Страница 74 из 92
Неподдельное изумление на лице Данаилы заставило Нехлада испытать чувство гордости.
— Мы с Древлеведом собираемся дать ей бой.
— Да помогут вам ваши боги, — сказала царевна.
Древлевед — Локрис? Да нет, не может быть! Локрис погиб. Данаила видела его душу. Мятущуюся душу: за гранью смерти он понял, что натворил. Это не Древлевед. Да и не стал бы Локрис возиться с Нехладом, воевать с Иллиат…
А что бы стал делать Локрис, доживи он до наших дней?
Ход размышлений был прерван звуком быстрых шагов. «Полнится коробочка»? Нет, пленные так быстро и решительно не ходят…
Это был Буевит. Покрутив головой, он наконец заметил Нехлада и, обернувшись, сказал стражнику за спиной:
— Оставь нас.
— Да благословят тебя боги, боярин. Не думал, что придешь.
— И не должен был, пожалуй, — ответил Буевит, когда стражник удалился. Обвел взглядом другие каморки и, подойдя вплотную к решетке, тихо спросил: — Говори быстро, когда ты узнал, что Незабудка в жены Белгасту предназначена?
Он, похоже, и сам не заметил, каким именем назвал племянницу.
— Забыл? Ты же сам сказал мне, еще на дороге. Учти, солжешь — себе хуже сделаешь!
— С чего бы мне лгать? Буевит, я вообще не понимаю, что происходит! Может, ты мне скажешь? При чем тут Белгаст?
— Я задаю вопросы! О чем вы с ним говорили в Верхотуре?
— О чем могут говорить два человека, которые познакомились на ристалище? Ах да, — припомнил Нехлад. — Если угодно, о Незабудке мы говорили. Он спросил про нее… а я, наверное, ответил неосторожно. Ну да, — воскресив в памяти тот разговор, понял сурочец. — Он, видно, догадался, что я люблю ее, и не стал больше спрашивать. Решил, что я достойно держусь… — невесело усмехнулся. — Вот какой разговор у нас был.
— Смотри мне в глаза. Зачем мечам обменялись?
— Иди-ка ты к бесам, боярин, — без злобы ответил Нехлад. — Надоело. К чему расспросы, если твой брат все равно решил меня погубить? Понять бы еще зачем.
— Понять бы, — легко вдруг согласился Буевит, пропустив мимо ушей обидные слова. — Ах, если бы ты солгал…
— Зачем? — удивился Яромир. — А, кажется, понимаю. Ты сам не видишь смысла в действиях брата. Если бы почувствовал, что я лгу, все стало бы так просто и ясно, правда?
— Я ничего не понимаю, — покачав головой, признался Буевит.
Никому больше не сказал бы он таких слов. Весь Нарог знает Буевита — могучего воина, не ведающего сомнений.
Он позволил себе открыться только перед человеком, обреченным на скорую смерть. И такая тоска была в его голосе, что Нехлад обнаружил в себе вполне искреннее сочувствие.
Даже помня вечные трения со Стабучью, помня, что совсем недавно на Новоторной он был свидетелем невольной слабости Буевита — а такие, как Буевит, своих слабостей, даже невольных, окружающим не прощают, — он все равно сочувствовал ему. Преданному псу, который вдруг обнаружил, что озлоблен на хозяина.
— Я тоже не понимаю, Буевит. Догадываюсь, что может твориться с Ярополком, но…
Глаза стабучанина вдруг сузились. Еще понизив голос, он произнес:
— Догадываешься? А ты все-таки скажи мне.
— Это прозвучит невероятно. Впрочем, если хочешь, слушай. Древлевед ворует людские мечты. Он сильный маг, но ничего не создает сам. Только помогает людям увидеть впереди цель, а потом похищает ее. И использует по-своему. А человек остается с опустевшим сердцем. Трудно поверить в это? А вот оглянись на кузнеца.
Буевит послушно оглянулся и, только сейчас разглядев заключенного, воскликнул:
— Да это же Нечай!
— Спроси его, как он тут оказался, — предложил Нехлад.
— Говори уж ты.
— Как хочешь. Древлевед заразил его несбыточной мечтой и отнял ее. Жизнь Нечая потеряла смысл. И так случилось, что один из его помощников в неурочный час стал говорить — при нем-то! — о своих замыслах, о надеждах. Мир стал для него серым, а память о красках так больно ранила… В общем, Нечай помощника убил. Ни за что, если со стороны посмотреть. А по сути — из лютой зависти.
— Хочешь сказать, Древлевед моего брата рассудка лишил?
— Поправь, если я ошибаюсь, но дело было так: с недавних пор Ярополк, и без того правитель жесткий, вдруг сделался особенно суровым. Он поставил перед Стабучью цель — во что бы то ни стало занять Крепь, возвыситься над прочими землями Нарога. Цель простая и ясная, которую так легко принять всем, от ближника до простого крестьянина: мол, мы будем в Нароге главными. И силы, и деньги как-то сразу нашлись. Ярополк был очень убедителен, и люди охотно шли в глухомань, а купцы охотно давали деньги. У Ярополка горели глаза, он был полон сил и замыслов. А здесь, вскоре после победы над ливейцами Мадуфа, что-то в нем сломалось. Он стал замкнут, больше ничего не объясняет и ни в чем не убеждает. Вроде бы все идет как задумано, но ощущения четкой цели впереди уже нет. Ярополк стал раздражителен. Он теперь гневается, когда с ним говорят о будущем… и еще — когда Незабудка поет. Буевит вздрогнул:
— А это ты откуда знаешь?
— Немудрено догадаться. В ее песнях — живая жизнь, а жизнь без мечты невозможна. Ее отголосок и ранит Ярополка.
— Он возненавидел песни своей дочери, — пробормотал Буевит. — И боюсь, ее саму заодно. Значит, Ярополк может убить ее в приступе гнева?
— Не только ее, кого угодно. Просто Ярополк — не кузнец. Нечай остался совсем один, а у боярина вокруг толпа людей, которые готовы согласиться со всем, что он скажет. Течение событий повлечет его. Все будет почти как прежде, разве что больше станет крови и меньше — смысла. Ну как, похоже на правду?
— Ты даже не представляешь насколько…
— И вот это странно. Почему Древлевед оставил мне жизнь? Ведь понимает: я при первой возможности расскажу обо всем, что думаю, мне незачем это скрывать. Вот, тебе уже рассказал… Неужели ему все равно?
Буевит тяжко вздохнул, будто сдерживая стон.
— О боги! Сроду не думал, что сурочцу поверю, да только похоже… Я сейчас с пира. Белгаст хочет видеть тебя, и теперь брат верит ему не больше, чем тебе. Еще утром я бы назвал это глупостью, но… Видишь ли, ливейцы шепчутся — негромко, но, имея уши, услышать можно, — будто их князь отыскал себе на равнинах какую-то странную любовницу, и теперь он сам не свой. В город сегодня он въехал с ближниками, вятшими дружинниками и некоей девкой. Толком ни кто ее не видел, а я рядом был, разглядел. По описанию — вылитая демоница твоя.
Сердце Нехлада ухнуло вниз.
— Что? — вскричал он. — Иллиат здесь?
— Ну не на пиру, конечно. В покоях Белгаста сидит. Мои люди докладывали — к ней Древлевед заходил.
— Проклятье! Так вот почему Древлевед запрещал мне смотреть в сторону войск! Нет, все равно не понимаю… Не заодно же он с ней! Послушай, Буевит, мне обязательно надо увидеть ее. Если это и впрямь Иллиат…
— Ты до конца выслушай. Чует мое сердце, не добром нынешний пир кончится. У Белгаста одни требования на языке: и тебя ему подавай, и свадьбу с Милорадой завтра же. Не знаю, что на него нашло, но он настойчив и не видит, как близок к опасной грани. Двое пьяных сумасшедших! — выругался он. — Сидят и словами играют… пока только играют. В общем, так, что тебе для колдовства нужно?
— Светильник в виде бронзовой птицы с хрустальными очами. Его отняли у меня с прочими вещами, но, боюсь, Древлевед уже забрал его себе. Вряд ли удастся…
— А может, и удастся. Только ты наперед поклянись, что не станешь против стабучан колдовать. Поклянись богами светлыми и своим деревом-побратимом!
— Клянусь!
— Тогда жди, — сказал боярин и зашагал прочь. Лязгнула решетчатая дверь, выпуская его из поруба. Ярополков ближник в каморке по соседству с кузнецом едва сквозь прутья не протиснулся, глядя вслед, и вдруг, заметив, что Нехлад смотрит на него, метнулся от решетки в тень, на всякий случай заверив:
— Я ничего не слышал!
— Ну и дурак, — сказал Нехлад. — Твой боярин с ума сходит, как же ты, находясь поблизости, сам не увидел?