слышал его хриплое, свистящее дыхание. Не останавливаясь, он дважды стрелял в меня, но рука его дрожала… Я видел его лысый череп с прилипшими прядями волос; я уже настигал его, когда он вскочил в проезжавшее такси.
Я вернулся к старому каштану, вынул из ее сжатых пальцев блокнот. На первой странице был эпиграф, не знаю, кому он принадлежит: «ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ СТОЯ, ЧЕМ ЖИТЬ НА КОЛЕНЯХ». На второй странице стихи, обращенные к народу Франции.
Голос Маргариты Арно будет услышан — я передал ее блокнот в редакцию «Юманите».
Вот, кажется, и все. Письмо Маргариты Арно прошу направить по назначению.
Анри Гоше».
Увидев, что Каширин прочел и отложил письмо, Алешин сказал:
— Извините, товарищ полковник, интересный случай произошел с нами в Марселе. Нас пригласили на встречу с докерами. Хорошие парни, эти докеры, тепло нас приняли и просили рассказать о том, как живет рабочий класс Советского Союза. И вот, доложу я вам, такой вопросик задает один…
— Я прошу вас, Иван Григорьевич, опустить и этот интересный эпизод в Марселе, — перебил его Каширин. — Начинайте прямо с того, что случилось на кладбище Пер-Лашез у Стены коммунаров.
Полковник взял второе письмо, написанное округлым, мелким почерком на листке, вырванном из блокнота. Маргарита Арно писала:
Мои дорогие друзья!
Я была в России и пользовалась вашим гостеприимством. Не без основания у вас может сложиться впечатление, что за доверие я заплатила неблагодарностью, но это не так. Люди, представляющие собой силы реванша, использовали мою политическую близорукость и честную репутацию газеты, которую я представляла в России. Они хотели тайно передать на Запад донесение агента, скрытое под рисунком картины, купленной мною в Москве. К счастью, не знаю почему, но они были обмануты в своих ожиданиях. О покупке пейзажа подробнее вам сможет рассказать Алла Сухаревская, переводчица, работавшая со мной в России. Я видела, как этот человек, продавший картину, предъявлял паспорт, это обстоятельство, мне кажется, облегчает поимку агента и разоблачение политического преступления, невольным участником которого я стала.
Маргарита Арно (Вейзель).
Полковник дважды прочел это письмо и задумался. О каких «силах реванша» писала Арно? Ему было известно, что так называемый прелат Штаудэ один из активных деятелей «Про Руссия»[18]. Весь период войны Штаудэ был связан с гитлеровской «службой безопасности» СД через уполномоченного по делам церкви Бауэра. У Штаудэ, бывшего немецкого колониста Поволжья, была любопытная биография. В тридцать пятом году католический аббат выехал из Энгельса в Рим на съезд конгрегации восточных церквей и в Советский Союз не вернулся. Следы аббата Штаудэ теряются где-то на тайных тропах международной разведки. Перед войной Штаудэ вновь появляется на горизонте, он становится деятельным помощником иезуита Швейгеля в руководстве «Руссикумом» — Русского колледжа в Риме. Затем он перебирается в Берн, получает звание прелата и время от времени наезжает в Италию, читая в Русском колледже курс «Пропаганды шепотом».
Из задумчивости полковника вывел Алешин. Молча он положил перед Кашириным лист бумаги, исписанный, крупным, размашистым почерком. Иван Григорьевич скромничал: то, что он написал о своей встрече с французским рабочим, было интересно, а главное — точно во всех деталях.
Полковник едва успел оформить Алешину пропуск, как позвонил Лозовой и сообщил о том, что Леонозов находится в управлении,
Неожиданный вызов взволновал Леонозова. Засунув руку в карман, он ногтем проводил по зубцам лежащей в кармане расчески и, не поднимая головы, рассматривал кончики своих ботинок.
— Обживаетесь? — спросил полковник, указав на кресло впереди стола.
— Помаленьку обживаюсь… — тихо сказал он. — Трудно, товарищ полковник, и как-то непривычно спокойно. Словно всю эту жизнь там, на Западе, я был в пути… — Он поднял голову и посмотрел собеседнику прямо в глаза.
— Мы побеспокоили вас, Вячеслав Георгиевич, по важному делу, «Макс» — вот кто нас интересует. Прошу вас еще раз рассказать мне все, что вам известно об этом человеке.
— Мое знакомство с ним было кратким, — сказал Леонозов. — Мы встретились в Мюнхене на аэродроме незадолго до вылета. Говорить друг с другом мы не имели возможности, это было запрещено. Сначала нас сопровождал майор Стенли, американец; позже немец, бывший эсэсовец Якоб Рейнгольд, по кличке «Дядя». Только в самолете нам удалось немного поговорить. Узнав о том, что я из числа так называемых «перемещенных лиц», он презрительно бросил: «Дипист!» Сам он родился в Гамбурге, его мать русская балерина, эмигрантка, отец немец, шофер такси. Два года он специально готовился, совершенствовался по русскому языку. Кличка его «Макс». Это, пожалуй, все, что мне о нем известно.
Полковник разложил перед Леонозовым на столе несколько фотоснимков и спросил:
— Скажите, Вячеслав Георгиевич, нет ли среди этих фотографий «Макса»?
Бросив беглый взгляд на фотографии, Леонозов взял снимок «Жаркова», внимательно рассмотрел его и положил перед полковником.
— Вот это фотография «Макса».
— Вы не ошибаетесь? — спросил полковник.
— Нет, — уверенно сказал он. — Я хорошо запомнил его лицо.
18
«Про Руссия» — Комиссия по делам России — отдел разведки Ватикана по Советскому Союзу.