Страница 36 из 92
Видя, что Ростиша увлекся, Нехлад поспешил задать еще один волновавший его вопрос:
— Скажи, нет ли в твоем Хранилище книг на неизвестных языках?
Ростиша помедлил с ответом.
— Кое-что есть… А почему это тебя интересует?
— В Хрустальном городе мне встретилась одна надпись… я хочу посмотреть, не узнаю ли начертание букв.
— Хотел бы я сам взглянуть на эту надпись.
Нехлад достал из сумы бронзового сокола и протянул Старшему Хранителю. Брови того изогнулись.
— Удивительная вещь! Никогда не видел, да что там — не слышал, чтобы кто-то так искусно… Что это, копоть? — спросил он, заметив пятно на пальце. — Ты пользуешься этим светильником?
— Да, пользовался несколько раз.
— Вот уж это я бы тебе посоветовал делать в последнюю очередь! — воскликнул старик. — А что, если на нем лежат какие-то чары?
— В таком случае я вряд ли нашел бы его там, где нашел, — возразил Нехлад и поведал о башне, благоразумно умолчав о том, что, впервые заправляя светильник маслом, страстно надеялся, что неведомые силы приоткроют для него завесу тайны.
— Я бы на твоем месте не был так самоуверен, — проворчал Ростиша и вернулся к надписи. — Удивительно напоминает нашу письменность! Ты знаешь, я ведь определенно где-то… Вот что, пойдем-ка наверх.
Они поднялись в Третий чертог, куда в бытность учеником Нехлад попадал далеко не всегда.
Свет вливался в три небольших окна, забранных дорогим прозрачным стеклом. По глиняным трубам, проложенным в стенах, подавался сухой подогретый воздух. Пахло всем подряд. В основном, конечно, пылью, но не душной, какая бывает от рухляди, а терпко-вкусной пылью времен.
Пахло берестяными подшивками и навощенными дощечками, бумажными страницами и пергаментными свитками, медными застежками обтянутых кожей деревянных переплетов и железными замками дубовых сундуков. А еще краской и чернилами: избранные Хранители использовали Третий чертог для переписи, потому на столах имелись письменные приборы.
Старший Хранитель подошел к одному из сундуков и загремел ключами.
Нехлад провел пальцем по полустертой надписи. Сколько раз он рассматривал ее, пытаясь в завитках письмен отыскать хоть какой-то намек!
Надпись на левом крыле выглядела так:
А на правом крыле было начертано:
— Ага! — воскликнул Ростиша, перебрав несколько затертых списков.[33] — Так и есть, я уже видел эту азбуку! Начертание букв несколько изменено, очевидно, здесь у нас более поздняя скоропись… но знаки те самые, нет сомнений!
Он выложил на стол подшивку бумажных листов. У Нехлада перехватило дыхание. Точно!
— Чья это письменность?
— К сожалению, никто не сможет ответить на твой вопрос, — остудил его Хранитель. — Этот язык называют синтанским — по упоминающемуся в записях народу. Но о самих синтанах не известно ничего. Здесь собраны списки с древних пергаментов, найденных немарцами. В них говорится о строительстве некоего города и воздается хвала основателю правящей династии. Самые ранние переводы были сделаны, как видишь, на языке додревлетской Ливеи. Есть немарский перевод, но он — видно даже на беглый взгляд — очень далек от первоисточника. А вот два харажских наречия, одно мне известно… Хм, «…великий воин и мудрец, перед которым склонялись…» наверное, «народы»? Здесь сказано «таххей» — «злые племена». А на ливейском говорится «демоны»! «…Творец нашего…» так, а здесь что говорится о творце? «Творец земли»?..
Речь Ростиши потеряла всякую связность, и Яромир оставил его.
С помощью одного из Хранителей он отобрал книги по демонологии, но едва собрался углубиться в чтение, как вздрогнул, осознав, что мысли его возвращаются к не сразу осознанному созвучию. Синтане… а во сне, который он увидел перед нападением теней из могильника, прозвучало другое: «семин-таин», народ Семи Тайн.
Совпадение? И сходство в начертании букв — тоже совпадение? Нехлад отложил книги и оглянулся на Ростишу. Стоило поделиться открытием, но почему-то Яромир очень не хотел говорить о снах. Словно чувствовал, что с ними разобраться должен сам.
— Кто это там? — послышался голос человека, работавшего подле окна.
Нехлад оглянулся на него, но Хранитель-переписчик разговаривал сам с собой: что-то привлекло его внимание во дворе, он даже приподнялся, присматриваясь, и наконец решил:
— Ага, никак сам аркон.
— Аркон? — не поднимая головы, перепросил Ростиша, пошевелил губами и решил: — Да, пожалуй, действительно аркон.
Нехлад подошел к другому окну и посмотрел вниз. На кремлевском подворье стало людно: славиры во главе с князем Брячиславом вышли встречать некоего гостя, прибывшего в сопровождении почти полусотенной свиты. Короткие зеленые туники с золотым шитьем, головные уборы из шкурок со свисающими хвостами — с первого взгляда были видны ливейцы. Характерные тонкие копья и овальные щиты с золотыми драконами указывали на их принадлежность к Белгастуру.
Ну а осанистый мужчина средних лет с бородой, завитой кольцами, конечно, не кто иной, как сам Белгаст, мятежный князь, или, по-ливейски, аркон.
Значит, прибывший от него человек, о котором упоминал Вепрь, должен был только подготовить почву для беседы двух князей. А раз Брячислав никого не уведомил о грядущем прибытии Белгаста, значит, он уже про себя все решил и в боярских советах не нуждается…
Хотя это уже не затрагивало Нехлада напрямую, он недовольно поморщился: ну-ну, зачем тогда и совет боярский держать при кремле? Однако, поразмыслив, признал, что поступок Могуты оправдан. Именно сейчас, когда действовать нужно быстро, совершенно недопустимо, чтобы бояре принялись затягивать решение, выгадывая пользу для себя.
А тут, по совести, и думать нечего: надо остановить Мадуфа, вот и весь сказ.
Яромир подошел к Старшему Хранителю, который быстро что-то писал, одним глазом поглядывая в листы из подшивки.
— Ростиша, мне любопытно, почему ты произнес слово «аркон». Разве оно тут есть?
— Да, и повторяется в двух переводах: харажском и ливейском! Кажется, я понял, как должно читаться вот это слово, — сказал он и начертил два знака:
— Соответственно, я смог прочитать слово «закон», — продолжил он. — И самое удивительное то, что, видимо, оно звучит на синтанском точь-в-точь по-нашему!
Сказав так, он изобразил еще две синтанские буквы:
Это была заключительная часть надписи с левого крыла.
— Разве прежде никто не изучал эти записи? — спросил Нехлад.
— О, их читали многие! Только никому и в голову не приходило учить язык, потому что, кроме этих пергаментов, на нем не существует ни одной записи на свете! Но теперь, когда есть этот бронзовый сокол… когда есть надежда обнаружить и другие письмена… Однако не спорю, невнимание предшественников изумляет. Между синтанским и славирским много общего! Несколько извиняет нас, собирателей мудрости, то, что синтанская скоропись куда менее разборчива, — добавил он, вновь склоняясь над текстами, — Но повторяющихся слов так мало! — пробормотал он. — Или вот: уже начались расхождения: «дейт» по-ливейски, «даат» по-харажски… а как же по-синтански? И не изменилось ли произношение со времен сокола до времен пергаментов?
— Постой, постой, Ростиша, — тронул его за плечо Нехлад. — Ты можешь прочитать надпись на соколе?
— Пока что — нет, — ворчливо заметил Старший Хранитель. — Если мне не будут мешать, то, может быть, и сумею. Ну и, конечно, если я не буду отвлекаться, — тут же добавил он со вздохом. — Однако произношение очень важно. Как бы дико это ни звучало, язык синтан оказал немалое влияние на все наречия в нашей части света.
33
Переписанных книг.