Страница 40 из 46
И Бехенци с ласковой улыбкой дружески подхватил молодого адвоката под руку, словно они целый век знали друг друга.
— Наоборот, хочу у вас кое-что забрать.
Бехенци очень удивился и стал было прикидывать в уме, что у них еще можно забрать, но ничего такого не нашел.
— Хочу забрать у вас Эстеллу, — пояснил адвокат свою мысль.
Барон даже рот открыл от изумления. Забрать Эстеллу? Словно Тарноци сказал ему, что приехал собрать мох с крыши их замка. Бехенци недоумевал: кому и зачем вдруг понадобилась бывшая цирковая наездница?
— Эстеллу? — переспросил барон, пристально посмотрев Тарноци в глаза. — В самом деле?
— Да, за этим я к вам и приехал.
— Так. А зачем она вам?
— От нее зависит все счастье моей жизни.
Барон невольно усмехнулся, хотел было покачать головой, да удержался; в конце концов de gustibus non est disputandum [О вкусах не спорят (лат.)]. Ведь бывают же странные, непонятные страсти: некий Артос Флугенциус был влюблен в свою бабушку; Джемс Клартон питал самые нежные чувства к женщине с изуродованной ногой; возможно, что и мисс Пастрана[36] тоже нравилась кому-нибудь. Важно, что тут может и баронам перепасть кое-что, а это было бы весьма кстати, так как они изрядно отощали. Старый барон уже несколько дней ждал такой вот манны небесной. Но он все еще сомневался и, опасаясь оказаться в дураках, осторожно спросил:
— А когда вы видели Эстеллу в последний раз?
— Я никогда ее не видел.
— Тогда я решительно ничего не понимаю, молодой человек, — заявил барон, и в голосе его звучали горечь и разочарование.
— Не беда, я по дороге все вам объясню!
Тарноци сделал проводнику знак, чтобы тот отстал и следовал за ними издали; рука об руку с бароном они стали спускаться в долину по лесной тропинке, где пахло можжевельником. Тарноци откровенно рассказал барону, как его невеста попала в качестве заложницы в руки ополчившегося против Бестерце графа Понграца вместо Эстеллы, и объяснил, что единственный способ освободить Аполку — это вернуть Понграцу Эстеллу.
Повеселевший барон Пал одобрил его план, заметив, однако:
— Очень разумная мысль, но боюсь, что сын мой воспротивится этому. Он, видите ли, так привык к бедняжке за эти долгие годы. О, они очень привязаны друг к другу.
— Значит, по-вашему, барон, я зря приехал?
— Ну, этого я бы не сказал, однако…
— Говорите откровенно.
— Есть ряд препятствий.
— Например?
— Хотя бы то обстоятельство, что Эстелла сейчас служит у нас экономкой. Что мы будем делать, если вы лишите нас такой умелой, ловкой хозяйки? Кого мы найдем взамен ее? Мы — люди бедные, для нас Эстелла — прямо сокровище. Кто нам компенсирует это?
— Если речь идет о денежной компенсации, господин барон, то я готов…
Бехенци-старший потер руки от удовольствия, но лицо его выразило что-то вроде оскорбленного самолюбия.
— О, что вы, сударь! Я имею в виду не низменную материальную сторону этого вопроса, а привязанность Эстеллы к нам, ведь она согревает нас, и если Эстелла уйдет, нам будет сильно ее недоставать. А деньги? Что они для нас? К черту деньги! Ни я, ни мой сын не примем от вас ни гроша. Этого еще не хватало! Другое дело, если бы добрый друг предложил нам небольшую сумму взаймы, — мы, конечно, не отказались бы.
— Я к вашим услугам!
— Что же, дорогой друг, я охотно помогу вам, — ответил барон и, словно внезапно решившись, пожал руку адвокату. — Признаться, я чувствую к вам симпатию! А мои правила таковы: когда речь идет о благородном поступке, я готов жертвовать собой. Я всегда был другом молодежи, черт побери!..
— Благодарю вас, господин барон. Насколько я понял, вы замолвите за меня словечно перед вашим сыном.
— Даю вам честное слово, что сегодня же, самое позднее — завтра, вы получите Эстеллу. Куда вам ее доставить?
— Нельзя ли отправиться за ней сейчас же?
— Ну вот! Разве можно так спешить? Juvenilis ventus [Юность ветрена (лат.)]. Терпение прежде всего. Знаете пословицу: "Поспешишь — людей насмешишь". Надобно время, чтобы уговорить их обоих. Положитесь на меня и ступайте спокойно на свою квартиру. Все будет в порядке. Где вы остановились?
— В корчме, в селе Криванка.
— Ну так сегодня или завтра Эстелла будет у вас. Договорились?
Тарноци горячо поблагодарил старика, и после крепких рукопожатий они расстались неподалеку от овечьего загона Палудяи, откуда с громким лаем им навстречу кинулась целая свора сторожевых овчарок.
Тарноци повернул обратно в сторону Криванки, а барон поспешил к своему замку. Однако не успел барон пройти и двух шагов, как он, якобы что-то вспомнив, окликнул молодого адвоката:
— Алло! Дорогой мой, вернитесь на минутку! Я забыл вас кое о чем спросить.
Тарноци живо подбежал к барону:
— Прошу вас, сударь!
— Видите ли, — начал барон, несколько смущаясь. — Дело, конечно, щекотливое, не из приятных, но чем скорее мы с ним покончим, тем лучше… Я имею в виду деньжонки… взаймы! — Барон пренебрежительно скривил губы. — Сын мой легкомысленный малый, так уж он был воспитан, тут есть доля моей вины, но и он виноват тоже. Впрочем, сейчас уж дела не поправишь. Однако я должен сказать сыну, что вы согласны ссудить нам известную сумму. Ничего не поделаешь… Ах, этот проклятый век! Даже самый благородный поступок связан с низменной прозой. Черт бы побрал этот девятнадцатый век! Так какую же сумму я могу ему назвать?
Тарноци после некоторого колебания произнес:
— Право, не знаю. Сотни две, я думаю.
Пал Бехенци презрительно расхохотался:
— Только-то! Двести форинтов. Да моему бездельнику это на один день! Ах, сударь, вы себе и представить не можете, как дурно воспитан мой сын! А потом, примите во внимание, сударь, что Эстеллу сам Иштван Понграц купил в Жолне за шестьсот форинтов. И у кого? У простого бродячего комедианта! Нет, вы слишком скупы по отношению к барону Бехенци. Вы настоящий Гарпагон. — Тут барон шутливо похлопал адвоката по плечу. — За предмет, который стоит добрых шестьсот форинтов, вы даете всего двести.
— Да, но тогда Эстелла была, по-видимому, красивее, — весело возразил Тарноци.
— Ну, так что же? Вы-то берете ее не за красоту? Правда, тогда она была красивее, зато теперь стала умнее, дороднее.
Такой аргумент разозлил Тарноци, и он не удержался от колкого замечания:
— Уж не собираетесь ли вы продавать ее на фунты?
— Э-э, потише, молодой человек! Разве мы говорим о продаже? Речь идет лишь о взаимной любезности. Только об этом, клянусь честью! Несколько лет назад, когда я охотился с принцем Уэльским, он сказал мне: "Дорогой Бехенци, лисица, которую мы еще не схватили за хвост, — ничья!" Так что мы можем спокойно разойтись, будто и не встречались и ни о чем не толковали.
— Ладно, ладно! — испуганно воскликнул адвокат. — Я с великим удовольствием одолжу вам и шестьсот форинтов.
— Отлично! — воскликнул барон.
Они снова ударили по рукам и после новых рукопожатий; расстались. На этот раз барон Бехенци уже больше не останавливался, пока не очутился на поросшем лебедой и бурьяном замковом дворе, где Эстелла раскладывала на циновке белый грибы для просушки.
Нужно сказать, что безжалостное время основательно потрудилось над ее когда-то смазливой рожицей: кожа на лице одрябла, собралась в морщины, тщательно замазанные румянами, да и сама она как-то ссохлась, сморщилась, напоминая вылущенный кукурузный початок. Только ее когда-то красивый подбородок вел себя молодцом и образовал чуть пониже свой филиал, может быть, для того, чтобы за один подбородок Эстеллу пощипывал барон Пал, а за другой — барон Карой.
— Ну, а где же птицы? — спросила Эстелла, увидав входящего во двор барона.
— Птички-голубочки остались в лесочке, — отвечал тот, весело улыбаясь.
На лице Эстеллы отразилось неудовольствие, отчего оно стало еще уродливее, ибо нос ее, как у индюка, навис над верхней губой. Эстелла всплеснула руками (теперь уже огрубевшими и корявыми) и, хлопнув себя по бедрам, прикрытым рваной юбкой, спросила:
36
Артос Флугенциус, Джемс Клартон — персонажи литературных произведений, публиковавшихся в конце XIX в. в иллюстрированных журналах; мисс Пастрана — мексиканка, приобретшая в XIX в. сенсационную известность своей исключительно безобразной внешностью.