Страница 52 из 92
Отчего-то чувствуя себя, как после тяжкой болезни, Нехлад прислонился к стене.
— Ты очень мудр, Древлевед, — сказал он. — Твои уроки бесценны. Но объясни мне одну вещь. Ты говоришь, что слушаться надо рассудка, а еще недавно я слышал от тебя, что слушаться следует сердца. Как это совместить? Или, может быть, я что-то неправильно понял?
В глазах мага промелькнули хитрые искорки.
— Ты уже наполовину ответил на свой вопрос. Меня радует, как быстро ты учишься. Думаю, ты сумел бы самостоятельно найти ответ, но, так уж и быть, помогу. Только что ты понял истинную цену минутного порыва. Он был искренним, но губительным. Голос сердца, запомни, ничего общего с порывами не имеет. Он никогда не противоречит голосу рассудка.
— Тогда почему они называются по-разному? Почему люди говорят «сердце с головой не в ладах»?
— Потому что люди не понимают ни сердца своего, ни головы. Рассудок служит нам, чтобы постигать то, что мы видим, а сердце — инструмент познания того, что скрыто от взора. В данном случае сердцу нечего делать, ибо мы и без того прекрасно знаем все, что произошло и произойдет.
— Инструмент… В нави сердце — то же, что разум в яви?
— Блестяще! Я не ждал, что ты сделаешь этот вывод так быстро.
— Ты хороший учитель, — сказал Нехлад. — Но я, должно быть, скверный ученик. Я отправляюсь за Незабудкой. Не спорь. Просто есть вещи, которые не делать нельзя. Как нельзя не дышать.
— Очень глупо, — покачал головой Древлевед. — Ты погибнешь, да еще поставишь под угрозу жизнь пленницы.
— Но я…
— Помолчи. Дай подумать. Это безумная затея, но ты мне нужен в Ашете…
— Древлевед, я как раз хотел сказать, что если и ты будешь со мной…
Маг сердито махнул на него рукой. Когда уже седлали коней, из сруба вышел снаряженный в путь Буевит.
— Меня-то не забыл, надеюсь, боярин?
— Ты же слаб еще.
— Ты сам сказал, что есть дела, которые нельзя не делать. Навка мне родня! За родню я и с того света кого хочешь достану.
— Все это прекрасно, — прервал его Древлевед. — Но у меня, между прочим, до сих пор нет ни одной идеи, как нам победить мадуфитов.
— У меня есть, — сказал Буевит, вскочил на коня и тронулся к распахнутым воротам. — Порубим их на куски, и дело с концом.
Глава 9
Земля под покровом леса была еще сырой, зато и следы на ней виднелись отчетливо.
— И ведь прут, гады, как по своей земле! — сказал, как выплюнул, Буевит. — Хоть бы сбились, что ли, с дороги…
— Не собьются, — ответил ему Торопча. — Или не видел?
Мы уже раз двадцать через цепочки старых следов перескакиваем. Их разведчики давно наблюдали за заставой.
— За Навкой охотились, — сокрушенно покачал головой боярин. — И откуда прознали только, паскудники? А, черт, недаром же говорят: что ни купец, то соглядатай. Через своих людишек торговых сведали!
— Сведали о чем? — спросил Нехлад. — Может, уже скажешь, боярин, какого лешего ты племянницу в Крепь потащил?
Лицо Буевита словно помертвело, но, помедлив, он все же сказал:
— Ради мира. Она в жены Белгасту предназначена.
— Что?!
— А что это ты так всполошился? — недружелюбно осклабился Буевит. — Неужто правда сам посвататься хотел?
— Чего я хотел, а чего не хотел — значения не имеет, — проговорил Яромир. — Но вы-то о чем думали? Отдавать Не… Навку, славу Нарога, за опального, безземельного, гонимого князя-чуженина?
— Однако хитер боярин Ярополк, — подал вдруг голос Древлевед.
— Боярин Ярополк глуп! — в сердцах воскликнул Нехлад.
К его удивлению, Буевит, хоть и напрягся, за доброе имя брата не вступился. Что это с ним?
— Порассуди, Нехлад, — пожал плечами маг. — Это сейчас Белгаст гонимый и безземельный…
— Хочешь сказать, ливейцы Мадуфа не осмелятся напасть на зятя Ярополка? Проклятье, кажется, ты прав… Это ведь уже означает задеть Нарог! Но Ярополку-то какой прок от такой родни?
Буевит ответил сам:
— С Белгастом много мирных людей ушло. Брат хочет посадить их в Крепи. Готовое население… к тому же отлично понимающее, кому обязано своим благополучием.
— Любопытно, — вмешался Торопча. — Владимирову Крепь Ярополк, значит, уже поделил. А для лихов место оставил?
Буевит пожал плечами: велика, мол, важность — лихи! Тинар не сразу понял, о чем идет речь.
— То есть как это — место? — спросил он, переводя взгляд с одного лица на другое. — Земли же много. Земли всегда больше, чем людей.
— Да, но кто и как будет ею владеть? — отозвался Торопча. — Ливейцы будут добывать больше дичи, рыбы и лошадей. А рядом славиры будут строить города, прокладывать дороги и распахивать поля. И у них всего будет больше, чем у вас.
— Да зачем больше? — с какой-то детской обидой воскликнул Тинар. — Зачем больше, когда хватает?
Ему никто не ответил, но молодой лих уже достаточно пожил в Нароге и догадался, что мог бы услышать.
— Владимир Булат не сделал бы этого, — негромко произнес Торопча. — Но в Крепи теперь не Владимир правит.
— Зачем же так? — спросил Тинар, поворачиваясь к Буевиту. — Это ведь земля наших отцов и дедов…
— Да ничего с вами плохого не сделают! — огрызнулся боярин. — Жить научат! И нечего теперь мертвым прикрываться — Владимир то, Владимир се. Силенок у Владимира не хватило, а то бы уже сейчас застроили, к чертям, всю свою Крепь. И точно так же ловили бы зверя и лошадей больше, чем все лихи, вместе взятые!
У Торопчи явно что-то вертелось на языке, уж имя Булата он трепать никому бы не позволил, но Яромир поднял руку, останавливая лучника, и спросил:
— А что твой брат думает насчет Тьмы из Ашета? Почему так уверен, что у него, как ты выразился, силенок хватит, если нагрянут упырица с навайями? Или… или ливейцы Белгаста и нужны вам, чтобы прикрыться в случае чего?
— О том брата моего спроси, коли любопытно, — сказал Буевит, отводя взор.
— Может, и спрошу, как время придет, а сейчас о другом думать надобно. Как станем Незабудку вызволять?
На сей раз он поймал себя на том, как назвал девушку, но ни смущаться, ни поправляться не стал. Буевит сказал, прямо глядя ему в глаза:
— Она все равно не будет твоей. Брат не позволит.
— Как будто ты бы позволил, — пожал плечами Нехлад. — Давай уже о насущном подумаем.
— Сперва надо догнать их — тогда присмотримся и решим. Их человек двадцать — тридцать… Впятером, конечно, трудновато будет. Но я могу предложить в плен себя вместо Навки. Для мадуфитов это тоже неплохо, чтобы начать переговоры с братом.
— Зато очень плохо для тебя, — ответил Нехлад. — Почему-то мне кажется, что ты не такой уж хороший заложник.
— Что ты имеешь в виду? — В голосе Буевита сразу проскочили задиристые нотки, по ним Яромир понял, что угадал.
— А ты думаешь, я не спросил себя: с чего бы это лучший боец и первый воевода Стабучи перед самой битвой не в поле с войском ходит, а по Согре топчется?
— Кому, как не родному дяде, доверить везти девушку на встречу с женихом?
— Родной отец справился бы лучше. Тем более что он правитель, но воевода — ты, — ответил Яромир, направляя рысака по следу. — Знать бы еще, чем ты вызвал его недовольство. Уж не из-за сватовства ли Белгастова повздорили?
Молчание затянулось. Наконец Буевит сказал:
— Это с самого начала была задумка Ярополка. Белгаст не сватался. А мне и впрямь не по душе мысль породниться с изгоем.
Нехлад постарался не показать удивления. Видно, сильно братья разругались, коли гордый Буевит готов поделиться бедой с… да что уж, почти что с врагом.
— Скажи, — спросил он, помедлив. — Неужели Ярополк так поверил в оговор Сохиря и думает, что в Ашете нет темных сил?
— Да бес его знает! — поморщился Буевит и послал коня вперед, прекращая неприятный разговор.
На Тинара было жалко смотреть. Вечером, объявив короткий привал, Нехлад подсел к нему и тихо сказал:
— Торопча не ошибся. Мой отец никогда бы не причинил вреда лихам. И я тоже.