Страница 46 из 51
Из глубины моего дома показались служанки, перешептывающиеся:
— Какой красивый мужчина! — Видны были их фигуры с шлейфами[24]. Как раз в это время снаружи налетел порыв ветра, подул на ширму, за нее, и дамы, которые на эту ширму полагались, заспанные, неодетые, переполошились, представляя собой самое жалкое зрелище, которое я буду помнить до смерти.
Все это произошло в тот раз, когда мы ожидали нашего сына, вернувшегося после тренировки в стрельбе из лука поздней ночью. Он встал с постели совершенно заспанный и, выйдя из дверей, сказал, что дома никого нет. Из-за сильного ветра все ставни были опущены, поэтому его слова выглядели вполне правдоподобными.
Решительно поднявшись на решетчатую ограду, ками сказал:
— Сегодня благоприятный день! Принесите мне, пожалуйста, круглую циновку для сидения. Я хотел бы немного побыть здесь… — Потом глубоко вздохнул: — Совершенно напрасно приходил! — И возвратился домой.
Прошло два дня, и я послала сказать ему просто на словах:
— Прошу простить меня за то, что я отсутствовала в тот раз.
После того, как это ему передали, последовало обычное:
— Получилось очень неудачно. Как Вы отнесетесь к еще одному посещению?
Чтобы это не было похоже на приглашение, я велела передать ему: «Не покажется ли это сомнительным?». Но хотя я и не разрешила приходить, ками все-таки пожаловал к нам в сумерках, заявив:
— Мне нужно поговорить с помощником.
Я не сразу нашлась, как поступить. Подняла в окнах две ставни, осветила веранду и стала ожидать в комнате, отгородясь ширмой. Сын встретил ками словами:
— Поскорее! — И они поднялись на галерею. Открыв боковые двери, сын пригласил:
— Сюда! — И когда гость приблизился, отступил еще.
— Передай, пожалуйста, матушке, — проговорил ками тихим голосом, — что я пришел.
Войдя в комнату, он продолжал:
— Так. Согласно ее пожеланию, я явился побеседовать.
После этих слов гость коротко засмеялся и, легко шурша одеждами, прошел в задние комнаты.
Разговор с моим сыном шел тихо, лишь время от времени слышался звук прикосновения веера к его жезлу. Из-за ширмы от меня не доносилось ни звука, между тем время шло и шло… Обращаясь к моему сыну, ками сказал:
— Прошу передать, что я весьма сожалею, что предыдущий мой приход оказался безрезультатным.
— Непременно.
Я на коленях придвинулась поближе, но гость больше ничего не сказал. По крайней мере, мне за ширмой не было слышно ничего. Тогда я подумала, что он, возможно, не догадывается о моем присутствии за ширмой, и легонько откашлялась. И ками начал говорить:
— Вот время пришло. Быть может, я выбрал неподходящий случай, чтобы встретиться и побеседовать. — Так говорил он очень долго.
Со своей стороны я отвечала только:
— К сожалению, то, что Вы изволили сказать нам, вызывает чувство, похожее на сновидение. Девочка — меньше маленькой, она такая, о которых говорят: «Как мышонок». Беседа наша совершенно бесполезна.
Слушая меня, гость старался вполне соблюсти приличия, да и мне разговор давался непросто. Пошел дождь, стемнело, раздались громкие голоса лягушек. Стало уже совсем поздно, когда я произнесла:
— Здесь такие унылые окрестности, даже наши люди порой чувствуют себя неуютно.
— Нет, отчего же, — отвечал он. — Я, со своей стороны, буду заботиться о вас: не нужно опасаться.
Между тем стало еще темнее.
— Кроме того, мой уважаемый помощник будет скоро занят поблизости, и по такому случаю я смогу оказывать вам всяческие услуги. Господину все, что Вы изволили говорить мне, я передам, и о том, как он изволил об этом отозваться, я также поставлю Вас в известность, для чего и наведаюсь к Вам завтра или послезавтра, — с этими словами гость встал, намереваясь уехать.
Выглянув сквозь прореху в ширме, я увидела, что светильники, горевшие на плетеной ограде веранды, погасли. За ширмой у меня горели огни и было светло, так что я и не заметила, как погас свет снаружи. Я подумала, что из-за ширмы, возможно, видны силуэты, и распорядилась:
— Это дурно! Светильники погасли, гостю неуютно!
— Да нет, ничего, — отвечали, выходя наружу, сопровождавшие его люди.
Явившись к нам однажды, ками стал приезжать все чаще, и все с одной и той же просьбой. Я же говорила ему только:
— Здесь, хотя и без особого желания, все будет исполнено как надо, если Вы будете иметь на то разрешение господина.
— Но, ведь, можно считать, что у меня уже есть разрешение, — горячился он, — господин определенно называл конец этой луны. За эти двадцать с лишним дней, наверное, уж один-то благоприятный день был!
К счастью, мой сын, состоя на службе в Ведомстве Правой дворцовой конюшни, должен был готовиться к участию в празднике святилища Камо, и я только об этом и думала. Ками ожидал окончания праздника. Но наши волнения по поводу сына оказались напрасными: он не смог пойти в святилище, потому что накануне осквернился, увидев дохлую собаку[25].
И снова, о чем бы ни заходил разговор, ками принимался за свое. Сын от него только и слышал:
— Ну, скажите своей матушке понастойчивее: «Господин уже вымолвил свое слово!»
Тогда я послала Канэиэ письмо: «Почему ками постоянно говорит об этом? Он очень надоел мне со своими разговорами, поэтому напиши ответ, который я могла бы показать ему». Ответ пришел: «Я так и думал. За хлопотами по поводу нашего сына мне казалось, что это случится еще не скоро; теперь же я думаю, что мы вернемся к разговору после окончания полосы запретов, в восьмую луну, — если душевные устремления ками не изменятся».
Когда я получила письмо, то почувствовала большое облегчение. «Вот как полагает господин, — написала я ками, — разве не говорила я Вам, что в таком деле спешка не помогает определить надлежащее время?». Ответа я не получила, но через некоторое время ками явился сам.
— Я приехал довести до Вашего сведения, что я крайне рассержен.
— Что случилось? Вы говорите очень громко. Пожалуйте в помещение, — заметила я ему.
Входя внутрь, ками говорил моему сыну:
— Хорошо… Я приезжал сюда и днем и ночью, а теперь желанный миг отодвигается все дальше и дальше!
Собираясь уходить, ками попросил тушечницу и бумагу. Перед уходом написал на бумаге стихотворение, скатал и оставил для меня. Я прочла:
«Что же мне делать? Вынужден покориться. Вечером приеду опять», — было написано там.
Письмо было даже читать стыдно. Ответ я написала сразу и послала ему вслед:
Вечером двадцать второго числа, того самого дня, который был выбран некогда для свадьбы, ками вновь приехал с визитом. На этот раз, в отличие от прежнего, он был очень сосредоточен. Его осуждающий вид казался мне очень утомительным.
— Позволение господина, — говорил он, — не привело к цели. За это время все отодвинулось еще дальше. Подумайте, можете ли вы что для меня сделать?
— О чем вы думаете, что тут можно сделать? Ужели за это долгое время, о котором вы говорите, стала я смотреть на девочку как на женщину?
— Какою бы она ни была, я хотел бы с нею побеседовать.
24
Шлейфы в японских костюмах были накладными: закреплялись при помощи особого пояса. Их носили и мужчины, и женщины. Длина шлейфа зависела от ранга человека — чем выше ранг, тем длиннее шлейф.
25
Осквернение смертью считалось самым сильным, поэтому человек, увидевший мертвое животное, должен был совершить ритуальное очищение.