Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 15



– А если король сам накинется на меня с упреками?

– Ну, так вы с полным достоинством ответите ему что это – ваше частное, семейное дело!

– Ты совершенно прав, милый мой Гиш! – воскликнул обрадованный герцог. – Вот так я ему и скажу непременно окажу! Спасибо тебе, милый Гиш, ты…

Но граф Арман, не слушая дальше, пустился в поспешное бегство, едва удерживаясь от смеха.

– Ну, что же вы это натворили, злодей вы этакий? – весело спросил Гиш, входя на следующее утро в комнату, отведенную Ренэ Бретвилю.

– А что? – испуганно спросил юноша. – Разве что-нибудь вышло не так? Прекрасная незнакомка осталась не предупрежденной?

– Нет, с этой стороны все обошлось прекрасно, но… Ах, друг мой, друг мой! Плохое начало придворной карьеры – наживать себе с первых шагов могущественных врагов. А ведь маркиз де Вард – далеко не последний дворянин при дворе!

– Дорогой граф, – надменно, медленно ответил Ренэ, – я предпочту покончить свои дни в Бастилии или опять вернуться в Бретвиль есть одни бобы с солью, чем допустить, чтобы на незапятнанное имя моих предков легла хоть малейшая тень неотомщенного оскорбления.

– Ну, так вам только и дела будет в Париже, как вечно ограждать свою честь! Парижане любят позубоскалить, и в таком случае меткий ответ, право же, действеннее шпаги. Но если вы не можете сдержать себя, то попомните хоть на будущее время, черт возьми, что убить в тысячу раз безопаснее, чем только ранить!

– Ну, по отношению к маркизу де Варду я не мог бы приложить это мудрое правило! Беззащитных не убивают, им только дают хороший урок!

– Беззащитных? Да ведь у вас был честный бой, правильная дуэль?

– Ну, если вы это называете дуэлью! – тоном совершенно непередаваемого пренебрежения отозвался Бретвиль. – По-моему, человек, не умеющий держать шпагу в руках, совершенно беззащитен против такого мастера, как я! Дуэль, поединок! Да ведь после этого можно говорить о сражении льва с цыпленком!

Гиш невольно расхохотался над этим смешением наивности, благородства и чисто гасконской хвастливости, ярко прорывавшимися в каждом слове юного герцога. Конечно, Ренэ не упустил случая вспыхнуть и высокомерно заметить, что если граф де Гиш сомневается в его искусстве, то он готов хоть сейчас…

– Полно, полню, мой задорный гасконский петушок! – ласково сказал Арман, похлопывая горячего юношу по плечу– Для этого у нас еще найдется время; как-нибудь я с удовольствием пофехтую с вами.

– И я держу пари на один денье[14] против тысячи ливров,[15] что не дам вам ни разу даже тронуть меня! – тут же отозвался Ренэ.

– Хорошо, там увидим! Но теперь не время – нас ведь ждет… – «король», чуть не сказал Арман, однако вовремя вспомнив предупреждение Генриетты, поспешно договорил: – Мсье Луи!

– Мсье Луи? – повторил Ренэ. – Гм… А как вы думаете, милый граф, это – действительно полезная и не компрометирующая протекция?

– Как вам сказать? – ответил Гиш, – конечно, бывало не раз, что люди, очень полагавшиеся на мсье Луи, жестоко ошибались в своих расчетах, но думаю, что в настоящем положении для вас едва ли кто-нибудь сделает больше, чем он.

Оставив Ренэ в приемной, Гиш, следуя приглашению Лапорта, старого доверенного камердинера Людовика, вошел в кабинет короля и с волнением стал ожидать появления Людовика – ведь от их свидания зависело так много! Ничего того, что так дорого было хищной стае, роившейся вокруг трона, не нужно было графу Арману. Он был слишком знатен и слишком богат, чтобы королевская милость могла что-нибудь прибавить к его имени или состоянию. Но, придворный по рождению и привычкам, Гиш чувствовал себя вне придворной жизни, вне влияния и крупной роли при самом короле, как рыба, вытащенная на берег. И теперь свидание с Людовиком должно было показать ему, ошибся ли он или нет, рассчитывая изменой Филиппу вернуть утерянную дружбу короля.

Вскоре на пороге появился Людовик, и его вид сразу переполнил сердце Гиша радостной надеждой.

– Здравствуй, милый Гиш, – сказал король, ласково протягивая руку Арману. – Рад видеть тебя!

– О, ваше величество! – с волнением проговорил Гиш, опускаясь на одно колено и приникая к королевской руке.





Людовик, тронутый искренним волнением Гиша, попытался приподнять его, но граф, покрывая его руку бессчетными лобзаниями, продолжал:

– О, ваше величество! Как тяжело мне было это время от сознания, что милость моего короля отвернулась от меня!

– Встань, встань, милый Гиш! – настойчиво сказал король, приподнимая друга своего детства с пола. – Сядем вот здесь, – он подвел Армана к паре кресел, – и поговорим! Что было, то прошло! У каждого из нас бывают свои дурные минуты, настроения, даже капризы. Ну, да я уже сказал: что было, то прошло!

А теперь расскажи мне лучше, что натворил вчера вечером мой милейший братец?

Гиш рассказал королю все подробности вчерашнего «имбролио»,[16] отнюдь не щадя герцога Филиппа и не скрывая того яркого оттенка глубокой безвкусицы, который получила скандальная история «уличения неверной жены».

– Нет! – вскликнул Людовик, и глубокая морщина недовольства залегла между его бровей. – Филипп положительно компрометирует свое положение ближайшего члена королевской семьи! Что за черт в самом деле. Какой-нибудь мелкопоместный дворянин сумел бы с большей честью выйти из подобного положения, а этот недоумок добровольно рядится в лохмотья ярмарочного шута! – Он задумался, потом засмеялся и прибавил: – А все-таки хотел бы я видеть физиономию милейшего братца!

– Желание вашего величества легко исполнить! – ответил Гиш. – Его высочество собирается навестить сегодня ваше величество, чтобы требовать заступничества за маркиза де Вард! – и граф, давясь от душившего его хохота, рассказал то, что уже известно читателю по предыдущему.

– Гиш, да ты шутишь! – в полном изумлении воскликнул Людовик. – Неужели Филипп серьезно собирается основывать свою претензию на том, что дуэли запрещены? Да ведь в таком случае я должен первым делом посадить в Бастилию именно Варда, а не этого петушка! Пусть ранен Вард, но ведь, во-первых, он был зачинщиком ссоры, во-вторых, ему, парижанину и придворному, королевские указы должны быть знакомы лучше, чем провинциалу! Тем не менее это прекрасно складывается! Визит Филиппа даст мне возможность поговорить с ним на тему о вчерашнем скандале. – Людовик снова задумался в воскликнул затем: – Но этот гасконский герцог! Господи, что за забавный тип! Право, Гиш, во всей этой истории самое лучшее – то, что тебе удалось откопать такого занимательного чудака! Ты привел его с собой?

– Он ожидает в приемной, ваше величество! Однако осмелюсь заметить, что герцог д'Арк последовал за мной сюда не без оговорок. Он хотел сначала получить уверенность, не скомпрометирует ли его протекция «мсье Луи»!

Король расхохотался и сказал:

– Ну, так приведи его сюда! Скажи ему, что мсье Луи оказался настолько влиятельной особой, что сразу устроил ему прием у самого короля!

– Ну, вот видите, как вам повезло! – оказал Гиш, входя в приемную, где ждал его Ренэ. – Каков мсье Луи! Он сразу устроил вам прием у самого короля, и сейчас вы будете иметь счастье предстать пред глаза его величества! Пойдем!

Не без волнения последовал Ренэ за графом в кабинет короля Людовика. В то же время он старался представить себе те слова, с которыми может обратиться к нему король, и мысленно повторял воображаемые ответы, составленные в виде искусных, цветистых фраз.

Однако весь заготовленный багаж сразу выскочил у него из головы при виде смеющегося лица того, кто накануне так предательски назвался «мсье Луи» и которого теперь граф де Гиш так почтительно титуловал «ваше величество»!

– А, здравствуйте, милый герцог! – приветливо встретил Ренэ мнимый мсье Луи. – Надеюсь, что сегодня я буду в состоянии дать вам успокоительные сведения относительно своей генеалогии, и вы не откажетесь дружески побеседовать со мной!

14

Старая французская монета, составлявшая двенадцатую часть су, то есть одну двести сороковую франка. Обычно употреблялась, подобно русскому «грош – цена», в качестве презрительного обозначения чего-то по сумме крайне ничтожного.

15

Старинная монета, ценность которой подвергалась существенным колебаниям в зависимости от времени и места, так как по существу это было стоимостью фунта серебра. Приблизительно ливр можно приравнять к теперешнему франку.

16

Театральная пьеса с запутанной донельзя интригой, родоначальница нынешнего фарса. Когда-то имбролио было излюбленным жанром площадных (бродячих) актеров, которые импровизировали пьесу во время ее действия. Синоним грубого, плоского, низко-смешного происшествия с неожиданным результатом.