Страница 8 из 13
Последняя страничка гражданской войны
Слава тебе, краснозвездный герой!Землю кровью вымыв,во славу коммуны,к горе за горойшедший твердынями Крыма.Они проползали танками рвы,выпятив пушек шеи, –телами рвы заполняли вы,по трупам перейдя перешеек,[10] Ониза окопами взрыли окоп,хлестали свинцовой рекою, –а выотобрали у них Перекопчуть не голой рукою.Не только тобой завоеван Крыми белых разбита орава, –удар твой двойной:завоевано им[20]трудиться великое право.И еслив солнце жизнь сужденаза этими днями хмурыми,мы знаем –вашей отвагой онавзята в перекопском штурме.В одну благодарность сливаем словатебе,краснозвездная лава,[30]Во веки веков, товарищи,вам –слава, слава, слава![1920-1921]О дряни
Слава, Слава, Слава героям!!!Впрочем,имдовольно воздали дани.Теперьпоговоримо дряни.Утихомирились бури революционных лон.Подернулась тиной советская мешанина.[10] И вылезлоиз-за спины РСФСРмурломещанина.(Меня не поймаете на слове,я вовсе не против мещанского сословия.Мещанамбез различия классов и сословиймое славословие.)Со всех необъятных российских нив,[20]с первого дня советского рождениястеклись они,наскоро оперенья переменив,и засели во все учреждения.Намозолив от пятилетнего сидения зады,крепкие, как умывальники,живут и поныне –тише воды.Свили уютные кабинеты и спаленки.И вечером[30]та или иная мразь,на жену,за пианином обучающуюся, глядя,говорит,от самовара разморясь:"Товарищ Надя!К празднику прибавка –24 тыщи.Тариф.Эх,[40]и заведу я себетихоокеанские галифища,чтоб из штановвыглядыватькак коралловый риф!"А Надя:"И мне с эмблемами платья.Без серпа и молота не покажешься в свете!В чемсегодня[50]буду фигурять яна балу в Реввоенсовете?!"На стенке Маркс.Рамочка _а_ла.На "Известиях" лежа, котенок греется.А из-под потолочкаверещалаоголтелая канареица.Маркс со стенки смотрел, смотрел…И вдругво разинул рот,да как заорет:"Опутали революцию обывательщины нити.Страшнее Врангеля обывательский быт.Скорееголовы канарейкам сверните –чтоб коммунизмканарейками не был побит!"[1920-1921]Неразбериха
Лубянская площадь.На площади той,как грешные верблюды в конце мира,орут папиросники:"Давай, налетай!"Мурсал" рассыпной!Пачками "Ира"!Никольские ворота.Часовня у ворот.[10] Пропахла ладаном и елеем она.Тиха,что воды набрала в рот,часовня святого Пантел_е_ймона.Против Никольских – Наркомвнудел.Дела и люди со дна до крыши.Гремели двери,авто дудел.На площадьчекист из подъезда вышел,[20]"Комиссар!!" – шепнул, увидев наган,мальчишка один,юркий и скользкий,а у самогона Лубянской одна нога,а другая –на Никольской.Чекист по делам на Ильинку шел,совсем не в тоти не из того отдела, –[30]весь день гонял,устал как вол.И вообще –какое ему до этого дело?!Мальчишкас перепугув часовню шасть.Конспиративно закрестились папиросники.Набились,аж яблоку негде упасть![40]Возрадовались святители,апостолыи постники.Дивится Пантел_е_ймон:– Уверовали в бога! –Дивится чекист:– Что они,очумели?! –Дивятся мальчишки:– Унесли, мол, ноги! –[50]Наудивлялись все,аж успокоились еле.И вновь по-старому.В часовне тихо.Чекист по улицам гоняет лих.Черт его знает какая неразбериха!А сколько их,таких неразберих?![1921]Два не совсем обычных случая
Ежедневнокак вол жуя,стараясь за строчки драть, –яне стану писать про Поволжье:про ЭТО –страшно врать.Но я голодал,и тысяч лучше я[10] знаю проклятое слово – "голодные!"Вот два,не совсем обычные, случая,на ненависть к голоду самые годные.Первый. –Кто из петербуржцевзабудет 18-й год?!Над дохлым лошадьем вороны кружатся.Лошадь за лошадью падает на лед.Заколачиваются улицы ровные.[20]Хвостом виляя,на перекресткахсобаки дрессированныепросили милостыню, визжа и лая.Газетам писать не хватало духу –но это ж передавалось изустно:старикудушилжену-старухуи ел частями,[30]Злился –невкусно.Слухи такиеи мрущим от голода,и сытым сумели глотки свесть.Из каждой поры огромного городаросло ненасытное желание есть.От слухов и голода двигаясь еле,разсам я,[40]с голодной тоской,остановился у витрины Эйлерса –цветочный магазин на углу Морской.Малы – аж не видно! – цветочные точки,нули ж у ценнеобъятны длиною!По булке должно быть в любом лепесточке.И вдруг,смотрю,меж витриной и мною –[50]фигурка человечья.Идет и валится.У фигурки конская голова.Идет.И в собственные ноздрипальцывоткнула.Три или два.Глаза открытые мухи обсели,а сбоку[60] жила из шеи торчала.Из жилыкапли по улицам сеялисьи стыли черно, кровянея сначала.Смотрел и смотрел на ползущую тень я,дрожа от сознанья невыносимого,что полуживотное это –виденье! –что этолюдей вымирающих символ.[70] От этого ужаса я – на попятный.Ищу машинально чернеющий след.И к туше лошажьей приплелся по пятнам;Где ж голова?Головы и нет!А возлес каплями крови присохлой,блестел вершок перочинного ножичка –должно быть,тот[80] работал над дохлойи толстую шею кромсал понемножечкоЯ понял:не символ,стихом позолоченный,людскаяреальная тень прошагала.Быть может,завтравот так же точно[90] я здесь заработаю, скалясь шакалом.Второй. –Из мелочи выросло в это.Май стоял.Позапрошлое лето.Весною ширишь ноздри и рот,ловя бульваров дыханье липовое.Я голодал,и с другимив черед[100] встал у бывшей кофейни Филиппова я.Лет пять, должно быть, не был там,а память шепчет еле:"Тогдав кафежурчал фонтани плавали форели".Вздуваемый памятью рос аппетит;какой ни на есть,но по крайней мере –[110] обед.Как медленно время летит!И вотя втиснут в кафейные двери.Сиделис селедкой во рту и в посуде,в селедке рубахи,и воздух в селедке.На черта ж весна,если с улиц[120] людиот липсюда влипают все-таки!Едят,дрожа от голода голого,вдыхают радостью душище едкий,а нищие молят:подайте головы.Дерясь, получают селедок объедки.Кто б вспомнил народа российского имя,[130] когда б не бросали хребты им в горсточки?!Народ бы российскийсегодня же вымер,когда б не нашлось у селедки косточки.От мысли от этойсквозь грызшихся кучку,громя кулаком по ораве зверьей,пробился,схватился,дернул за ручку –[140] и выбег,селедкой обмазан –об двери.Не знаю,душа пропахла,рубаха ли,какими водами дух этот смою?Полгодазвезды селедкою пахли,лучи рассыпая гнилой чешуею.[150] Пускайполусытый,доволен я нынче:так, может, и кончусь, голод не видя, –к нему яненависть в сердце вынянчил,превыше всего его ненавидя.Подальше прочую чушь забрось,когда человека голодом сводит.Хлеб! –[160] вот это земная ось:на ней вертеться и нам и свободе.Пусть бабы баранки на Трубной нижут,и ситный лари Смоленского ломит, –я день и ночь Поволжье вижу,солому жующее, лежа в соломе.Трубите ж о голоде в уши Европе!Делитесь и те, у кого немного!Крестьяне,ройте пашен окопы![170] Стреляйте в негомешками налога!Гоните стихом!Тесните пьесой!Вперед врачей целебных взводы!Давите его дымовою завесой!В атаку, фабрики!В ногу, заводы!А есливоплю голодных не внемлешь, –[180] чужды чужие голод и жажда вам, –онзавтранагрянет на наши земли жи встанет здесьза спиною у каждого![1921]