Роза и лилия

– Будешь проезжать через Рамбуйе – милости прошу, – учтиво сказал Дени, прицепляя кошель к поясу.

Жанна посмотрела на него испепеляющим взглядом.

– Ну, тогда до свидания, – бросил Дени.

– Прощай, – ответила Жанна.

Закрывая дверь, она процедила сквозь зубы:

– Мерзавец!

Гийоме рассмеялся. Жанна велела ему поклясться на распятье, что он ни словечка не проронит о том, что слышал.

– Хозяйка, ведь вы же сами знаете, что тогда я лишусь работы. Если обо всем этом пронюхают, ваша лавка потеряет свое доброе имя.

Пришла пора закрывать ставни.

«Я потеряла брата, едва успев найти его», – сказала себе Жанна. Дени все равно что умер.

В эту минуту пришел Франсуа. Увидев его, Жанна не смогла сдержать слезы.

У нее не было сил заниматься стряпней. Франсуа отвел ее в ближайшую таверну и обратился в слух.

В эту ночь фениксы тоже не взмыли в небо. Эти легендарные птицы совершенно непредсказуемы.

29

Другое зеркало

Время – лучший из лекарей. Оно стерло из памяти Жанны Дени Пэрриша и горе, которое он принес сестре. Его имя никогда больше не вспоминалось на улице Бюшри. Случай, однако, далеко не так милостив к людям. Как-то утром, направляясь в лавку на улице Галанд, чтобы расплатиться с поставщиками, Жанна увидела толпу зевак, теснившихся на маленьком пятачке внизу улицы Монтань-Сент-Женевьев. Их было не меньше тысячи, и все смотрели на помост с шутами. Толпа громко смеялась. Шуты в ярких костюмах красного, желтого и зеленого цвета дурачились на фоне черного занавеса. Жанна не могла терять время, но все же остановилась на секунду, чтобы немного развлечься. На помосте виднелась надпись: Три Паломника и Лукавство. Жанна подошла как раз в тот момент, когда один из шутов возглашал, дрыгая ногами:

Из-за хохота Жанна не расслышала трех следующих стихов.

Судьба снова играет с ней недобрую шутку? Ее раньше принимали за юношу, а парень захотел стать девушкой.

Однажды утром посыльный доставил Жанне трех фазанов и трех курочек, а в придачу увесистый кошель и запечатанное письмо. Жанна сломала печать, развернула письмо и вздрогнула, бросив взгляд на подпись. Письмо не мог написать Дени, почерк был слишком изящный. Ясное дело, он уже и писаря взял на службу.

«Дорогая сестра, посылаю тебе и твоему сыну самые братские пожелания и прошу принять вместе с приложенной суммой возвращаемого долга эти скромные дары для твоего стола.

Жанна подписала поданную ей расписку и дала посыльному монету.

Дени д'Аржанси! Два отпрыска крестьянской семьи из Нормандии стали графом д'Аржанси и баронессой де Бовуа! Безграмотный мальчуган с фермы и удачливая кондитерша. Вот умора-то! Конечно же в послании не было ни следа братских чувств, а одно лишь тщеславие. Это был способ объявить выгнавшей его из дома сестре, что гнусный план выполнен: ему достался титул любовника, которого он отправил на виселицу. Пройдоха, должно быть, получил все, что хотел, ибо запросто возвращал ей сразу все сто ливров.

Жанна пожала плечами и дала Сидони с Гийоме по три птицы. Больше всего она боялась, как бы кто-нибудь при дворе не узнал правду о случившемся в Ронс-о-Фе. Слава Богу, этого не произошло.

Иногда Жанна мысленно желала Дени сдохнуть поганой смертью, чтобы в памяти осталось лишь то чувство, которое она питала к нему давным-давно.

Приходилось признать, однако, что после отъезда Дени перестал ей досаждать.

Как-то раз она нежданно-негаданно получила от Карла VII двенадцать бутылок доброго гиеньского вина и огромный кусок говядины, который не удалось съесть за четыре ужина. Жанна гадала, в чем причина такой милости, но вдруг вспомнила, что в тот день была годовщина ее свадьбы. Да, память у короля была отменная! Жанна поручила Гийоме отнести во дворец Турнель двадцать четыре пирожка с разной начинкой, приложив к ним благодарственное письмо, которое продиктовал ей отец Мартино.

Вся жизнь ее теперь была отдана маленькому Франсуа. Вместе с кормилицей Жанна часами учила его ходить. Купанье малыша стало главным событием дня. Жанна вздрагивала при мысли о том, что сторонники принца Людовика могут снова начать ее преследовать. Кормилица часто жаловалась на то, что ребеночек бледный, и это было правдой: мальчик рос в полутьме комнат с пергаментными окнами, а зимой и вовсе становился совсем прозрачным. Пришлось разрешить кормилице гулять с ним по улицам. На этих прогулках Жанна, вооружившись палкой, сопровождала их словно стражник. К тому же они никогда не уходили дальше кладбища Сен-Северен, где днем всегда было полно народу, правда, совсем не того, что ночью.

Узнав столько людей за свою короткую жизнь, Жанна теперь поняла, что мир сузился до одного человека, ее ребенка. Кормилица была ей вместо сестры, а Сидони с Гийоме заменили родителей.

Франсуа…

Жанна никак не могла понять, кем на самом деле был этот человек, с которым она познала полноту страсти. Она называла его Радужной Птицей. Он был непредсказуем. То приходил, то нет. Где его носило? С кем проводил он ночи? По правде говоря, ей было все равно. Потаскушка или петушок, с которыми Франсуа, возможно, развлекался, были в представлении Жанны лишь прислугой того, что она про себя называла брюшнёй. Да и в ком в этом мире можно быть уверенной?

Приходилось признать: отец ее сына не годится в мужья, и еще один ребенок от него Жанне не нужен.

– Так я и буду впустую растрачиваться? – спросил Франсуа как-то утром.

– Ты силен в любви, а не в воспитании детей, – ответила Жанна.

Самолюбие Франсуа было задето, но и ему было ясно, что из лисы не выйдет сторожевой собаки.

Вдобавок ко всему, отец Мартино, которому местные кумушки давно доложили, что к Жанне приходит какой-то мужчина и даже проводит с ней ночи, становился все настойчивее.

– Жанна, я вам уже говорил, что пора думать о замужестве. Траур окончен. Не дело, чтобы у Франсуа не было брата или сестры, да и отец ему тоже нужен. У вас есть деньги, так что хорошая партия всегда найдется.

Надо полагать, одинокая овечка, к которой он выказал столько участия, не давала ему покоя.

– Дьявол подстерегает тех, кто спит в одиночестве! – изрек он под конец наставительно.

Жанна не осмелилась заметить, что если так, то монахам приходится труднее всего.

У нее был только один настоящий муж, Бартелеми. Тьерри Лепулен куда-то пропал. Жанна вовсе не хотела бросаться на поиски случайных приключений. Конечно, тело требовало своего, чтобы не наделать глупостей, но в этом смысле ей должно было хватить Франсуа.

В последнее время тот все больше был занят своей магистерской работой. Конечно же он уступал настойчивому желанию Гийома де Вийона, капеллана церкви Сен-Жан-ле-Бетурне, того самого человека с повадками каноника, которого она встретила в «Красной двери». Франсуа месяцами ничего не делал, и теперь наверстывал упущенное. Он прилежно трудился то у себя, то у Жанны. И не напрасно: 4 мая они отпраздновали его диплом магистра. Сердце Жанны смягчилось.

Но диплом дипломом, а на него не прокормишься, это Жанна знала точно. Если она все же решит выйти за него замуж, то котелок придется наполнять ей.

Она стала все больше времени посвящать делам. Жанна задумала открыть еще одну лавку в каком-нибудь квартале, где их еще не было. Она обследовала район главного городского рынка. По ночам здесь кишел всякий сброд, но днем мясники могли бы стать не менее верными завсегдатаями, чем учащиеся коллежа. Эти люди и их помощники появлялись с зарей и принимались работать в поте лица: перетаскивать туши, подвешивать их на крюки и разделывать топором. Богатые торговцы проводили свободное время в тавернах, а этим за весь день доставалась только куриная ножка или сосиска, которые они покупали у уличных разносчиков. Свежий пирожок, блинчик с начинкой или оладья были бы им очень кстати. В двух шагах от Сент-Эсташ Жанна отыскала наконец свободную лавку, тесную, но с отдельным жильем наверху, куда надо было подниматься по винтовой лестнице. По правде сказать, Жанна и не хотела устраиваться на широкую ногу, чтобы не плодить завистников.