Страница 15 из 37
— О, да вы — знаток живописи, — оценила она, и сердце следователя приятно екнуло, ухнуло и покатилось куда-то вниз. Стараясь отвлечься от ее нежной шеи и золотистого за-витка на ней, он быстро продолжил:
— У Ренуара есть серия о купальщицах, там и «Купальщица, вытирающая ноги», и знаменитые «Купальщицы», которые он написал незадолго до смерти. Представляете, Анжела, у художника был артрит, и держать кисти стало невозможно. Он привязывал кисть к руке, чтобы работать! Но это никак не повлияло ни на чувство цвета, ни на мастерство художника, — мягко закончил он, вглядываясь в картину.
— Откуда вы все это знаете? — удивилась она, повернувшись к нему анфас.
Нежный овал тонкого лица, чуть миндалевидные глаза, пухлые губы, четко очерченные, безукоризненный подбородок, шея, про которую говорят — лебединая…
Ему не хотелось говорить, что перед тем, как стать милиционером, он учился в художественной школе. Ему казалось, что она разочаруется в нем, если узнает об этом. И поэтому он продолжил бормотать, словно отвечая на уроке:
— Пьер Огюст Ренуар — один из основоположников импрессионизма. В то время это направление было новаторским… Ренуар родился в Лиможе и работал в мастерской, расписывая фарфор, еще будучи подростком…
Она посмотрела на него чуть удивленно и слегка улыбнулась одними кончиками совершенных губ, словно понимала, что с ним творится.
Куропаткин почувствовал, что задыхается, ему не хватало воздуха рядом с ней.
— Давайте выйдем на крыльцо, здесь душно, — пробормотал он и ринулся к выходу.
Зачем он пошел с ней сюда? Зачем вообще пригласил ее, зачем познакомился? Она была для него запретным плодом, она манила и провоцировала, и он, как последний мазохист, должен был сдерживать естественные стремления, ежеминутно напоминая себе, что нельзя. Что она недосягаема и должна остаться таковой.
Для чего же он, словно галантный кавалер, потащил ее в галерею? Чего он хочет этим добиться?
Куропаткин и сам не знал, зачем он это делает. Он чувствовал, что в присутствии этой женщины все его условные рефлексы обостряются, натягиваются как струны. И раз уж он ее увидел, то отпустить не может. Пока не может. Пока не возьмет себя в руки, пока не придет в себя, пока не успокоится. Он должен привыкнуть к ней, чтобы она перестала казаться ему чудом света. И только тогда он сможет расстаться с ней безболезненно. Но сейчас еще он не готов.
— Да, это он, — подавленно ответил Корнилов, отводя глаза от трупа своего родственника.
Зрелище было неприглядным, и следователь ему от души сочувствовал. Надо же, недавно у него погибла жена, теперь вот убит ее брат…
Одни трагедии. Случайные ли это совпадения? Куропаткин понимал, что придется работать в связке с Московским уголовным розыском, раз такое дело. Эта история ему не нравилась, она вообще дурно попахивала. Денис сказал, что машина, в которой взорвалась его жена, всегда была в безупречном состоянии. Ни о какой неисправной проводке там и речи быть не могло.
— Борис, — он кивнул на тело, над которым трудился эксперт, — был владельцем автосервиса, и Эмма постоянно там проверяла «Вольво»…
— У вас есть догадки, что именно делал |Эленбергв Сочи?
— Он позвонил мне вчера, — кивнул Денис. — И сказал, что ему нужно со мной поговорить… Он еще хотел денег занять, и я сказал ему, чтобы взял у тети Симы, это моя домработница, у него вечно их не было…
— Но у него же свой бизнес, — удивился капитан.
— Да, только деньги для него он занял под большой процент, к тому же автосервис новый, еще года не проработал. Сами понимаете, всю прибыль Он вкладывал в развитие производства, плюс отдавал долги. Эмма постоянно подкидывала ему деньги.
Куропаткин почувствовал, что Корнилов питал неприязнь к убитому. Надо бы разобраться, что к чему в этой семейке. Сначала погибает жена, которая исправно возила машину на техосмотры, затем происходит нападение на ее мужа. А потом убитым оказывается брат погибшей, приехавший в Сочи для того, чтобы поговорить с Корниловым.
— Вы не догадываетесь, о чем он хотел поговорить с вами? — вопросил Куропаткин.
— Понятия не имею, — пожал плечами Денис. — Он сказал только, что хочет поговорить об Эмме. Ах да, я забыл совсем: он уверял, что это срочно и что он не может дожидаться моего приезда в Москву. Даже эти несчастные пять дней подождать он не мог. Но я ожидал его только завтра…
Он закурил. Следователь отметил, что руки Корнилова не дрожат и вообще он спокоен. Неужели он даже не переживает по поводу смерти брата своей жены? Неужто их отношения были настолько холодными? И все-таки Эленберг решился приехать в Сочи, хотя Корнилов был бы в Москве уже через несколько дней, если ехать на поезде. К чему такая спешка?
— Хочу вас попросить, — произнес следователь. — Пожалуйста, позвоните вашей домработнице и узнайте у нее, в каком настроении был Эленберг, когда приходил к ней за деньгами. Может быть, он ей что-то сказал?
— Вряд ли, — пожал плечами Денис, — тетя Сима терпеть его не может. Она дала ему деньги, и все, даже разговаривать не стала, я в этом уверен.
Тем не менее он послушно достал мобильный.
— Странно, — произнес он через минуту, отключая телефон. — Борис не приходил к ней за деньгами!
Куропаткин переглянулся с Булыгиным. Человек, у которого не имелось денег на билет. До Сочи, должен был взять деньги у домработницы Корнилова. Однако же он у нее не появился, зато в Сочи все же очутился довольно быстро. Значит, прилетел на самолете, потому что на поезде он не успел бы это сделать за один день. Получается, что он занял деньги в другом месте. Где? И почему не у тети Симы, ведь договоренность с Корниловым у него была?! Передумал? Совесть заела, потому что Эмма мертва, а брать деньги у ее мужа теперь неэтично? Но если верить Корнилову, то такому типу, как Эленберг, должно быть до фонаря, этично это или нет. К тому же было вполне логично воспользоваться чужими деньгами — хотя бы напоследок, пока Корнилов еще не очухался после смерти супруги.
— Надо проверить, каким рейсом он прилетел, — сказал следователь Булыгину. — И сообщить в посольство…
Этот момент, пожалуй, угнетал его больше всего. Сейчас начнется: приезд немцев, нагоняи от руководства, которое будут тоже дергать сверху…
Самое противное, что это убийство — очередной «глухарь». Никаких следов, никаких очевидцев, снова — ничего. Конечно, основная работа еще не проводилась, но Куропаткин затосковал. Он был опытным следователем и доверял своей интуиции. И в этот раз его интуиция говорила ему, что это убийство, как и предыдущие три, — такой же «висяк». Только теперь еще это — убийство иностранного гражданина…
Эх, что за лето, в самом деле?
— Давай повременим пока с посольством, — поправился Куропаткин. — Вдруг что найдем?!
— Уже нашли, — откликнулся эксперт. — Похоже, что этого человека прикончили металлическим предметом, предположительно прутом.
Куропаткин облегченно вздохнул. Если принять во внимание, что тело Бориса обнаружили в тех же зарослях, где недавно было совершено покушение на Дениса Корнилова, то это уже зацепка. А если учесть, что и Корнилова ударили по голове металлическим предметом, предположительно — прутом, то, скорее всего, это один и тот же прут. Только где же оно, это орудие преступления?
Денис задумчиво курил, пуская дым кольцами. Интересно, как Борис тут очутился? Шел в санаторий к нему и на него напали?
Но если он шел в санаторий, то зачем же тогда заглянул в кусты? Пописать захотел?
И вообще, на каком он прилетел самолете, если сегодняшний самолет должен приземлиться только через час?! Денис специально звонил в справочное бюро, узнавал… Все это очень странно. А может, он приехал на машине? Это вполне могло быть. У него же свой автосервис, много знакомых автовладельцев. Например, он обмолвился, что ему надо в Сочи, и подвернулась попутка. Поэтому он и не заехал к тете Симе за деньгами. Ведь, если не надо брать билет на самолет, то не нужны и деньги! То есть деньги нужны. Но их и отдавать надо. Эмма умерла, и теперь некому покрывать Бориса. Уж Денис-то не стал бы давать ему крупные суммы просто так, без возврата! Значит, он приехал на машине. Наверняка сразу же, как он вчера утром позвонил ему и попросил о встрече, ему тут же подвернулась попутка. Он не перезвонил, потому что карточка на его мобильном закончилась, ведь не случайно разговор прервался на середине.