Страница 13 из 17
– Это по-настоящему хуевые новости! – бросаюсь я на Антона. – Если ты, падла манерная, не придумаешь что-то с пятницей, – тебе пиздец!
– Что вы кипишитесь? У нас почти все готово! – Антон лезет в маленькую сумку цвета милитари и достает оттуда замусоленный молескин. – Все сцены. Нет только деталей...
– Главную героиню ты называешь деталью? – не унимаюсь я.
– Ну что я могу поделать, если ни одна мне не нравится? – Антон комкает салфетку. – Они фанерные какие-то...
– Мы тебя знакомили... – отрывается от телефона Ваня.
– Мы к тебе приводили... – вторю я.
– Мы...
– СТОП! ЗАТКНИТЕСЬ!!! – Антон вытягивает руку по направлению к входу. – ОНА! Там... идет по проходу...
– Где?! – Я оборачиваюсь в ту сторону и вижу женщину лет семидесяти, скорее всего иностранку.
– Зачем я повелся на твои базары про мечты о русском «калифорникейшн»?! – Ваня закрывает лицо руками.
– Ладно, я пошутил! – Антон возвращается к салату. – У меня финальный кастинг в четверг. Клянусь!
– Чем?
– Всем!
– У тебя ничего нет, кроме вертушек Pioneer, – напоминает Ваня. – Я их себе заберу.
– Правда, три варианта. – Антон показывает нам четыре пальца, потом спохватывается и один загибает.
– У нас 120 часов до сдачи материала, – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Это бездна времени! – уточняет Антон.
Повисает пауза, во время которой я успеваю задать себе вопрос, какого черта я ввязался продюсировать этот сериал, который, скорее всего, так никто и не увидит. Тщеславие? Желание помочь Антону? Жажда денег? В самом деле, снимать две пилотные серии три месяца как-то неловко. Как-то неправильно. Рассказ о том, что в пятницу мы доснимем остаток материала, вызывает у меня не больше доверия, чем миф о Трое. Но не сваливать же теперь, в конце концов мы друзья, так? А главная героиня... Что-то подсказывало мне, что главной героиней так и останется софа в съемочном павильоне, видевшая уже некоторое количество удачных и не очень кастингов...
– Я объявляю загул! Бессмысленный и беспощадный! – закончив, Антон отваливается на подушки, прикусывает сигарету и смотрит на нас в ожидании реакции.
– Перелет по маршруту «Москва – Нью-Йорк – Лос-Анджелес» на частном, смею надеяться, самолете? С остановками в неприлично дорогих отелях, горами кокаина и шестнадцатилетними моделями? – Я ныряю в меню. – Или недельный запой в однокомнатной квартире где-то в районе Новокосино? Обшарпанные стены, скрипучий диван на кирпичах, молдавские проститутки, кто-то незнакомый варит на кухне винт. Какая программа на этот раз?
– Нет, я думаю, наш герой сначала высушит нам мозг, потом поедет домой, накурится и сутки будет смотреть кино, перемежая Висконти с извращенным порно. – Ваня убирает телефон в карман пиджака. – А утром он поедет к своей бабушке, обсудить увиденное. Он же человек интеллигентный.
– И как тебе, Антоша, главные героини? – Я надеваю на голову салфетку, изображая платок, и начинаю шамкать: – Трейси Лордс мне кажется убедительней Джульетты Мазины...
– ...Когда глотает, – равнодушно отвечает Антон. – Дураки дураками. В вашем возрасте могли бы быть более сопереживающими, более тонкими, что ли, по отношению к друзьям...
– Антон, у тебя такое лицо, – Ваня щелкает пальцами, пытаясь подобрать определение, – будто вчера сексопатолог сказал, что побороть твою преждевременную эякуляцию невозможно...
Антон согласно кивает, берет стакан с водой, неспешно потягивает через трубочку, потом внезапно выдергивает ее из стакана и плюет в Ваню приличным количеством воды. Ваня пытается закрыться рукой, но это не спасает. Струя воды попадает ему точно в лоб и оседает кляксами на белой рубашке. В ответ в Антона летит полупустая пачка сигарет, тканевые салфетки и зажигалка. Антон закрывается диванными подушками, подставляя под пули ноги, что еще больше выводит из себя Ваню, который, улучшив момент, засовывает себе в рот бумажную салфетку, быстро-быстро пережевывает ее, достает, комкает в снежок и швыряет точно в щель между подушками. В то место, откуда торчит нос Антона. В последний момент Антон каким-то невероятным движением ухитряется подставить локоть, и жеванный салфеточный ком ударяется в него, отскакивает, и, выписав замысловатую траекторию, засаживается в лицо официанту.
Дальше все происходит словно в замедленной съемке. Внезапный удар заставляет официанта сделать шаг назад, его левая нога скользит по паркету, поднос, на котором стоят друг на друге несколько тарелок с остатками пищи, накреняется, официант теряет точку опоры и буквально обрушивается на двух женщин средних лет.
Я смотрю, как тарелки и приборы движутся в рапиде, покрывая женщин недоеденным супом, рыбьими костями и каплями вина. Как официант оседает на пол, успевая сделать скорбное извиняющееся лицо и протянуть руку в сторону виновников этого беспредела. И он уже открывает рот, чтобы озвучить причину трагедии, но тут на пол летят бокалы и тарелки и разлетаются на куски. Антон смотрит на все это, укрывшись подушкой. Ваня, открыв рот, застыл в позе метателя камня, а женщины, воздев руки, синхронно визжат. У меня возникают сразу несколько идей, как то: вскочить и вытирать этих телок салфетками; протянуть руку, чтобы помочь подняться официанту; слегка ударить Ваню, как бы обнаруживая свои джентльменские намерения.
Но женщины так некрасивы и столь вульгарно одеты, официант так жалко выглядит, да и зачинщики, мои друзья, вряд ли во всем виноваты, ведь это была честная дуэль. Так что идеи разом умирают, и мне остается лишь всплеснуть руками и довольно громко заявить:
– Это было потрясающе!
Сидящие вокруг нас зачарованно досматривают финал этой сцены, женщины уже не визжят, а громко матерятся, а из колонок опять начинает играть Suede «Beautiful Ones», и в этот момент я жалею только о том, что под рукой нет камеры, уж больно красивый получается сюжет. В моей голове уже происходит монтаж и наложение звука, и я уже мысленно пишу закадровый текст, не замечая, как сбоку возникает метрдотель с лицом английского бульдога и начинает что-то выговаривать моим придуркам, а те не сговариваясь указывают пальцем в мою сторону и говорят:
– Это не мы, это он!
Крупный план. Андрей Миркин сидит, открыв рот и разведя руки в стороны. Его лицо выражает глупое восхищение и вместе с тем отчаянное непонимание, почему его так мерзко подставили...
Со всех сторон слышится порицающее шушуканье сидящих за столами, женщины озвучивают стоимость своих туалетов с пояснениями, где они были приобретены, метрдотель говорит что-то о посуде, испорченном диване и «оплатить по справедливости», но я настолько ошарашен поведением моих друзей, что на минуту теряю самообладание, пропускаю все это мимо ушей и довольно тихо (впоследствии окажется, что на весь зал) произношу:
– Нихуя себе! – и вскидываю глаза на официанта. – Ты слепой? Да я вообще в этом не участвовал! Чувак, ты хоть следишь за тем, что у тебя в зале происходит? Я буду... я напишу в книгу жалоб! – непонятно почему, но именно эту мантру опущенного обывателя услужливо подбросило сознание. В социально-культурном плане, видимо, это означало, что герой «Шинели» живет в каждом из нас.
Во время этих обоюдных препирательств к нам подошел директор ресторана, увел с собой женщин, обезображенных возрастом и объедками, за ними следом исчез Антон, а метрдотель, с благословения начальства, предложил нам немедленно удалиться. Мы понуро шли к выходу, стараясь не встречаться глазами с окружающими. За моей спиной сказали что-то про телевидение и про «совсем уже обурели», но во мне все так клокотало от обиды, что я предпочел не реагировать, дабы не оставлять после себя кучи трупов среди зарослей рукколы, плошек с соевым соусом и раскатанных по полу калифорнийских роллов.
– Как мило ужинать с друзьями! – констатировал я, когда мы вышли на улицу.
– Ну ладно, чего ты! – Ваня отвел глаза и двинул по направлению к кустам.
– В жизни с вами больше никуда не пойду! – Я закурил и стал считать про себя, чтобы успокоиться.