Дело Зорге

Зорге усмехнулся.

— Нет, мой дорогой. Самая соль в контрасте… Прощаясь, он хлопнул Равенсбурга по плечу и, не оглядываясь, пошел к выходу. Равенсбург увидел, что Зорге коротко поздоровался с женщиной, словно они были давно знакомы, и потом исчез вместе с ней за двойной дверью.

Запыленная, вся во вмятинах машина Зорге стояла у подъезда фешенебельного клуба Фудзи, как раз там, где висел знак, запрещающий стоянку. Зорге подвел свою молчаливую спутницу к автомобилю и, открыв дверцу, предложил сесть.

— Ну так что же случилось? — спросил он, с трудом из-за своего высокого роста втиснувшись за руль и трогая машину с места.

Вера Бранкович молча открыла сумочку и осторожно вынула оттуда листок бумаги.

— Я не знаю, что там написано, — сказала она. — Это зашифровано.

Зорге небрежно сунул листок в карман пиджака и, остановив автомобиль у ближайшего светофора, высадил Веру. Кивнув, он захлопнул дверцу и дал газ.

Через полтора часа Зорге подъехал к бухте Имаиногама. Это была не обычная уединенная бухта, каких много на побережье Идзу. В Имаиногаме всегда сновало множество рыболовных судов, доставлявших сюда свой улов. Вблизи гавани находился небольшой отель, которому принадлежало несколько бунгало на берегу, куда часто выезжали парочки, искавшие уединения. Поэтому к европейцам здесь привыкли. Они часто спускались в гавань, чтобы полюбоваться ее пестрой жизнью. На чужие суда здесь тоже никто не обращал внимания, если, конечно, они не очень отличались по своему виду и не застревали тут надолго.

Уже стемнело, и Зорге, не опасаясь, что его кто-нибудь увидит, спокойно поднялся на борт судна. Машину он оставил на набережной среди автомобилей рыботорговцев: она ничем не выделялась. Все, что делал Зорге, таило в себе определенный смысл. И то, что он никогда не мыл свой автомобиль, тоже имело свои причины.

Козловский, громко храпя, спал в каюте на узком диванчике. Зорге не стал его будить: нужды в этом пока не было.

На этот раз Зорге вынул из тайника лишь листок картона. На нем ничего не было видно, кроме беспорядочно разбросанных отверстий, делавших его похожим на сито. И тем не менее это был ключ, с помощью которого можно было расшифровать документ, полученный им от Веры. Записка на первый взгляд состояла из сплошных рядов букв, сочетание которых было совершенно бессмысленным.

Зорге наложил картонку на записку так, чтобы совпали края, и прочитал текст, сложившийся из букв, видневшихся в отверстиях. Очередное задание Рихарду Зорге гласило:

«Как можно скорее и точнее установите, какую позицию займет Япония, если Германия будет настаивать на совместном нападении на Советский Союз».

Задание было неожиданным для Зорге. Во всяком случае, он получил его раньше, чем ожидал. Значит, затишье перед грозой кончилось, начинался большой пожар. Зорге был убежден, что в один прекрасный день пороховая бочка взорвется. Но кто подожжет фитиль? Это оставалось для него неясным.

Он знал, что ему нужно теперь делать, и хорошо понимал важность полученного задания. Советский Союз хотел знать, ждет ли его война на два фронта или же ему придется вести войну только на Западе, против Германии. Оставит ли Кремль на случай нападения Японии свою мощную Дальневосточную армию в Сибири или перебросит ее для борьбы против немцев? Решение этой проблемы зависело теперь от Рихарда Зорге.

Зорге вынул зажигалку и уничтожил записку: его память была способна дословно хранить и более длинные тексты.

В кабинетах германского посольства трезвонили внутренние телефоны. Тратт вызывал к себе всех ответственных сотрудников и военных атташе. Такое совещание сейчас, во второй половине дня, было необычным: ведь ежедневно в десять утра устраивались так называемые «пресс-конференции», на которых обязательно присутствовали все эти люди. Они обсуждали вопросы, которые касались «большого штаба». И если «штаб» собирают второй раз в день, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее.

К сожалению, не все были на месте. Отсутствовал капитан 1-го ранга Натузиус, вышедший в море на японском крейсере. Торговый атташе находился в отпуске, а один из секретарей посольства уехал в качестве курьера в Шанхай.

Всех входивших в кабинет Тратт приветствовал любезной улыбкой.

— Не исключено, господа, — начал посол, движением руки предложив всем сесть, — что я пригласил вас напрасно. Но господин Богнер только что сообщил мне некоторые вещи, над которыми, возможно, следовало бы задуматься.

Он повернулся к атташе по связям с полицией.

— Будет, пожалуй, лучше, если вы, дорогой Богнер, расскажете все сами.

Атташе был польщен оказанной ему честью.

— Вы знаете, — начал Богнер, — что у меня отличные отношения с японской контрразведкой… В конце концов, это входит в мою задачу. Полковник Одзаки некоторое время назад говорил мне, что засечен тайный передатчик. Он выходит в эфир редко, радиограммы всегда очень короткие и состоят всего из нескольких слов. Передатчик хотя и меняет свое месторасположение, но все время остается в радиусе примерно ста километров от Токио. Людям Одзаки, не имеющим хороших пеленгаторов, пока не удалось захватить передатчик. Он причиняет японцам много хлопот, и даже премьер-министр очень обеспокоен…

— Учитывая шпиономанию, которой страдают наши друзья, — заметил военный атташе полковник Фихт, — можно себе представить, какой у них переполох. Но, как бы там ни было, эту штуку надо найти.

— И людей тоже, — добавил военно-воздушный атташе.

Посол нервно крутил карандаш.

— Прошу, господа… самое серьезное еще впереди. Оба военных смущенно умолкли и с любопытством взглянули на Богнера.

— Полковник Одзаки, — продолжал тот, — прислал мне через своего адъютанта текст короткой радиограммы, перехваченной сегодня утром. Всего несколько слов или, скорее, цифр. Контрразведчикам, конечно, трудно разобраться, о чем в ней говорится, и они подумали, не сможем ли мы…

— Действительно неприятный случай, — прервал Богнера посол, которому показались слишком длинными объяснения атташе по связям с полицией, — и очень некстати, что как раз сегодня отсутствует капитан. Перехваченная радиограмма содержит координаты корабля, точнее, в ней обозначена точка в южной части Тихого океана… точка в открытом море…

Он сделал паузу, чтобы дать возможность всем осознать сказанное.

Но до атташе по вопросам культуры Хефтера смысл сообщения посла не дошел. Волны южной части Тихого океана не входили в сферу деятельности атташе. Поэтому ему захотелось узнать, почему эта точка в таком сыром месте вызвала тревогу посла.

Все подавленно молчали. И только посол сердито произнес:

— Я позволю себе надеяться, что все присутствующие поймут, что же сейчас является самым важным. Я имею в виду военные действия, которые мы ведем. Честь и хвала вашей музыкальной неделе, мой дорогой… Однако, откровенно говоря, мне сейчас гораздо ближе к сердцу наши блокадопрорыватели. «Марианне» удалось дойти по крайней мере сюда. Но «Аахен» еще в пути. Все теперь зависит от того, встретит он в море танкер или нет. В противном случае судно останется вместе со своим ценным грузом посреди океана. И произойдет несчастье, если точка встречи окажется известной противнику! А это точка… в южной части Тихого океана. Я полагаю, дорогой Хефтер, что теперь даже вы поймете, почему нас очень встревожило сообщение полковника Одзаки о тайном радиопередатчике. И этот передатчик посылает неизвестно куда и кому донесение, в котором говорится о точке в южной части Тихого океана.

Атташе покраснел, словно школьник, от нотации, прочитанной послом.

— Прошу прощения… Я не знал обо всех этих вещах. Но его оправданий никто не слушал. Речь шла о весьма важном вопросе: можно ли как-нибудь установить, где должен встретиться блокадопрорыватель с танкером?

— Без «капитана Каррамбы» мы едва ли что-нибудь узнаем, — сказал полковник Фихт, пожимая плечами. — Он единственный, кто это знает… он связывался с «Аахеном» по радио и согласовывал все дело с японским военно-морским командованием.