Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 26

Самийа опустился на колени рядом с телом и взял в руки свесившуюся с кровати черно-фиолетовую кисть. Рука девушки было сжата в кулак. Приглядевшись, Саид заметил, что в кулаке что-то зажато. Самийа что-то зашептал, платок у него на губах зашевелился — и скрюченные в мертвой хватке пальцы разжались. На пол со стуком упал какой-то предмет. Саид понял, что это такое, и облегченно вздохнул — они нашли, что хотели, в мертвом городе среди мертвецов.

… - Это называется пайцза, — сообщил паренек-толмач.

Аммар про себя подивился и даже позавидовал мальчишке — не каждый сумел бы пережить то, через что довелось пройти этому одиннадцатилетке, и уж точно не каждый бы сумел сохранить после всего пережитого беззаботный и веселый нрав.

Пять лет назад Ханида — так звали мальчика — вместе с матерью увели в рабство джунгары. Мать, не выдержав тяжелой работы и суровой степной зимы, умерла через год плена, а Ханид выжил. Повезло. Потом ему повезло еще больше — мимо стоянки джунгар проходил караван купцов, а год был голодный. Хозяин юрты решил, что зарезать Ханида на мясо будет не так выгодно, как продать, — и уступил мальчика купцам за мешочек соли. Так Ханид вернулся в Аш-Шарийа, пусть рабом, но вернулся. Потом ему снова повезло! Как-то купец пришел с ним к кади Беникассима по своим делам, а кади поинтересовался, по какому праву купец из Хань удерживает в рабстве свободнорожденного верующего аш-шарита. Так Ханид получил свободу — а теперь и место при войске.

— Пайцза — это как наше письмо-фирман с печатью, — резво трещал паренек. — Это пайцза десятника, видите, медная!

— Я понял, — кивнул Аммар и, вспомнив про обстоятельства, при которых Тарик нашел… предмет, не смог избавиться от мысли: значит, их было по крайней мере десятеро.

Парнишка тем временем, разинув рот, вытаращился на самийа. Да, на наших южных границах сумеречников почитай что и не увидишь. Нерегиль, кстати, на таращенье пацана не обращал ровно никакого внимания.

— Что ты хочешь с этим делать? — поинтересовался Аммар.

Тарик очень странно улыбнулся:

— Больше всего я опасался, что владелец пайцзы мертв. У джунгар жесткая дисциплина, за утерю значка его могли и казнить. Но наш любитель плотских наслаждений жив. И я узнаю, где он сейчас. И где сейчас его семья. Я все узнаю.

Последние слова самийа произнес так, что Аммар понял: это никакая не улыбка. Лицо Тарика сводит гримаса холодного, страшного, едва сдерживаемого гнева.

— Зачем нам это? Зачем нам грязная юрта одного джунгара?

— Затем, что рядом с нашим другом могут оказаться и все остальные герои осады Мерва. Я хочу знать, где они кочуют.

— Так, — Аммар начал понимать, что к чему, и это что к чему его скорее пугало, чем устраивало. — Ты что же, хочешь перейти тагру и напасть на джунгар в их степях?

— Да, а что?

— Ты с ума сошел! Так никто никогда не делал!

Самийа ничего не ответил, а занялся тем, что начерпал в умывальный таз воды из почти пересохшего фонтанчика — джунгары разрушили плотину Мургаба, и вода больше не поступала по арыкам в усадьбы Долины — и бросил туда медный кругляшик пайцзы.

Послеполуденное солнце бликами заходило в крошечных волнах на поверхности воды. В подсохшем, но еще живом саду оглушительно трещали цикады. На беленую ограду сада присела горлица и сказала свое "угу-гу, угу-гу". Из-за дверей во внутренние комнаты дома доносились голоса сардаров, покорно ждавших выхода повелителя верных.

— Смотри, — широко раскрывая глаза, прошептал Тарик, и серые полосы отражений взбаламученной воды зазмеились по бледному лицу.

Вода в потемневшем от старости медном тазу сверкнула и раскрылась зеленым ковром степи. Среди холмов белыми пупырышками виднелись юрты, там и сям паслись маленькие мохнатые джунгарские лошадки.

— Ну просто идиллия какая-то, — хищно усмехнулся нерегиль.





— Ну и как ты поймешь, где они кочуют? — взорвался Аммар. — Там, за тагрой, фарсахи и фарсахи зеленых холмов — и одинаковые юрты этих вонючих джунгар!

— У меня есть проводник, — очень серьезно, без тени насмешки, ответил самийа.

— Вот он вот, что ли? — Аммар кивнул на Ханида, ошалело следившего за тем, как халиф всех правоверных и нечеловеческое существо решают судьбы тысяч людей.

— Нет, — неожиданно расхохотался нерегиль, — не он!

В небе крикнул ястреб. Через мгновение огромный взъерошенный перепелятник спикировал Тарику на кожаный наруч.

— Я зову его Митрион. Он будет помогать нам, потому что эти твари сожгли его гнездо на стенах и подстрелили его подругу.

Сказать, что Аммар удивился, значило ничего не сказать. Аммар честно признался себе, что на этот раз он просто обалдел.

— Тарик. Ты хочешь, чтобы мы сейчас вышли к моим военачальникам, и я бы им сказал, что мы отправляемся в рейд по степным кочевьям джунгар, потому что только что в умывальном тазу я увидел стоянку одного из побывавших в Мерве ублюдков, а дорогу к победе нам будет показывать твой знакомый ястреб, у которого к джунгарам личные семейные счеты?

— Да, а что?..

Как Аммар и опасался, безмятежность нерегиля в отношении похода в степи разделили не все. По правде говоря, ее не разделил вообще никто.

Пока сардары вскакивали на ноги и, размахивая руками, поносили безумие самийа или упрекали его в недальновидности и опрометчивости, Тарик забавлялся с ястребом, не давая ему ущипнуть клювом палец. Когда все высказались, нерегиль пересадил птицу на деревянную резную балюстраду вокруг крошечного пожухлого цветника, разбитого во внутреннем дворе разоренного дома, и обратился ко всем присутствующим:

— Почтеннейшие! Единственный способ показать противнику, что его действия не останутся безнаказанными, — это перенести войну на его землю. Удерживая пограничные города, мы не осаждаем Большую Степь — это Большая Степь держит нас в осаде, уж поверьте моему горькому опыту, — тут нерегиль странно сморщился и закашлялся. — Если мы хотим защитить Хорасан, мы должны сделать две вещи. Первая — провести сейчас карательную экспедицию и уничтожить ирчи, которые с оружием в руках пришли на эту землю, желательно с семьями — эти твари имеют удивительные способности к размножению. Наш рейд должен быть быстрым и… удачным. Он должен внушить тварям мысль — возмездие неотвратимо.

Тарик обвел глазами слушателей и кивнул сам себе:

— Вторая задача — проводить такие рейды регулярно. Этих… существ… необходимо… прореживать. Мы должны где-то раз в три года выходить в степь и уничтожать их кочевья, не давая им подняться с колен. Они должны усвоить мысль: за тагрой их ждут только смерть и огонь, потому что только смерть и огонь приходят из-за тагры в степи. И тогда никому, даже самому отчаянному смельчаку, не придет в голову даже тень мысли перейти границу и ступить на землю аш-Шарийа. А если вдруг придет, то он очень быстро ее прогонит, — потому что к этому времени подоспеет очередная конная сотня и начнет выкашивать его кочевье.

Ястреб затоптался на балюстраде и захлопал крыльями. В истоме раннего вечера звенели цикады. Тарик еще раз окинул взглядом собрание и перешел к завершающей части своей речи:

— Я понимаю, что предложенный мною план может кому-то показаться безрассудным — но лишь на первый взгляд. Однако же если кому-то мои доводы представляются неубедительными, я готов уступить: в поход на улус хана Булга я зову с собой лишь тех, кто желает отправиться туда по доброй воле. Возможно, когда я привезу голову этого достойного воина на пике, мнение неприсоединившихся изменится. Вопросы, почтеннейшие?..

— Я бы хотел узнать вот что, — покрутил ус Тахир ибн аль-Хусайни. — Считаете ли вы, уважаемый, необходимым захват пленных? Не в этом походе, разумеется, а в дальнейшем?

Тарик подумал и сказал:

— Мой опыт общения с ирчи убеждает меня в том, что ирчи хороши только в мертвом виде. Впрочем, я допускаю мысль, что в Большой Степи могут обитать и размножаться другие племена, более похожие на человеческие. Если мы встретим там тех, кто может сойти за человека, что ж — я думаю, мы сможем найти им применение. Почтеннейшие, дороги Аш-Шарайа находятся в ужасном состоянии. Пленные кочевники вполне могут быть использованы при строительстве мостов и прокладывании дорог. В общем же и целом я полагаю, что население Большой Степи необходимо… упразднить.