Утраченная невинность

— Постарайся блокировать это. Иначе не выдержишь.

Мэтт отвернулся.

— Пытаюсь, но я не ты.

Он посмотрел на Вейру.

— Ты не найдешь времени, чтобы помочь мне со сбруей? По правде говоря, я никогда не умел как следует пользоваться шилом и просмоленными нитками, а здесь без этого не обойтись.

— Я помогу, — с готовностью вызвался Эшер. — У нас сейчас как раз небольшая передышка, так что пусть она тоже переведет дух.

Не успела Вейра возразить, как он вышел из сарая, перебежал по скользкой траве к дому и скрылся внутри.

По всей кухне валялась конская упряжь, пахло чем-то вкусным. Хозяйничавший там Дарран, взглянув на вошедшего Эшера, направился к буфету, достал оттуда бутылку, в которой что-то соблазнительно булькало, и налил сразу полстакана.

Эшер выпил содержимое одним глотком, и тут же внутренности словно опалило огнем. Он отчаянно закашлялся, на глазах выступили слезы.

— Пожалуйста, — сказал Дарран. Его жилет, волосы, руки были покрыты мукой. Секретарь принца раскатывал на столе тесто.

Эшер протянул пустой стакан. Дарран плеснул еще, осторожно закупорил бутылку и возвратил ее на прежнее место.

Урок не прошел даром. На этот раз Эшер пил долго, смакуя, и, опорожнив стакан, положил его в раковину. Перехватил суровый взгляд Даррана, все понял, тяжело вздохнул, вымыл стакан и поставил вверх дном на стол.

Старик снова занялся тестом, и на некоторое время в комнате воцарилось молчание. Первым его нарушил Дарран:

— Гар не хотел тебе плохого.

В ответ Эшер лишь вздохнул. У него уже не оставалось сил, чтобы говорить на эту тему. И все же он ответил:

— Все уже сказано-пересказано, и ничего не изменилось. Пусть остается как есть, старик.

Тот бросил скалку на стол.

— Он спас тебе жизнь!

— Он спас жизнь Мэтту.

— И тебе тоже! Не хочешь узнать, как это случилось? Или ты так его ненавидишь, что правда уже не важна?

Эшер посмотрел на старика. Тот тоже смотрел на него — осуждающе, но и с надеждой. Не выдержав этого взгляда, он отвернулся к окну и выглянул во двор. Уж лучше смотреть на дождь, чем в умоляющие глаза того, кто с первого дня их знакомства донимал его своими придирками и требованиями.

— Да, ненависть важнее.

Дарран шагнул к нему, схватил за руку и закатал рукав, обнажив шрам, оставшийся с детства как напоминание о стычке с Джедом.

— У того человека не было шрама. Но Гар сказал, что казнили именно тебя. Хотя и знал, что это не так. И если бы кто-то пронюхал, что он лжет, его убили бы на месте! Это Гар убедил их, что ты мертв. Наверное, он все же заслуживает прощения, разве не так?

— Нет, — твердо ответил Эшер, — не заслуживает.

— Но почему? — в отчаянии воскликнул Дарран. — Разве ты сам никогда не совершал поступков, за которые тебе потом было стыдно? Не делал чего-то такого, что должен был сделать, хотя бы это и причиняло страдания другим?

Эшер бросил на старого дурака испепеляющий взгляд, потому что сразу вспомнил о Джеде.

— Я никогда не беру назад своих обещаний. Если бы Гар поступал так же, то вообще никто бы не погиб, и некого было бы опознавать. А так кто-то все равно погиб, Дарран!

Дарран отшатнулся, словно его ударили.

— Я знаю, но принц очень…

— Вот и хорошо. Тогда, может, тебе лучше попросить Рейфеля, чтобы он простил Гара. А меня больше об этом не проси, не трать впустую свое и мое время.

Дарран взял скалку и вновь принялся раскатывать тесто.

— Да, — холодно произнес он, — теперь и я это понимаю.

Злясь на самого себя за то, что снова не сдержался и ляпнул лишнее, Эшер направился к двери, ведущей в спальню, чтобы найти там какую-нибудь сухую одежду. Однако едва он открыл ее, как чуть не натолкнулся на Гара.

— Чего тебе? — сердито спросил Эшер. — Что надо?

Судя по растерянному выражению лица, принц скорее всего подслушивал за дверью. Он протянул Эшеру стопку исписанных мелким почерком листков.

— Вот, новые заклинания.

— Отлично! — Эшер выхватил листки, развернулся и широким шагом вышел из дома. Под дождь. Заняться делом. Учиться убивать.

Вконец расстроенный, Гар, не обращая внимания на умоляющий взгляд Даррана, вернулся в гостиную к своей работе. Осталось еще несколько страниц. Но облегчение оттого, что работа близится к концу, смешивалось с чувством острой печали. Закончив перевод, он навсегда простится с Барлой. Как жаль…

Барла, Барла… Какая же яркая и замечательная женщина! Женщина, равной которой не было в истории их народа. Храбрая… целеустремленная… цельная. Гар уже привык к ее стремительному, летящему почерку и разбирал его легко, так, словно это был его собственный. Она разговаривала с ним, поверяла ему свои мысли и устремления, шепотом жаловалась на собственную неуверенность. И открывала — ему, ему одному! — тайные тревоги, мучившие ее сердце. Она рассказывала о своих сомнениях и страхах. О страстных желаниях. Теперь Гар понимал ее так, как никто другой. И, уж конечно, так, как не мог понять эту женщину ее бесчестный, вероломный любовник — Морган.

Положив перед собой дневник, Гар перевернул очередную страницу. Потер глаза, чтобы сосредоточиться, и вновь заскользил взглядом по наспех начертанным строчкам.

Для сотворения магического заклинания я произнесу Слова Уничтожения. Это страшное деяние, и только овладевший мною страх заставил меня совершить это. Семена сего чудовищного заклятия проросли из того, чем мы занимались с Морганом, хотя мне и стыдно теперь признаться в этом. Я очень надеюсь, что Стена, которую я создаю, навсегда защитит нас от него. Я верю, что за ней мы будем в полной безопасности… Однако, если надежды мои не оправдаются, я все равно возьму верх над ним. Потому что грозные слова, записанные здесь, окончательно уничтожат его. Да, но они уничтожат также и того, кто их произнесет… уничтожат меня, потому что никто больше не должен будет ими владеть.

Если мне придется их произнести… если я должна умереть… что ж, то будет справедливая кара.

В комнате царила полная тишина, и лишь часы на стене тикали, отсчитывая секунды, которые могли стать последними в истории Лура.

Во рту пересохло, ладони вспотели от волнения. Он еще раз перечитал вступление, затем посмотрел на записанное заклятие. Отметил слоги и отдельные звуки, а также ритм, с которым следовало произносить слова магического заклинания. Сердце заколотилось, потому что внезапно ему с полной ясностью открылась главное: победа у него в руках.

Победа и… смерть.

После Слов Уничтожения, сотворенных Барлой, больше в дневнике заклинаний не было. Это, которое могло убить Морга и с ним Эшера, было последним.

Гар перечитал написанное. Потом еще. И еще. Какая поразительная простота. Какая элегантность. Казалось, в магическом заклятии нашел выражение дух самой Барлы. Он отметил, через какие импульсы запускается механизм разрушения, и понял — оно сработает. Память о магических навыках еще сохранилась в крови, и Гар смог прочувствовать силу проклятия. И осознав всю его разрушительную, пугающую мощь, внезапно испытал чувство облегчения — как же хорошо, что тяжкое бремя произнесения этих жутких слов никогда не ляжет на его плечи.

Он читал заклинание уже в восьмой раз, когда его ум, дисциплинированный и натренированный ум ученого, увидел вдруг заклинание Барлы в абсолютно новом свете. Увидел таким, каким оно было… и каким могло стать.

Да, смерть. Да, победа.

Но было и кое-что еще, совершенно иное.

Гар захлопнул дневник. Встал из-за меленького стола и стремительно прошелся по крохотной комнатушке Вейры: от камина к дивану, потом к окну и обратно. Его бросило в пот. Сможет ли он? Осмелится ли хотя бы попробовать? Если память подведет, если его познаний окажется недостаточно, если он, наконец, просто перепутает хоть один слог…

То убьет всех. А Морг может остаться в живых.