Страница 28 из 63
22
Шок и сумятица, вызванные передачей Ксавье Фокарди, были пустяком по сравнению с оцепенением, охватившим Францию на утро после рождественской ночи.
Страна была в коме.
Люди на улицах время от времени останавливались и глядели на небо, ожидая появления божественной тучи, несущей Господа в громе архангельских труб.
Наиболее заметные последствия этого паралича умов наблюдались в аэропортах и на вокзалах. Некоторые самолеты взлетали почти пустыми, лишь горстки не понимавших по-французски иностранцев являлись на регистрацию, чтобы улететь в свои родные страны, в основном отдаленные. Руасси, Орли, да и провинциальные аэропорты тоже, стали похожи на Помпеи. Вокзалы казались ландшафтами с сюрреалистических полотен Поля Дельво.
Кто же захочет отправиться в тропики или кататься на лыжах с гор, когда сам Иисус выступил по телевидению, чтобы объявить французам, а заодно и прочим смертным, что мир движется к гибели? Даже атеисты были отнюдь не в праздничном настроении, предчувствуя, что после первого же иронического замечания будут изгнаны из общества, и это еще в лучшем случае.
В Монте-Карло, Энгиене, Дивонне и других подобных городах игрокам, вышедшим из казино, где они провели ночь за азартными играми, ничего не слыша и не зная, показалось, что за время их отсутствия разразилась атомная война. Люди потерянно блуждали по улицам.
Едоки из гастрономических притонов — тех, которыми так славятся большие города, — отмечавшие Рождество Христово, лакомясь гигантскими устрицами, паштетом из гусиной печенки, икрой и цесарками с трюфелями, запивая все это шампанским и винами сказочных урожаев, тоже ничего не поняли. Придя домой поутру, они обнаружили у нянек, сидевших с их детьми, совершенно остекленевшие взгляды.
Зато церкви были переполнены с самых ранних богослужений. На памяти священников никогда ничего подобного не было. Результаты сбора пожертвований были просто феноменальными.
Некоторые безрассудные священнослужители взошли на кафедру, чтобы объявить: «Иисус среди нас! Мы все видели его вчера вечером!» Другие же догадались, что на горизонте замаячила чудовищных размеров богословская проблема, и ограничились проповедями, сотканными из осторожных намеков. В самом деле, чуть свет епископы и архиепископы предостерегли их от поспешного истолкования телевизионного феномена из опасения вызвать коллективную истерию апокалипсического размаха. Только высшим церковным инстанциям надлежит расшифровывать смысл слов пресловутого Эмманюэля Жозефа.
Поскольку было воскресенье, отпечатанные слишком рано дневные газеты еще не успели дать отчет о ночном появлении Эмманюэля Жозефа на экранах страны. Впрочем, мало кто интересовался злоключениями американской армии в дальних странах или расследованием финансовых махинаций в бельгийской агропищевой группе, зарегистрированной где-то на Девственных островах.
Сообщения телевизионных каналов были столь же осторожны, сколь и скованны, и почти все с вопросительной интонацией. «Что же произошло в субботу вечером?» — вопрошал заголовок крупной утренней газеты, что уже являлось способом поставить под сомнение реальность громоподобных заявлений Эмманюэля Жозефа и интерес к их содержанию. Казалось, прессу занимает не вопрос «Что нам делать после предупреждений Иисуса?», но «Как этому типу разрешили пролезть в прямой эфир?».
В понедельник наметились первые судорожные признаки реакции.
Коммерция была в коматозном состоянии. Парижская биржа открылась, но будто пребывала в летаргическом сне. Объем торгов был таким хилым, что власти предусматривали замораживание котировок. По лондонской, франкфуртской, мадридской и прочим биржам ударило рикошетом. Объединенная Европа была всерьез обеспокоена поразившим Францию приступом мистицизма, мотив которого вызывал все больше сомнений.
«Mysterious preacher purporting to be Jesus sows deep trouble in France» — под таким заголовком вышла лондонская «Тайме», то есть: «Таинственный проповедник, называющий себя Иисусом, сеет смуту во Франции». Соединенные Штаты опять заподозрили Францию в международной подрывной деятельности.
Поскольку страна-виновница по-прежнему пребывала в ступоре, «Вашингтон пост» протрубила на третий день: «Fierce attack on capitalism on French television stuns world markets» («Яростный выпад против капитализма на французском телевидении потрясает мировые рынки»). Последствия этого непредвиденного кризиса начала ощущать московская биржа; и даже шанхайская заразилась от европейских крайней анемией. Послы России и Китая отправились к премьер-министру, чтобы выразить удивление и беспокойство своего руководства бездействием французского правительства.
Против «французского Иисуса» была развернута международная кампания. Заголовки газет представляли Францию как больную страну, деморализованную таинственным милленаристским[35] заговором, возвестившим конец света.
Президент всемогущего Экономического совета промышленности и торговли Франции Жан-Рене Верту отправился к кардиналу-архиепископу Парижскому монсеньору Менье, проживающему на улице Сен-Венсан. Кардинал выглядел осунувшимся, измученным сомнениями и бессонницей человеком.
— Осознает ли ваше преосвященство ситуацию? — спросил он. — Эта страна катится к экономической катастрофе из-за появления на экранах французского телевидения какого-то сумасброда, Эмманюэля Жозефа. Подумать только! Если ваше преосвященство не развеет иллюзии, внушенные этим субъектом, у нас наверняка будут десятки, да какие там десятки — сотни тысяч безработных. Это террорист, я вам говорю, но террорист нового рода: он действует в плане экономическом. Он появился в Пакистане и взбудоражил весь исламский мир. Какие еще более очевидные доказательства вам нужны? Я уверен, слышите, что он — орудие исламского заговора, цель которого — разрушить экономически Францию и Европу и подчинить этот континент их халифу.
Горячность посетителя удивила прелата.
— Если мы не предпримем что-нибудь, через несколько лет собор Парижской Богоматери превратится в мечеть! — воскликнул Верту.
— Я уже высказался по этому поводу, — ответил кардинал. — Явно впустую. Я так же, как и вы, сознаю социальную опасность, угрожающую нашей стране. Чего вы от меня ожидаете?
— Добейтесь согласия Папы и заверьте премьер-министра и даже президента Республики, что употребите весь ваш авторитет для разоблачения, которое настоятельно необходимо.
— Папа? Разоблачение?
— Это заговор, — уверил президент Верту. — Даже если у правительства еще нет доказательств, надо действовать так, словно оно их уже имеет. Страны всего мира возмущаются нашим бездействием. Я вас заклинаю, тормошите руководство этой страны. Вы один располагаете необходимым для этого авторитетом. Это расстройство умов грозит поразить само христианство, весь западный мир!
Кардинал провел рукой по лицу.
— Папа, — пробормотал он. — Еще надо теологически обосновать, что Эмманюэль Жозеф — не Иисус.
— А вы можете себе представить, ваше преосвященство, чтобы Иисус хулил праздник Рождества? Утверждал, что родился не в этот день?
— Однако это так, — заявил кардинал устало. — Рождество позаимствовано из языческих ритуалов, в частности, из митраизма. Оно было принято церковью начиная с пятого века…
Верту не знал этого.
— Так он родился не в Рождество? — спросил он ошеломленно.
Кардинал покачал головой.
— Я не знаю, — сказал он, — является ли этот человек Иисусом. Во всяком случае, он не невежда… Что касается обстоятельств его появления на телеэкранах, то сомневаюсь, чтобы тут был заговор, как вы утверждаете. У нас есть собственные донесения: даже когда отключили ток, трансляция продолжалась.
— Ваше преосвященство, — возразил Верту, — этот человек ни разу не назвал себя. Почему? Разве не проще всего было бы сказать: «Я — Иисус»? И представляете ли вы себе Иисуса, заявляющего, что Магомет прав?
35
Милленаризм — вера в тысячелетнее царство Христа.