Страница 30 из 71
Генерал Миями повторил вопрос начальнику контрразведки и, получив от него необходимые сведения, ответил:
— Это было сегодня ночью, точнее, в час ноль-ноль. Я получил донесение из Маньчжурии о том, что переброска войск началась только сегодня в полдень. Раньше это невозможно было сделать: с некоторыми штабами плохая радиосвязь.
— Следовательно, в Кремле узнали о переброске войск, которая еще не произошла, — констатировал Одзаки. — Предательство, к сожалению, совершилось в самом Токио.
— И именно с помощью радиопередатчика, который вы никак не можете запеленговать, — язвительно добавил генерал Миями.
Лицо Одзаки стало пепельно-серым.
— Вчера вообще не были зарегистрированы нелегальные радиопередачи, — доложил он так тихо, что его с трудом расслышали.
Принц Йоситомо снова обратился к Тратту:
— Ваше превосходительство, число посвященных было сведено к минимуму, чтобы обеспечить сохранность тайны. Разрешите задать вопрос: говорили ли вы об этом кому-либо из ваших сотрудников?
Никогда еще Тратт не чувствовал себя так отвратительно.
— Да, я сказал, — признался он, — и не одному, а нескольким — моему «узкому штабу».
— Когда это произошло, ваше превосходительство? Вопрос времени играет очень важную роль.
— После окончания обычного утреннего совещания, которое началось в десять часов. Значит примерно в половине одиннадцатого.
Принц Йоситомо стал несколько любезнее.
— Тогда наши опасения напрасны. Советский посол был у меня уже в половине двенадцатого. Вряд ли Кремль смог бы за какой-нибудь час подготовить такой серьезный шаг. Впрочем, русский посол был в обычном костюме, а не во фраке. Значит, он очень спешил.
Тратт овладел собой и стал протестовать против подозрения, павшего на немецкое посольство.
— Ваше высочество, абсолютно исключено, чтобы кто-нибудь из моих сотрудников нарушил свой долг, даже по легкомыслию, не говоря уже о преступных намерениях. Я полностью доверяю каждому из них.
— И я доверяю моим людям, ваше превосходительство, — ядовито ответил Йоситомо, — но тем не менее я принимаю строжайшие меры предосторожности. Я приказал, чтобы присматривали даже за мной. Мой секретарь Танака обязан следить, чтобы меня не втягивали в опасные разговоры. Разрешите, ваше превосходительство, посоветовать вам последовать моему примеру и полностью не доверять даже лучшему другу. Не нужно бояться, что вас обвинят в излишней недоверчивости или даже в шпиономании.
Подбежавший императорский адъютант в ярко-красном мундире прервал беседу.
— Его величество, — выпалил он одним духом, — вызывает полковника Одзаки. Глаза присутствовавших обратились на несчастного, который, как они предполагали, должен будет выслушать сейчас упреки самого Сына неба. Каждый знал, что это означало для офицера: он считался потерявшим честь, и лишь одна смерть от собственной руки — харакири — могла искупить его вину.
Одзаки приложил пальцы к козырьку фуражки и поспешил за адъютантом к палатке из белого шелка.
Принц Йоситомо грустно посмотрел ему вслед.
— Вот видите, мы доставили заботы даже его величеству. Мне очень стыдно перед ним.
Присутствовавшие помолчали некоторое время, отдав тем самым дань уважения чувствам, охватившим премьер-министра.
— Разрешите спросить, ваше высочество, — прервал молчание Тратт. — Какой ответ получил советский посол?
Премьер-министр пожал плечами.
— Как обычно, ваше превосходительство. Трафаретные слова о маневрах, об учениях войск, которые время ит времени проводит армия любого государства.
Германскому послу хотелось, конечно, узнать, что же это было в действительности — переброска японских войск к советским границам или очередные учения. Но ему показалось, что сейчас неподходящий момент для выяснения этого вопроса.
— Мы примем самые решительные меры, — продолжал Йоситомо и обратился к своему секретарю: — Танака, вызовите сегодня во второй половине дня префектов полиции всех провинций и объявите по всей стране чрезвычайное положение номер два. Мы должны раскрыть предательство, где бы ни скрывался предатель. А вас, Миями-сан, я попросил бы…
Однако генерал уже обдумал создавшееся положение и позволил себе перебить премьер-министра:
— Преемник полковника Одзаки получит неограниченные полномочия… Ему будет предоставлено право подвергать проверке любое учреждение, отдавать приказы командирам воинских частей и задерживать всякого, на кого падет хотя бы малейшее подозрение.
— Преемник Одзаки, — повторил иронически посол Тратт. — Вы действуете молниеносно, генерал!
И он показал глазами на полковника, приближавшегося к ним. Одзаки совсем не походил на человека, который был уничтожен упреками высочайшей особы. Он шел пружинистым шагом, и его глаза самоуверенно поблескивали в ответ на вопросительные взгляды сановников.
— Ну и как? — спросил полковника премьер-министр.
— Его величество соблаговолил только поинтересоваться одним иностранцем, — лаконично ответил Одзаки, дав понять, что он не намерен более распространяться на эту тему.
— А вопрос, который мы здесь обсуждали, не был затронут? — вмешался Миями.
— Нет, господин генерал. Его величество не упомянули о нем.
— Тогда прекрасно, — подвел итог принц Йоситомо. — Генерал Миями даст вам, Одзаки-сан, исключительные полномочия. Подробные указания получите на завтрашнем утреннем совещании в имперской канцелярии. — Он вежливо протянул руку Тратту. — Ваше превосходительство, не доверяйте никому, даже вашим близким друзьям, — попросил Йоситомо снова. — Не беда, если впоследствии выяснится, что это было излишне.
Он по-светски раскланялся с послом и кивнул остальным.
Полковник Одзаки, собравшийся последовать за премьер-министром, неожиданно обратился к Тратту:
— Один вопрос, ваше превосходительство. Господин доктор Зорге тоже принадлежит к вашему «узкому штабу»?
— Разумеется. Полковник вежливо кивнул.
— Ах, конечно. Простите, я забыл об этом.
Тратт дружески улыбнулся начальнику контрразведки и поспешил к своим сотрудникам, внимательно наблюдавшим издали всю эту сцену. Они сгорали от нетерпения: что же, в конце концов, случилось?
И только Равенсбург не слышал, о чем говорил посол: его отвел в сторону Судзуки. Заведующий протокольным отделом протянул ему маленькую кожаную коробочку с тисненным золотом императорским гербом.
— Его величество соблаговолили, — прошептал сильно взволнованный Судзуки, — наградить вас орденом Хризантемы.
Равенсбург остановил автомобиль перед мостом, выкрашенным в красный цвет, и хотел было помочь Кийоми выйти. Но она уже стояла возле машины и поглаживала радиатор так, как гладит шею своего коня всадник после долгой скачки.
— Наш верный «мерседес»-сан уже совершенно здоров.
— Надежная тачка, — подтвердил Равенсбург, — иначе мне бы больше не видать этих мест! Ну, нам пора.
— Будь с ней поласковей, Герберт, она может обидеться.
— Кто может обидеться?
— Твоя машина, Герберт. Мы, японцы, верим, что любая вещь — живое существо, что у всякого предмета есть душа и, конечно уж, у такой машины. Ведь в ней сохранилось кое-что от каждого, кто ее задумывал и участвовал в ее создании. Автомобиль — порождение разума и рук людей.
— Скажи-ка, Кийоми, а ты сама тоже в это веришь?
— Конечно, ведь это приятно. Вера обогащает жизнь, мир делает более живым. Попробуй представь себе, что твой автомобиль вполне сознательно защитил тебя, когда рухнул с дороги в море!
Равенсбург не знал, как ему следует реагировать: то ли улыбнуться, то ли сохранить серьезную мину.
— Как тебе сказать… могу, конечно, попытаться представить себе это. Но знаешь, мой «мерседес» так воображает из-за звезды на капоте — еще бы, сам император ездит на такой же машине! Порой даже нагло ворчит: почему и я не происхожу от солнца?
Не заметив, как вздрогнула при его легкомысленных словах Кийоми, он взял ее за руку, и они пошли по крутому деревянному мосту в парк Никко.