Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания

Закопченные мосты вздымаются над рекой, подобно траурным погребальным аркам. Сама Темза, отравленная соседством людских скопищ, кажется огромной клоакой. Поток пешеходов, телег, карет судорожно устремляется по извилистым дорогам: кажется, будто злобное племя кентавров гонит через Флегетон измученное человечество. Улицы черны, как штреки угольных шахт; даже гладкие плиты мостовых напоминают могильные надгробия…

Эти зловещие образы возвещают недоброе: Лондон действительно станет огромной могилой, которая поглотит Израиля Поттера заживо. Попав туда в расцвете лет, он вырвется оттуда лишь через полвека, дряхлым, сломленным нуждой, болезнями и лишениями стариком. Меж тем успеют отшуметь бури Войны за независимость; сойдут со сцены и Франклины, и Поли Джонсы. Соединенные Штаты станут мощной мировой державой. А Израиль Поттер будет по-прежнему прозябать в трущобах Лондона, починяя старые стулья!

Социально-политический смысл этого поворота действия очевиден, и он полон глубочайшей, горькой иронии.

Когда-то, в год рождения Мелвилла, один из родоначальников американской прозы, Вашингтон Ирвинг, опубликовал рассказ «Рип Ван Винкль» на схожую, по видимости, тему. Его герой — незадачливый фермер с берегов Гудзона — умудрился, хлебнув колдовского зелья, заснуть на двадцать лет. Он проспал всю Войну за независимость и вернулся в незнакомый мир, в деревушку, где его с трудом признали своим. Но этот романтический рассказ о беге времени был полон благодушного юмора. Возвращение Рипа Ван Винкля к действительности было сопряжено лишь с комическими недоразумениями, и он легко нашел себе уютный уголок в новой, незнакомой ему Америке.

Совершенно иначе выглядит возвращение на родину Израиля Поттера. Основываясь на библейских ассоциациях, вызываемых пуританским именем его героя, Мелвилл называет одну из последних глав своей книги «Израиль в Египте», напоминая о легендарном пленении порабощенных израильских племен. Но в Библии повествовалось и о том, как этим племенам, после многих тяжких испытаний, удалось найти счастливую обетованную землю. О ней мечтает, в злые годы своего «пленения» в Лондоне, и Израиль Поттер. Для него обетованная земля — это, конечно, Америка, за которую он сражался, которой пожертвовал всем. Именно так, как о сказочных «Счастливых островах Свободных людей», где счастье и изобилие равно доступны всем до самого последнего труженика, рассказывает он в угрюмые зимние вечера у себя на чердаке своему сыну, родившемуся в Лондоне, о заокеанском Новом Свете.

Но возвращение в эту обетованную землю оказывается горше, чем само изгнание. Никто не узнает старого Израиля Поттера, и он не узнает родных мест. Пепелище отцовского дома, вырубленные леса, чужие, незнакомые лица — вот все, что находит он в своих краях. Не осталось и никого из соседей, — все продали свой скарб и, гонимые нуждой, отправились на Запад искать удачи. В Бостоне, — где полвека назад, в битве на Банкер-Хилле, получил свои первые раны Израиль Поттер, — он едва не был смят и раздавлен триумфальной процессией, осененной знаменем с надписью: «Банкер-Хилл. 1775. Слава сражавшимся там героям!»

Скупо, несколькими короткими, сдержанными фразами кончает Мелвилл эту печальную повесть об исторической несправедливости. Израилю Поттеру не дали ни награды, ни даже пенсии, — не нашлось нужных бумаг! «И шрамы на груди так и остались его единственным орденом».

Судьба исключительная. И вместе с тем, как понимает читатель, вникая в замысел романа, судьба типическая. Ведь не только о нем одном, Израиле Поттере, идет речь. Речь идет обо всем трудовом народе США, выигравшем в прошлом веке Войну за независимость, а теперь собиравшем силы для новой революционной войны. Не будут ли новые Израили Поттеры, которые пойдут в бой против рабовладения, за свободный труд на свободной земле, так же горько обмануты в своих надеждах, как его герой? Таков был подтекст романа Мелвилла, придававший этому историческому произведению необычайно современный, политически злободневный смысл.

Этого тревожного подтекста предпочла не заметить современная Мелвиллу критика. Было куда спокойнее и проще принять «Израиля Поттера» попросту как приключенческий роман из времен американской революции и рекомендовать его любителям легкого чтения. Только один журнал — «Нейшенал мэгезин» — уловил «оттенок скрытого сарказма», окрашивающий всю книгу и особенно заметный в ее посвящении «Монументу на Банкер-Хилле». Лондонский «Атенеум», кисло отозвавшись об усиливающейся с каждой новой книгой «необузданности» Мелвилла, покровительственно заметил, что охотники до железнодорожного чтения не зря потратят свой шиллинг на «Израиля Поттера», — «если не боятся мелкого шрифта и туманно-выспреннего стиля». Изданная в 1885 году в США «Энциклопедия американской литературы» в статье о Мелвилле констатировала, что «приключения Израиля Поттера, действительного участника революции, не имели заслуженного успеха».

Судьба книги сложилась так же, как судьба ее героя, — и так же, как судьба ее автора.

В новейшем американском литературоведении со времен первого биографа Мелвилла Уивера (1921) прочно укоренилось мнение, что в лице Израиля Поттера писатель аллегорически изобразил самого себя. Такое толкование обходит огромное социально-историческое содержание романа, а потому представляется односторонним. Но в нем есть и доля истины. История Поттера — труженика, бойца и гражданина, непризнанного, отвергнутого и позабытого тем обществом, которому он отдал все свои силы, должна была, в глубине души, многое говорить Мелвиллу, сознававшему, что такая же участь постигла его писательский талант. С этим связана и особая лиричность повествования, в котором все время слышится, сквозь объективный рассказ о смене событий, живая интонация автора — то насмешливая, то грустная, то гневно-саркастическая.

Если рассматривать роман «Израиль Поттер» в свете позднейшей истории самого Мелвилла, то в нем обнаружится своего рода символическое предвидение будущей судьбы писателя. После «Израиля Поттера» Мелвилл опубликовал еще один роман, вовсе не имевший успеха, а затем почти перестал писать. С 1856 года в течение девятнадцати лет он служил на нью-йоркской таможне, аккуратно изо дня в день ходил в должность по той самой улице, которая носила имя его деда, генерала Гэнсворта, а дома выращивал розы в своем садике. Совершенно устранившись из литературной жизни, он кончил свой путь таким же позабытым, непризнанным изгнанником, как и его герой. Смерть его в 1891 году прошла почти незамеченной.

Интерес к творчеству Мелвилла возник лишь после первой мировой войны. Но первые биографы и комментаторы Мелвилла видели в нем по преимуществу символиста и мистика. Глубокие связи его творчества с народной жизнью, а соответственно и действительные масштабы и значение его наследия проясняются лишь постепенно, как выступают из тумана сверкающие вершины снежных гор.

С выходом в свет русского перевода «Израиля Поттера» советский читатель, знавший до сих пор Мелвилла по его первым книгам «Тайпи» и «Ому» и по роману «Моби Дик», сможет полнее представить себе разносторонний творческий облик этого замечательного, смелого художника, недооцененного своими современниками.

164

В кн.: Мелвилл Г. Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания. Пер. с англ. И.Г. Гуровой; прим. Н. Наказнюк. Собр. соч. в 3-х т. Редкол. Я. Засурский и др. Т. 2: Тайпи; Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания: Романы: Пер. с англ. Сост., послесл. Ю. Ковалева. Л.: Худож. лит., 1987. — 456 с. [конкретно все послесловие — с. 423–433.]

Тираж 200.000. Цена 2 руб. 50 коп.

Редколлегия собрания сочинений: Я. Засурский, А. Зверев, Ю. Ковалев

OCR и корректура: Готье Неимущий (Gautier Sans Avoir). [email protected] /* */

Декабрь 2005 г.

Текст считан два раза. Единственная версия — DOC.

Критическая статья-послесловие Ю.В. Ковалева выполнена сразу к двум романам, включенным в том. Это объединение послесловий искусственно, поскольку текст резко разделен отступом на две никак не связанные друг с другом части, одна из которых посвящена роману «Тайпи», а другая — роману «Израиль Поттер».

Здесь представлена соответствующая часть послесловия.