Страница 29 из 41
— А сторож?— напомнил Иван.
— Старик, да и одурел с перепуга. К нему в полночь постучались. Отворил дверь, видит, двое, закутанные в белое. Говорят: «Веди к могиле Когута». Старик с перепугу чуть не на карачках до могилы полз. Указал. Они ему влили в рот две бутылки первача, оттащили в сторожку и заперли. Около обеда старик еще не пришел в себя от испуга и перепоя. Сидит, закутанный в одеяло, и ковшами огуречный рассол дует. А зубы до сих пор лязгают. Напугался чуть не до смерти. Кто вырыл тело Когута, узнаем тогда, когда ты своих поймаешь.
— Думаю, что этого долго ждать не придется,— задумчиво проговорил Полозов.— Сегодня или завтра они обязательно должны прийти в домик.
— С кем ты, Ваня, в засаду ходишь?— с несвойственным ему беспокойством в голосе осведомился Могутченко.— Напарник у тебя надежный?
— Боец Леоненко, бывший пограничник,— ответил Иван.
— Знаю. Парень что надо. Гвоздь.
— Думаю, что зря мы его во взводе охраны держим. Он же прирожденный оперативник.
— Ясно,— прищурился Могутченко.— А еще кого ты хочешь к оперработе приспособить?
— Отделком Козаринов тоже парень-гвоздь,— повторил определение начальника отдела Полозов.
— Ну это ты мне брось. Когда закончишь курс лечения, заберу тебя на оперработу, а командиром взвода будет Козаринов. Леоненко — другое дело. Его можешь готовить к оперработе.
— Курс лечения я уже закончил,— улыбнулся Иван.— Здоров.
— Вот когда возьмешь за шиворот убийц Когута, тогда я признаю тебя здоровым,— сказал Могутченко, поднимаясь с места.— Ну, а ребятишки тебе понравились?
Иван с недоумением посмотрел на начальника.
— Я говорю о двоюродных братьях «свинячьего аристократа».
— А-а!..— улыбнулся Иван.— Ничего, хорошие, только для меня они сейчас бесполезны. Их уже с Кабелко видели.
— Для этого и посланы. Кабелко может их на бандюков вывести.
— Вряд ли,— усомнился Иван.— Времени не осталось. И, знаешь, что, забери ты отсюдова Кабелко денька на два. Если бандиты не все попадут в засаду, кто уцелеет, могут с ним расправиться. Подумают, что мы через него на них вышли. А этот «аристократ», хотя и дрянь, может, со временем и человеком станет.
— Я и то уж посоветовал Жеребцову завтра отпустить его на Узловую. Для устройства братьев на работу,— усмехнулся Могутченко и, видя, что Иван хочет его провожать, приказал:— Оставайся,— и добавил:— Хотя уже и темновато, но в такой-то одежде, как моя, нельзя ходить рядом с начальником охраны. Еще подумают, что ты меня арестовал. Ну, бывай. Я, наверно, скоро снова наведаюсь к тебе. Сдается мне, что ты прав, сабантуй у тебя в любую минуту начаться может. Да и привезу к тебе человека одного интересного. Увидишь, рот разинешь.
Отъезд Могутченко словно отпустил невидимый тормоз. События побежали торопливо одно за другим. Правда, Иван вначале не почувствовал этого ускорения. Он спал. Напряженное ожидание появления врагов и целиком бессонная ночь, а затем день, проведенный в беготне, порядком утомили его. Попрощавшись с Могутченко, он, как был в гимнастерке и брюках, кинулся на постель и сразу словно провалился в сладкую теплую темноту.
Первую волну событий встретил Козаринов, бывший в то время караульным начальником. Часовые отдаленных постов подавали сигналы тревоги. Все посты склада и моста были уже связаны с казармой телефонами, и тревога обходилась без выстрелов и излишнего шума. Но все же от этого она не переставала быть самой настоящей тревогой.
Часовые сообщили, что в полосе отчуждения склада появились неизвестные, не отвечающие на окрики люди. Они внимательно осматривали склад, не обращая на часового никакого внимания, а в ответ на угрозу применить оружие неторопливо скрывались в глубине леса.
Выслушав сообщение, Козаринов Полозова будить не стал. Часовым он коротко приказал:
— Смотрите в оба. Если будут пробираться через ограждение, поднимайте тревогу выстрелом.— Лишь одному из часовых, меткому стрелку Козаринов сказал:
— Если полезут через ограждение, бей. Только смотри, чтобы не наповал, а легонько, в мягкое место, лучше в ноги. Чтобы жив остался и удрать не мог.
Даже тогда, когда на пустом дровяном складе загорелась случайно оставшаяся поленница сухих березовых дров, Козаринов не стал будить Полозова. Убедившись, что огромный костер не угрожает «кладу строевого леса, он почесал затылок и, подмигнув какому-то воображаемому собеседнику, сказал:
— На нервах играете, сволочи. Ну, играйте, играйте. Поглядим, чей верх будет.
Полозов проснулся, когда за окнами казармы стояла густая темнота. Правда, время было еще не позднее и до восьмичасового оставалось около получаса.
Выслушав сообщение Козаринова, Иван согласился с тем, что это игра на нервах.
— Видимо, хотят отвлечь внимание наше, как в те ночи, когда убили Когута,— сказал он.— Что ж, пусть думают, что клюнули на эту удочку. А обо мне всем говорить — заболел.
— Да об этом уже все на станции знают и очень сочувствуют,— усмехнулся Козаринов.— Говорят, что когда вы днем около «багажки» были, на вас прямо лица не было. Алешка с лесопилки очень переживает.
— Ничего, переживет. Дозоры по путям посланы?
— Посланы,— ответил Козаринов,— не беспокойтесь. В домик никто не проскочит.— Затем, помолчав, спросил:— С кем нее вы сегодня пойдете в засаду, товарищ командир?
— Как с кем?— удивленно переспросил Иван и только тут вспомнил, что приказал Леоненко проследить, где состоится встреча Немко с «Николаем Угодником». Брать людей из свободных от наряда отделений Иван не хотел. .Кто его знает, что еще могут выкинуть те, которым выгодно приковать внимание охраны к складу и мосту.
— Я через сорок минут сменяюсь,— дипломатично начал Козаринов, но Иван не стал даже слушать отделкома.
— Понятно,— перебил он его.— Только ничего из этого не выйдет. Твое дело заменять меня, быть здесь у телефона и в случае сигнала тревоги жать на дрезине ко мне на помощь.
— Ну, а вы-то как же?— забеспокоился отделком.
— Я выйду, как обычно, в девять, ты проводишь и вернешься сюда. Думаю, что к двенадцати Леоненко освободится и подойдет ко мне. Только уж в домик ему заходить нельзя. Пусть останется в бане. Оттуда тоже действовать удобно.
Через час Полозов и Козаринов бежали на лыжах через густолесье к домику Когута.
Отделком был недоволен решением командира остаться в засаде одному, считая это слишком рискованным, но молчал. Во-первых, Полозов высказал свое решение тоном приказа, а приказ обсуждать не полагалось, во-вторых, действительно было лучше иметь людей в резерве, чтобы ударить на преступников с тыла. Успокаивало Козаринова то, что командир будет сидеть за стенами. И удар, безусловно, нанесет первым. Первый удар — половина победы.
Было безветренно, и, хотя морозец пощипывал щеки и кончики ушей, неожиданно начал падать мягкими тяжелыми хлопьями снег. На небе ни единой звезды, все затянуло снеговыми тучами.
Выглянув из-за стены бани, Полозов тихо рассмеялся. Тропинку, столь тщательно расчищенную Немко, покрывал мягкий пушистый снег.
— Что случилось?— забеспокоился стоявший рядом с Полозовым Козаринов.
— Пропала работа Немко.-Душе Когута, если она пожалует, придется оставить следы.
— Но и ваши следы останутся?— забеспокоился Козаринов.
— Пустяки,— ответил Иван.— Снег за полчаса все закроет,— и, взглянув на небо и потянув воздух носом, добавил:— Часам к двенадцати прояснится, и мороз хватит будь здоров.
Козаринов, зная, что его командир — уроженец русского севера, снеговую погоду читает как книгу, промолчал. С железнодорожной насыпи послышалось легкое поскрипывание снега под ногами и неясно промаячили две фигуры, медленно двигавшиеся к переезду.
— Слышишь?— снова шепнул Полозов.— Уже поскрипывает снежок-то — это к сильному морозу. Часа через два он прямо визжать под ногами будет.
— Пора, товарищ командир,— шепнул в ответ Козаринов.— Это последний дозор к переезду вышел. Через двадцать минут возвратится. Тогда для той сволочи, что вы ждете, дорога открыта будет.