Страница 31 из 37
Куропаткин повидал достаточно смертей, чтобы не испугаться и не побежать за угол, помогать содрогающемуся в спазмах желудку. И все же эта смерть выбила его из колеи. Он знал Корнилова, он говорил с ним. Он ожидал увидеть его сегодня утром и ни за что бы не подумал, что Денис может быть мертвым. А он был мертв. Эксперт предположил, что смерть мужчины наступила примерно между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи.
Куропаткин ушел из санатория примерно в десять. Значит, Денис умер уже через час?
— Это женщина, — глухо пробормотал он. — Это женщина!
— Я же говорил вам, — подхватил возбужденный Булыгин. — Эта сука уничтожает мужчин!
Куропаткин не был склонен к максимализму, но в данный момент даже согласился с Булыгиным. Эта сука и вправду уничтожает мужчин! И узнать, кто следующий, невозможно…
Следователь понимал, что он не виновен в гибели Корнилова, и все же чувствовал себя косвенно причастным к ней. Ведь если бы он настоял на том разговоре…
Эх, что теперь говорить…
Сегодня должен был прийти факс от московских оперативников. Может быть, он что-то прояснит?
Анжелика быстро переоделась, сложила свои вещи в маленький рюкзачок и, не глядя на труп, вышла из номера. Этот оказался ничем не лучше других. Только те сразу говорили, чего хотят, а этот пытался забить ей голову дурацкими стихами и даже делал вид, будто не хочет ее. Вот идиот! Ей стало смешно. Можно подумать, она такая дура и не может различить, когда ее хотят, а когда — нет. Ни разу за всю ее жизнь не было ни одного мужчины, который ее не хотел. Этот, последний, усердно делал вид, будто хочет сначала с ней побеседовать, пообщаться. Можно подумать, они пионеры и будут встречаться, ходить, держась за ручки… Противно. Вот кого Лика ненавидела с удвоенной силой — так это лицемеров, стремящихся скрыть свою истинную сущность под нагромождением пустопорожних слов. Впрочем, эта уловка ему ничем не помогла. Правда, ей пришлось приложить некие усилия, чтобы соблазнить его, но зато потом все прошло как по маслу…
Жаль, она забыла наколку горничной в своем домике. Это все из-за этого мерзавца, следователя с дурацкой фамилией Куропаткин. И как это раньше она могла находить фамилию забавной и приемлемой для себя? С ума сойти, Анжелика Куропаткина… Ничуть не лучше, чем Анжелика Иванова! И даже еще смешнее!
Она невольно фыркнула, осторожно прикрывая дверь и оглядываясь по сторонам. Как раз в такое вот неподходящее время обязательно кто-то пройдет мимо, как назло. И ей нельзя ни в коем случае показать, что она вышла из этого номера. Она просто горничная и идет по своим делам. Интересно, какие у горничных могут быть дела, кроме как перестилать постели клиентов, убираться в номерах и надеяться на чаевые? Лика снова фыркнула, теперь уже презрительно. Словно она сама никогда не работала горничной и официанткой… Впрочем, это было давно, когда она еще не потеряла надежду на счастье и не совершила ни одного поступка, которыми теперь даже гордилась.
Она расправила плечи и направилась по коридору. Когда кто-нибудь из припозднившихся отдыхающих оказывался в коридоре, она делала вид, что собирает что-то с полу. Санаторные сторонились и, не разглядывая ее, прошмыгивали мимо, к своим номерам. Ей этого и надо было: чтобы никто не видел ее лицо. Потому что уж слишком она приметная. А народ предпочитает не смотреть на обслуживающий персонал.
Она спустилась на первый этаж, зашла в туалет, снова переоделась в свое платье, аккуратно сложила форму горничной и оставила ее там. Эта форма ей уже не пригодится. В каждом санатории, в каждой гостинице — своя форма, а Лике в этом санатории больше нечего делать. Кроме того, она чувствовала, что переборщила и что ей пора исчезнуть.
Тем более что ей и в самом деле надоело здесь. Она вернется домой и будет отдыхать до следующего года. Или нет, может быть, ей удастся и раньше наказать кого-нибудь? Правда, в своем родном городе она не практиковала убийства. Это было очень опасно. Сидеть в тюрьме Лике не хотелось, поэтому приходилось быть осторожной. Она расслаблялась только раз или два раза в год, во время отпуска.
И все оставшееся время с наслаждением вспоминала, как ей было приятно, когда… Ах, не надо лгать, прервала она саму себя. Ничего ей не было приятно! Она же не больная, не маньячка какая-нибудь, чтобы получать удо-; вольствие от убийства! И убивает она не из-за того, что хочет получить это сомнительное удовольствие. А потому, что у нее есть правило: она убивает тех, кто хочет ее. Кто настолько хочет, что тащит ее в свой номер и там пристает, шепчет всякие пошлости и расстегивает набухшую ширинку…
Ей так надоело быть объектом сладострастных желаний, что она придумала для себя эти правила. В качестве моральной компенсации. И когда придумала, ей стало легче. Правда, легче. Она почувствовала себя отмщенной. За то, что много лет подряд никто не добивался ее души. За то, что никому не была интересна она сама, как человек. А ведь она не тупая, не легкомысленная юная девица, охотящаяся за престарелыми толстосумами. Ей и толстосумы не нужны! Она — состоявшаяся женщина, обеспеченная и ни в чем не нуждающаяся. Во всяком случае, в их деньгах—точно.
Но ведь какой парадокс: этот проклятый Куропаткин так задел ее душу, что ей даже не хотелось больше следовать этим придуманным ею самой правилам. Встретив его впервые, она вдруг поняла, что вот он — именно тот человек, который ей нужен. Тот, которого она искала столько лет. Тот, с которым она наконец-то будет счастлива. Она в это верила. И ошиблась. После этой Ошибки она уже никогда не повторит ее, никогда! Она не будет больше Анжелой, трогательной, нежной и доверчивой. Никому и никогда она уже не поверит, просто примет свою судьбу, как есть. Значит, такова божья воля — чтобы она была одна. А тех, кто захочет отведать ее тела, она будет беспощадно уничтожать. Потому что другого они не заслуживают, эти похотливые самцы. Они считают, что все женщины вокруг должны удовлетворять их похоть! Ну что ж! Она доставляет им удовольствие и убивает. Потому что за удовольствие надо платить. И ей совсем не жалко этих безголовых животных, следующих исключительно своим мерзким инстинктам.
И подумать только, как она все же ошиблась… Тогда, после встречи с Куропаткиным, который тут же представился ей по всей форме так, что она даже испугалась… Думала, что ее вычислили и пришли за ней… Надо же… А когда они проговорили несколько часов и он, как влюбленный, проводил ее до дома и боялся прикоснуться к ее руке, она приняла это его состояние за любовь или хотя бы за симпатию, но никак не за желание… Потом она вернулась, снова бросилась в эти заросли, где любила бывать, чтобы посидеть в одиночестве, на свежем воздухе, и подумать о своей жизни, которая так резко изменилась. Она сидела на той лавочке, трогала рукой место, где сидел совсем недавно он, и тихо радовалась тому, что, кажется, нашла свое счастье. Ей было тяжело дышать от распирающего ее чувства, и она, дура, верила в то, что может быть счастлива.
И вдруг там появился человек — она даже толком не разглядела его лица, видела только, что он рыжий и небольшого роста. Он посветил на нее фонариком и пошло стал распинаться по поводу ее прелестей… После того, как она встретилась с Куропаткиным, ей было вдвойне, втройне противно слышать этот бред.
И все же она постаралась, дрожа от омерзения, объяснить ему, что не проститутка, а обычная отдыхающая и что сейчас же уйдет домой, если мешает ему.
— Ну что ты, крошка, — выкрикнул тот рыжий человечек, — давай порезвимся, а? Ты увидишь, какой я горячий… Правда, я пришел сюда для другой цели, но это подождет.
— Не надо, — снова попросила она, но он ее не слушал, схватил и стал жадно лапать.
Она вырвалась, вытянула руку и стала шарить в ветвях олеандра. Там, где спрятала ту металлическую палку. Нащупала твердую сталь и успокоилась.
И еще раз попросила рыжего идиота, чтобы он оставил ее в покое.
— Эх, крошка, ты такая лапочка, — как-то даже отчаянно проговорил он. — Знаешь, мне недолго осталось жить. Может быть, ты скрасишь мне последние дни жизни?