Ваша до рассвета

– Ни малейшего. Я ведь не вижу часов, – мягко напомнил он ей.

– Ох, – вырвалось у нее, и на мгновение она смутилась. – Тогда, я думаю, что нам лучше начать. – С неохотой прикоснувшись к нему, она схватила его за рукав рубашки и потащила его к началу своего рукотворного лабиринта.

Он застонал.

– Только не мебель снова. Я уже сто раз делал это.

– И сделаете еще сто, пока хождение с тростью не станет вашей второй натурой.

– Я предпочел бы практиковаться в танце, – сказал он, и его голос стал бархатистым.

– К чему практиковать навык, в котором вы уже дока? – парировала Саманта, легонько подталкивая его к мягкому дивану.

Когда Габриэль достиг конца лабиринта, тихо ворча что–то о Минотавре, его трость вдруг перестала встречать препятствия.

Нахмурившись, он провел тростью по широкой дуге.

– Куда подевался письменный стол, дьявол его забери? Могу поклясться, что он стоял здесь всего несколько дней назад.

В ответ Саманта обошла его спереди и толкнула французское окно от пола до потолка, открывая путь на террасу. Пронзительно тявкнув, Сэм выплюнул ботинок и пулей вылетел мимо них на улицу в погоню за воображаемым зайцем. Мягкий бриз с ароматом сирени проник в комнату.

– Поскольку вы, кажется, справились и с гостиной и с залом для танцев, – сказала Саманта, – я подумала, что вам может понравиться перемена обстановки и немного свежего воздуха.

– Нет, спасибо, – категорично отказался он.

Озадаченная его отказом, она спросила:

– А почему нет? Вы же сказали, что вам наскучила гостиная. Вот я и подумала, что вам может понравиться перемена обстановки и немного свежего воздуха.

– Весь воздух, в котором я нуждаюсь, есть в этом доме.

Удивленная Саманта посмотрела на Габриэля. Он сжимал трость так, словно от нее зависела его жизнь, суставы побелели от напряжения. Его выразительное лицо было застывшим, левый уголок рта оттянут вниз. Легкое очарование прошлого вечера исчезло, оставив после себя напряженную маску.

У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что Габриэль не зол. Он испуган. Кроме того, подумав, она поняла, что со времени своего приезда в Ферчайлд–Парк она ни разу не видела, чтобы он выходил на солнечный свет.

Дотянувшись, она мягко вытащила трость от его руки и прислонила к стене. Она смело положила руку на его напряженное предплечье.

– Возможно, вашим легким и не требуется свежий воздух, милорд, но моим – да. И вы едва ли можете ожидать, что леди выйдет на прогулку в такой великолепный весенний день без сопровождения джентльмена.

Саманта знала, что рискует, обращаясь к галантности, которой он больше не интересовался. Но к ее удивлению, он неохотно накрыл своими пальцами ее и склонил голову в насмешливом поклоне.

– Никому не позволено говорить, что Габриэль Ферчайлд может в чем–то отказать леди.

Он сделал один шаг вперед, потом другой. Солнечный свет залил его лицо, словно расплавленное золото. Когда они переступили порог, он вдруг остановился. Она испугалась, что он сейчас повернет назад, но оказалось, что он просто сделал паузу, чтобы втянуть носом воздух. Саманта сделала то же самое, чувствуя запах свежевскопанной земли и опьяняющий аромат цветов глицинии, вьющихся по решетке рядом с ними.

Глаза Габриэля медленно закрылись, и она испытала желание сделать так же, чтобы полностью сосредоточить свои чувства на нежности нагретого солнцем бриза и щебете малиновки, ругающей своего супруга, с которым они вместе строили гнездо в ветвях соседнего боярышника. Но если бы она сделала это, она пропустила бы яркое и чувственное удовольствие, которое появилось на лице Габриэля.

Она воспряла духом и потянула его за собой, ведя к изумрудно–зеленому газону лужайки, который спускался к полуразрушенному каменному капризу на краю беспорядочно растущего леса. Каждая деталь рукотворного ландшафта парка, от недавно высеченных скал до изредка мелькающих ручьев, была искусно создана в подражание дикой природе.

Его пальцы все еще лежали на ее, Габриэль легко шел с ней в ногу и с каждым своим шагом обретал все больше уверенности и изящества.

– Мы не должны уходить слишком далеко от дома. Что, если кто–то из деревни увидит меня? Я не хочу до смерти пугать маленьких детей.

Несмотря на сухой тон, Саманта знала, что его слова были шуткой только наполовину.

– Дети боятся только неизвестного, милорд. Чем дольше вы будете оставаться в уединении Ферчайлд–Парка, тем более устрашающей будет становиться ваша репутация.

– А мы не хотим, чтобы они поверили, что я уродливый монстр, шастающий в темноте, не так ли?

Саманта посмотрела на него, но не смогла понять, дразнил ли он ее или самого себя. Его глаза, может быть, и потеряли зрение, но не свой задорный огонек. Они стали еще более эффектными при солнечном свете, их окаймленная золотом глубина была яркой и ясной, как хрустальное озеро. Трепещущий воздух придавал его волосам цвет только что отчеканенной гинеи.

– Вам нет никакой необходимости быть заключенным в вашем собственном доме, когда в вашем распоряжении есть такие прекрасные земли. Я сделала вывод, что вы вели очень активную жизнь. Должны были быть занятия вне дома, которые вам нравились.

– Такие, например, как стрельба из лука? – съязвил он. Из леса выбежал Сэм и запрыгал рядом, заставляя их замедлить шаг. – Или еще есть охота. По крайней мере, никто не обвинит меня, если я приму щенка за лису.

– Постыдились бы, – упрекнула она его. – Когда–нибудь Сэм может оказаться для вас просто спасением. Он очень умен, вы знаете.

Услышав свое имя, колли перевернулся в траве на спину и стал по ней кататься, прикрыв глаза и высунув язык. Саманта подняла юбки и переступила через него, надеясь, что ее компаньон ничего не заметит.

Но Габриэль, казалось, был озабочен совсем другими делами.

– Возможно, вы правы, мисс Викершем. Саманта глянула на него, пораженная такой легкой капитуляцией. – Возможно, есть кое–какое занятие, которое мне могло бы понравиться. Кое–что, что могло бы даже стать предметом пари, если бы они заключались.

* * * 

Габриэль выигрывал каждый раунд игры в жмурки[6].

Никто просто не мог с ним сравниться. Мало того, что он мог поймать даже самых проворных слуг до того, как им удавалось ускользнуть из пределов его досягаемости, но он так же мог узнавать всех по именам по одному только еле ощущаемому запаху от волос или одежды. Его реакция была такой хорошей, что он мог легко уклониться от любого водящего с завязанными глазами, просто выскальзывая из чужих пальцев моментом раньше, чем его удавалось схватить.

Когда Саманта впервые собрала слуг, чтобы сыграть к ним в игру, они были потрясены видом своего хозяина: он валялся, опираясь на локоть на залитом солнцем склоне, его волосы выбились из ленты, которой были связаны, а изо рта торчала травинка. Но их шокировало еще больше, когда медсестра объяснила, что требуется от них самих. Когда слуги выстроились в ряд так, словно собирались приветствовать сановника, Беквит прищелкнул языком, выражая свое неодобрение, а миссис Филпот объявила, что еще никогда не видела такого позорного зрелища.

Питер и Филипп были первыми, кто нарушил строй. Радостные от возможности уклониться от своей работы в такой потрясающий весенний день, близнецы не стали соблюдать тонкости игры, предпочитая бросаться и мутузить друг друга веснушчатыми кулаками при каждом удобном случае. Всякий раз, когда Филипппу удавалось оседлать своего вопящего брата, он бросал застенчивые взгляды на Элси, чтобы удостовериться, что симпатичная служанка смотрит на них.

Соблазненные успокаивающим бризом и хорошим настроением своего хозяина, другие слуги тоже медленно начали терять свою сдержанность. Когда настала очередь стать водящим Вилли, гибкому шотландцу–егерю, это кончилось тем, что он стал гоняться за прачкой Мэг, скрючив пальцы как когти. Визжащая, как школьница, Мэг, приподняв юбки, понеслась от него вниз по склону, ее крепкие ноги мелькали, как спицы в колесе, а заливающийся Сэм наступал ей на пятки. Когда она ловко повернула налево вместо права, Вилли пробежал мимо нее, споткнулся о собственные ботинки и кувыркался весь оставшийся пути с холма до самого ручья.

6

Blind man's bluff в буквальном переводе – блеф слепого – прим. переводчика.