Страница 3 из 4
К приказам Патрокла надлежало относиться внимательно, он никогда не прощал ошибок. Люди Никола короткими перебежками и ползком постепенно стягивали цепь, а наверху раз за разом звенела тетива, свистели стрелы и вот уже кто-то вскрикнул от боли. Вот на глазах у Никола зашатался и рухнул на землю, выронив щит, еще один гетайр.
Никол выругался, отшвырнул копье и выкрикнул команду. Гетайры поднялись во весь рост и с яростным коротким криком бегом бросились к вершине сразу со всех сторон. Послышался шум борьбы, звуки глухих ударов, как будто били кулаком по кулю с мукой, потом с холма вниз побежали гетайры. Было хорошо видно, как они бросают на землю пустые ножны, чтобы удобнее было бежать. А сверху вслед за ними не спеша шел худой человек, опиравшийся на длинный охотничий лук, как на посох. Было очень странно видеть, как десяток сильных, тренированных воинов бегут прочь от одного человека, который не преследовал их и, в сущности, был безоружен. В первые секунды Никол ничего не понял, подумал только, что у Мансура, должно быть, кончились стрелы, и тут же, осознав происшедшее, потерял способность рассуждать от ярости и гнева. Он что-то дико крикнул, хлестнул коня и понесся вверх по холму, на ходу выхватывая меч. Он закрутил его в воздухе так, что обозначился сверкающий круг, и мысленно уже видел то место, куда должно было опуститься лезвие в конце последнего круга. О приказе Патрокла он даже не вспомнил в эту минуту. Меч взвизгнул в воздухе. Никол привстал в седле, чтобы удар был сильнее, и послал меч вниз на вытянутой руке, как на ученьях. Удар вышиб его из седла. Падая, он успел услышать звон расколотой таирской стали и увидеть, как в облаке пыли переворачивается его жеребец, словно налетевший на скалу. Последнее, что он видел, была спина медленно спускавшегося по холму человека, который не повернул головы в его сторону, не поднял даже руки, чтобы защититься от верной смерти. Он шел вниз своей дорогой, так, как шел секунду назад, не обращая внимания на всадника, словно ветер гнал ему навстречу всего лишь облачко пыли. Пыль теперь осела, и путь был свободен.
Паника охватила дворец Патрокла снизу. Вспыхнув у ворот дворца, она вихрем промчалась через внутренний двор и портик, разметала по дворцовым лестницам щиты и копья стражников, ворвалась во внутренние покои, погнала пеструю толпу поваров и слуг в подвалы, очистила лестницы, переходы и анфилады от людей быстрее, чем это мог бы сделать ураганный ветер с кучей опавших листьев. И только личная стража Патрокла, его самые надежные и храбрые воины, осталась на своих местах у входа в посольский зал. Они остались там и тогда, когда в глубине коридора появилась напряженная фигура Мансура. Слух о разгроме отряда гетайров достиг дворца задолго до прихода самого Мансура. И все же воины остались на своих местах. А когда Мансур приблизился, скрестили перед ним копья. Мансур развел копья у себя над головой и вошел в зал. Стражники не двинулись с места. Сила подчинялась еще большей силе. Что они могли сделать с человеком, который не боится ни меча, ни копья? Да полно, человек ли это? Может быть, сам Геракл в шкуре Немейского льва? Вот только посеревшее, усталое лицо Мансура не похоже на лицо легендарного героя. Герои не ходят сгорбившись, шаркая ногами об пол.
Странную картину довелось увидеть финикийскому послу Ретию. Непонятные вещи творились в этой далекой, забытой богами Бактрии!
В посольский зал, к самому сатрапу, без разрешения вошел какой-то грязный, оборванный человек, а Патрокл, завидев его, не позвал стражу, а почему-то медленно сполз со своего высокого кресла.
Дальше началось уж совсем непонятное. Незнакомец опустился в кресло рядом с послом напротив сатрапа и секунду молча смотрел на побелевшее, покрытое каплями пота лицо Патрокла. Потом движением руки приказал ему подняться с пола, и Патрокл повиновался, как балаганная тряпичная кукла.
— Вот видишь… Выполнил я твою волю, приготовил напиток власти, и настал мой час. Где узники?
— Они… Они там… Живы… Я сохранил, — дрожа ответил Патрокл.
— Прикажи привести!
Дежурный сотник вошел в зал по зову Патрокла, словно ничего не случилось и повернувшись, четко как на параде, пошел выполнять распоряжение, а в зале повисло тяжелое грозное молчание.
— Любезный Патрокл, что все это значит? Кто этот человек, отдающий приказы в твоем дворце? — Финикийский посол привстал в своем кресле, ожидая ответа, но никто не удостоил его даже взглядом, слишком заняты были друг другом эти двое непохожих людей.
— Пощади… Возьми золото, у меня его много возьми все… Только жизнь… Жизнь оставь… — Патрокл хватал воздух широко раскрытым ртом, и темные полосы пота проступили на его шелковых одеждах.
— Прошлый раз ты был храбрее… Кому нужна твоя жалкая жизнь? Возьми ее с собой и убирайся. Скажи в своей Македонии, чтобы они оставили нас в покое. Это все, что нужно моей стране.
Утром следующего дня небольшой отряд македонских воинов во главе с Патроклом покинул пределы Бактрии. Казалось, впервые за много лет над страной Мансура взошло, наконец, солнце свободы и люди нашли свое счастье. Но так только казалось…
Управителем города Мансур назначил старого кузнеца Шарила, который славился своей мудростью и справедливостью. Первыми же указами Шарил отпустил на волю рабов и отменил непомерные налоги. Во дворце не осталось ни писцов, ни стражников, привыкших работать за большие деньги, а бывшие воины Патрокла, те, что не ушли вместе с ним в Македонию объединились с богачами и затеяли смуту, и в это время прибыла весть о том, что к границам Бактрии подошли македонские отряды…
— А Мансур? — не выдержал я. — Ведь он один мог бы справиться с целой армией!
— Один? Что мог сделать один Мансур с полчищами врагов? Они не стали вступать с ним в схватку, попросту обошли и ворвались в беззащитный город. Запылали пожары, закричали дети и женщины, рекой полилась кровь невинных людей. И понял Мансур, что не свободу принес своему народу, а только новые несчастья, грабежи и насилия…
Он мог разрушать стены. и сокрушать скалы, но стены его родного города уже были разрушены врагами. Он мог раздавить в лепешку любого врага, но враги бежали от него и продолжали убивать его друзей, а когда те спешили к нему, ища защиты, враги издали осыпали их кучами стрел. Стрелы ломались о металлическую кожу Мансура, не причиняя ему самому вреда, но убивали всех, кто хотел к нему подойти… И тогда вновь вспомнил Мансур слова древнего пророчества: «Задумавший стать сильнее всех окажется слабейшим. И останется он один, и отойдут от него дела друзей его…» Тогда Мансур решил покинуть город. Ничего для себя ему не надо было от полученной силы, и ничего не сумел он подарить людям. Оставались еще горы с их несметным богатством. Мансур подумал, что богатство может сделать людей счастливей, хотел хоть его подарить людям. Скалы подчинялись тому, кто принял напиток власти. Вон там, у поворота тропинки, видите — обвалившийся склон? Сюда пришел Мансур. Здесь он вошел в горы. В самое их нутро.
Больше его не видели. Может быть, он до сих пор бродит по подземному царству в поисках богатства? Этого никто не знает.
Разное говорят люди. Говорят, что за перевалом Ак-Мансур есть пещера, через которую выходил Мансур к солнечному свету. И там, где он проходил по земле, оставались серебряные следы. Может, так оно было, кто знает. Хорошо, когда человек оставляет на земле серебряный след, не каждому это дано.
А может, так и не удалось ему выбраться к свету. Может, годы оказались сильнее. Навалилась непомерная тяжесть, стиснула, сдавила со всех сторон. Не поднять руки, не сделать шагу…
Принявший напиток власти становится бессмертным… Возможно, простоял он там, под скалой, целые века, пока сам не превратился в камень, не стал частью горы, не растворился в ее жилах со всеми своими мыслями о свободе и счастье людей, не пробился в конце концов к свету крапинками серебряных месторождений и все-таки, значит, оставил на земле свой серебряный след.