Страница 25 из 26
Саид долго стоял у ворот, то поднимаясь на стременах и прикладывая руку к глазам, то со вздохом опускаясь в седло. Наконец, он увидел, как на заброшенную дорогу на юг, по которой уже несколько веков не ходили караваны, из рабата выехал одинокий всадник. Саид провожал его взглядом, пока медленно плетущийся среди желтоватой пыли конь с поникшей в седле фигуркой не исчезли из виду среди поросших чахлой травой холмов.
… - Вон он! — воин показал на крошечную светлую точку в белесом мареве над пустой дорогой.
Самийа мчал к городу со скоростью ястреба, летевшего над ним в выцветшем от тонкой пыли небе. Кви-ии, кви-ии, падал с неба ястребиный крик.
— Где ж тебя носило, сволочь ты эдакая… — прошептал Аммар, чувствуя, как злость в нем сменяется радостью и чувством невероятного облегчения.
Когда он получил известия о произошедшем в Фейсале и обнаружил, что самийа уже сколько дней как уехал в никуда и так и исчез, как сгинул, Аммар вдруг испугался, что волшебный воин его покинул. Мало ли, может, он, Аммар, совершил нечто непоправимое, и теперь таинственные силы, давшие ему в руки самийа, его отобрали. И вот теперь, по прошествии восьми полных тревоги и военных хлопот дней, нерегиль возвращался.
Вскоре вдали уже можно было рассмотреть фигурку всадника в светлой джуббе, во весь опор несущегося к городу. Всадника можно было понять — за его спиной во все небо вставала грозовых размеров туча серой пыли. Через плоскогорье Мухсина шли сто пятьдесят тысяч сабель Эрдени-батура, хорчина[6] Эсен-хана.
Ибн Хальдун показывал ему грамоты, привезенные злополучным посольством кочевников. В предназначенной лично ему, Аммару, исписанной киданьскими иероглифами бумаге, говорилось, что Эсен-хан покорил все царства Северного и Южного хань. Теперь было понятно, почему Мерв и Беникассим не атаковали сразу как открылась эта самая проклятая "дорога на крови", как назвал ее Тарик. Свирепое отродье степных шайтанов в течение четырех предшествующих лет уничтожало империи киданей, тангутов и найманов, до сего времени процветавшие между Большой степью и северными границами Ханатты. ханьцы-купцы, приехавшие в Беникассим и в Фейсалу, не были союзниками джунгар. Они были их рабами. Их послали на смерть, как предназначенный в жертву богам скот. Джунгары-послы, видимо, тоже знали, на что шли — шайтан их знает, возможно, Эсен-хан избрал такой способ казни для неугодных родственников: и прибыльно, и выгодно.
Еще в высланной Аммару грамоте сообщалось, что поведение "северного царя" разгневало Тенгри. И Эсен-хан теперь даже не может сказать, что случится теперь с северным царем, его народом и землями. Все в воле Тенгри, завершалось послание.
Чтоб тебе вечно гореть в самой жаркой смоле джаханнама, подумал Аммар.
Тем временем всадник на сером сиглави уже подлетал к рабату. В кварталах предместья царил оживленный хаос бегства: люди пытались выбраться из запруженных тачками и арбами узеньких кривых улиц и, кидая взгляды на заволоченное страшной тучей небо, начинали метаться в панике. Аммар отрядил в рабат три полусотни гвардейцев с приказом гнать всех плетьми к аль-касру и за стены шахристана. Прямо лупите из по спинам и по рукам, если будут цепляться за поклажу, идиоты набитые, — напутствовал он воинов. Очищенный от людей рабат предстояло сжечь.
К северу от города, в долине, тоже поднимался к небесам жалостный вой и крик — людей древками копий выталкивали из домов, разрешая взять с собой лишь самое необходимое и припасы на пять дней. В Веге носились от деревни к деревни, от усадьбы к усадьбе воины Правой гвардии, сгоняли, не разбирая кто есть кто, — феллахов, хозяев богатых домов, их рабов и домочадцев, — в огромные толпы и уводили в горы. Многих приходилось отыскивать в укрытиях и оросительных каналах и гнать прочь от домов плетьми — люди все не могли поверить, что конец света, конец Фейсалы уже при дверях.
…Тарик быстро шел по стене к нему навстречу — как всегда прямой, с высоко поднятой головой и спокойно-невозмутимым выражением бледного лица. Впрочем, сейчас самийа был с ног до головы покрыт белесой пылью — даже черная грива волос стала серой там, где выбивалась из под повязанного вокруг головы платка. Аммар заметил, как на нерегиля оглядываются и показывают друг другу — люди облегченно вздыхали и, поднимая лица на небу, радостно складывали ладони в молитвенном жесте благодарности. "Вернулся, вернулся!", занятые сбором навоза в конюшнях во дворе под стеной крепости мальчишки бросили лопаты и со всех ног припустили в лабиринт улиц — "малик вернулся, малик здесь, ангел вернулся к повелителю верующих!".
— У меня есть плохие новости и хорошие новости. Плохие новости: купцы были правы — их действительно сто пятьдесят тысяч сабель, — не стал тратить время на приветствия нерегиль и встал рядом с Аммаром. — Хорошая же новость такова, что половина этого войска — сброд. Джунгары гонят перед собой пленников и данников — киданей и найманов.
— И тангутов, — добавил Аммар. — Я прочитал бумаги посольства. Они захватили Эдзин и Кафан.
— Тангутов в войске нет, — обернулся к нему Тарик. В его больших серых глазах, как ни странно, читалась грусть. — Эсен-хан истребил всех тангутов. Всех до единого, "всех отцов и матерей", как изящно выражаются его сказители.
— Ну вот, а ты говорил, что это ирчи, — усмехнулся Аммар. — Разве может быть у ирчи изящная словесность? Это люди, Тарик, люди. И этот Эсен-хан — он просто человек.
Нерегиль бросил на Аммара какой-то странный взгляд — словно хотел что-то сказать и долго колебался. Потом тряхнул головой и передумал. И ничего не ответил.
Нерегиль оказался прав — передовыми отрядами огромной армии оказались бредущие пешком люди в рваной одежде, кое-как вооруженные кто луком, кто копьем, а кто и просто острой палкой. Этих горе-воинов гнали гарцующие на мохнатых низеньких лошадках джунгары — в епанчах и лисьих малахаях, даже по такой теплой погоде. Кочевники размахивали плетьми, загоняя в строй еле плетущихся рабов. Упершись в пылающие кварталы рабата, войско джунгар остановилось. Наблюдающие за происходящим с башен аль-касра и шахристана ашшариты вскоре увидели, что кочевники решили встать под стенами Фейсалы лагерем.
Ночь явила защитникам города страшное зрелище: под подсвеченным рыжеватым пламенем небом на юг до самого горизонта тянулись огни костров — лагерю джунгар не было видно ни конца, ни края.
Под утро в Пятничной масджид города улемы начали читать проповеди о конце света, о грехах и распущенности наших дней, о гневе Всевышнего, явившемся в виде джунгарского войска, дабы покарать нечестивых лицемеров-мунафиков и сделать пути верующих прямыми. Аммару пришлось прийти в масджид в сопровождении полусотни ханаттани и разогнать каркающих служителей единого Бога. Затем он взошел на минбар и как халиф своего народа прочел оттуда проповедь. В ней он напомнил людям о таких именах Всевышнего, как Охраняющий, Дарующий безопасность и Прощающий, а также Миротворящий и Аль-Муиззу — Дарующий силу и победу. Если Всевышний с нами, заключил свою речь Аммар, то чего же мы можем лишиться? По милости Его завтра те, кто останутся в живых, будут праздновать победу на пирах среди садов Веги, а те, кто примет венец мученичества, будут праздновать победу в садах рая. Всевышнего не зря называют Ас-Самииу — Всеслышащий. Он знает о наших нуждах и уже готовит нам копье силы и венец победы! Этими словами Аммар закончил проповедь и велел всем расходиться.
На рассвете кочевники пошли на штурм: впереди они гнали заплетающихся ногами пленников из покоренных киданей и найманов. Те тащили осадные лестницы и толкали к стенам баллисты и катапульты. Их расстреливали со стен, но джунгары подгоняли все новые и новые волны оборванных изможденных людей. В конце концов, им удалось подобраться к стенам шахристана и закинуть на них осадные лестницы. Подхлестываемые плетями надсмотрщиков, плачущие и скулящие люди полезли на стены. Бой с ними напоминал страшные рассказы о сражениях с призраками пустыни: все новые и новые запорошенные желтоватым песком одушевленные скелеты вспрыгивали на зубцы крепости, их сталкивали вниз и рубили, но на их месте возникали все новые и новые фигуры с провалившимися темными глазами, стонущие как неупокоенные души.
6
Хорчин — букв. «колчаноносец», титул приближенного хана в джунгарской государственной иерархии.