Страница 2 из 56
— Это еще что за хренотень? Ты что себе позволяешь, козел, недоумок? Забыл, кому принадлежит эта телка? — Он оттолкнул Давида. — Или ты не знаешь, что ее никому, кроме меня, лапать не позволено? — Давид словно язык проглотил. Она вместе учились в начальной школе, и Рохелио уже тогда был порядочной скотиной.
— Перестань, ничего не было! — вмешалась Карлота.
— Тебя не спрашивают! — отрезал Рохелио; от него разило перегаром и марихуаной, и девушка отошла всторону — а что ей оставалось делать? Она понимала, что совершила ошибку; как бы ни хотелось, ей запрещено танцевать даже с деревенским дурачком. Давид словно окаменел, изо всех сил сдерживая внезапные позывы испражниться. Рохелио, наоборот, постепенно успокаивался.
— Всем известно, что эта девчонка принадлежит мне со всеми потрохами, я ее упаковал и опечатал! — В глубине души ему даже стало немного жаль Давида: придурок убогий, ну что он мог ей сделать!
Не тусклые качимбы, а предательница луна осветила давидовские штаны цвета хаки, на которых красноречиво выделялось темное пятно. Рохелио опустил взгляд, и тут словно бес в него вселился.
— Ах ты, ублюдок! — воскликнул он, вынимая из-за пояса револьвер. — Не хватало еще, чтобы дурак из дураков во всей деревне мозги мне пудрил! — Рохелио мог убить Давида сразу, без лишних слов, но ему хотелось прежде хорошенько унизить его. Он обернулся к своей невесте: — А тебе, значит, потрахаться приспичило, сучка недоношенная? Так я тебе мигом устрою, увидишь небо в алмазах! — Потом опять закричал на Давида: — Мужика из себя строишь, каброн? — и выстрелил ему под ноги, отчего тот подпрыгнул на месте. — Ишь, какой мачо вылупился! — Он снова выстрелил, и Давид упал рядом с качимбой; резь в животе стала невыносимой. Рохелио пнул его, метя в половые органы, но не попал. Воспользовавшись тем, что он опустил пистолет, Давид вскочил и бросился прочь со двора. — Ты куда, мать твою! — Рохелио догнал его, загородил дорогу и стал бить ногами. Охваченный ужасом, Давид искал спасения и не находил.
— Мне надо в уборную! — выкрикнул он. Рохелио выстрелил в воздух.
— Стой, пендехо безмозглый!
— Я хочу домой! — Хоть и дурачок, Давид понимал, что наступил его смертный час; в здешних краях, если спор из-за женщины решается посредством пистолета, пиши пропало! Тем более что пистолет находился в руке Рохелио Кастро; его семья славилась по всей округе богатством, нажитым на выращивании марихуаны, и звериной жестокостью. Из семи братьев Рохелио был самым кровожадным.
— Я тебя заставлю оттрахать собственную мать, каброн слабоумный!
Краем глаза Давид увидел, как Карлота Амалия в окружении подруг повернулась к ним спиной, чтоб не смотреть на издевательство. Остальные испуганно замерли на месте; насилие порождает всеобщую трусость. Тогда Давид перевел взгляд на своего врага; Рохелио, прежде чем убить его, картинно поднял к небу пистолет, затем начал медленно опускать. Давид кончиками пальцев нащупал крупный камень и, не раздумывая, движимый инстинктом самосохранения, неожиданно и сильно метнул его. «Пок!» — стукнулся камень о голову Рохелио.
Тот упал замертво. Все произошло так внезапно, что время будто остановилось на мгновение, качимбы на какой-то миг засияли лунным светом, а их тусклые огоньки улетучились неведомо куда. Давид в изумлении посмотрел на окружающих:
— Это я бросил в него камнем? — В ответ на него молча уставились физиономии, вытянутые, как циферблаты часов на картине Дали. — Я попал ему в голову? — Давиду вдруг померещилось, что из ночной тьмы на него глядит лицо отца, окруженное разными зверями. — Папа, я не понимаю, что произошло! — Но воображение уже играло с ним новую шутку; теперь ему привиделись мать и сестры. Давид поискал глазами Млечный Путь, желая убедиться, что не грезит, но не увидел неба из-за тумана, и это окончательно сбило его с толку. А где же Карлота? С ней так хорошо танцевать…
Внезапно в голове Давида словно кто-то проснулся, и он услышал внутренний голос: «Какие испытания меня ожидают? Хоть бы они продлились не слишком долго! В чем дело?» — спросил самого себя Давид, глядя, как люди молча толпятся вокруг трупа Рохелио Кастро, чья рука все еще сжимала пистолет… Потом все разом зашевелились и начали говорить, говорить…
— Кто известит дона Педро Кастро?
— Надо куда-то спрятать дурака, прежде чем сюда явятся братья!
— Позовите его отца!
— Да, не хотел бы я оказаться на его месте!
— Бедняга, что они теперь с ним сделают? Карлота с ужасом взирала на страшную картину. Давид оставался в растерянности. «Я убил его камнем?» Рохелио относился к нему не так уж плохо, а Давид убил его с одного броска камнем по голове, как оленя, однажды встреченного им в горах. «В малой деревне грехи велики!» — заверил его внутренний голос. «Я должен отделаться от этого чертова наваждения!» И уже весь двор заволокло туманом.
— Это все Карлота виновата, — говорили те, кто пил мескаль-чакаленьо. — С какой стати она принялась танцевать, если знает, что помолвлена?
«Надеюсь, он не будет слишком пугаться, ощущая мое присутствие, — прошептал в голове Давида внутренний голос с каким-то механическим отзвуком. — Привыкать всегда трудно».
— Надо вызвать команданте Насарио, — предложил кто-то, и Давид опять почувствовал, как кишечник сжался от позыва опорожниться. Он вспомнил, что несколько дней назад, когда охотился на броненосцев в горном ущелье, у него на глазах команданте Насарио со своими подчиненными расстрелял трех человек, приняв их за партизан. Тюрьма в Чакале была грязной до омерзения, в ней невыносимо смердело дерьмом, которое никто не убирал.
— Команданте Насарио арестует меня? — задал Давид вопрос самому себе, и все тот же голос ответил: «Давид, ты слышишь меня?» — Голос походил на женский, только грубоватый, словно простуженный, либо на высокий мужской, и заполнял голову до отказа, просто распирал ее; Давид теперь слышал только его и ничего не понимал. — «Вижу, это тот случай, когда на правосудие полагаться нельзя!» — Давид в испуге разинул рот.
— Что это, кто говорит?
«Как хорошо, что ты слышишь меня», — заметил голос, а Давида сковал страх. Он стал вглядываться в туман, но не увидел никого, кто хотя бы смотрел на него, все были заняты покойником.
«Не ищи меня, все равно не увидишь, я нахожусь у тебя внутри».
— Внутри?
«Ты только что отправил этого несчастного на тот свет».
— Где ты, кто ты есть?
«Сказано тебе, я внутри, перестань спрашивать одно и то же!»
— Не может быть, чтобы ты находился у меня в голове! «Еще как может! Успокойся, я тебе все объясню!»
— Ты дьявол?
«Нет, я твоя бессмертная часть».
— Что?
«Я карма — то, что возродится к жизни, когда ты умрешь».
— Когда я… Не понимаю. «Ничего, придет время, поймешь!»
— Я не хочу умирать!
«Да не бойся ты, я не причиню тебе зла!»
— Не хочу слышать тебя, ты нечистая сила, оставь меня в покое!
Привлеченные криками, Давида окружили люди.
«Не затевай скандала, — наставительно произнес голос. — Со мной не обязательно разговаривать вслух, я прекрасно слышу твои мысли».
Давид затряс головой:
— Изыди, анафема, я не хочу отправляться в ад! — Он тяжело и часто дышал, затыкал пальцами уши и кричал: — Уходи! Уходи!
Давид даже не замечал, что все остальные столпились вокруг него с выпученными глазами.
— Позвольте пройти! — сказал кто-то, и Давид узнал отцовский голос.
— Папа, я не хочу в тюрьму!
— В тюрьму? Да если они тебя схватят, то сразу убьют! — Отец взял его под руку.
— У меня в голове поселился дьявол!
— Успокойся! Пойдем отсюда! — Они вышли на узкую деревенскую улицу, где стояла приведенная отцом лошадь.
Проскакав верхом с километр, они наконец очутились на проложенной среди низких холмов взлетной полосе. Отец Давида стал всматриваться сквозь туман, пока не разглядел небольшой самолетик; в метре от него под навесом сидел летчик и пил. Отец сразу перешел к делу, но летчик решительно отказался: