Людовик и Елизавета

Тем временем "пожирательница миллионов", заметив обращенный на нее взор короля, направилась прямо к нему. Она была достаточно опытна для того, чтобы не считаться с наружной скромностью наряда на общественных балах, да и инстинкт, столь необходимый для успешной охоты всякого рода, безошибочно подсказывал ей, что перед нею чувственный, застенчивый и богатый дворянин, которого легко и выгодно увлечь.

— Мой добрый господин, — сказала она, грациозно склоняясь в глубоком реверансе, причем низко вырезанный корсаж позволил ей выявить взорам обоих мужчин ее на диво сохранившиеся формы, — разве можно стоять так одиноко, так задумчиво на празднике весны и любовного опьянения? Даже я, строгая и неприступная Диана, и то вышла из обычного холодного оцепенения и брожу здесь, среди смертных, в жажде восторгов любви, в жажде нежного шепота страсти… О, дайте же мне свою руку, добрый господин! Сквозь щели полумаски ваши глаза заронили убийственный пожар в мое сердце и как жестоко будет с вашей стороны не исправить причиненного вами бедствия! Так дайте же руку! Умчите меня в опьяняющем танце, а потом… Много даров хранит неизвестность в лоне будущего! Потом и я умчу вас в танце, в танце любви, в танце восторгов страсти. Не отвергай, о смертный, даров небожительницы!

Она взяла короля за руку и с ласковой настойчивостью тащила за собой.

Людовик с отчаянием обернулся к маркизу. Суврэ поспешил к нему на помощь.

— Прелестная Лилетт д'Аржиль… — начал он, учтиво поклонившись ей.

— Как, вы меня знаете? — улыбаясь спросила устаревшая красавица.

— Да, — не смущаясь, ответил Суврэ, — я очень много слышал о вас от своего дедушки. Поэтому-то я и спешу избавить вас от лишнего разочарования. Какой прок для маститой "пожирательницы миллионов" в двух бедных юристах, тщетно дожидающихся практики? Мы бедны, красавица, этим все сказано!

Лилетт мягко улыбнулась, еле заметно повела плечом и, не говоря более ни слова, пошла дальше. Но последние слова Суврэ услыхала толстая, заплывшая жиром дама, в которой, несмотря на слой белил и румян, покрывавших лицо и шею, и полумаску, легко было угадать более, чем немолодую женщину.

— Вы бедны, милые юноши? — сказала она им, почти вплотную прижимаясь к ним своим массивным телом. — Но даже если бы вы были богаты, разве в вашем возрасте, с вашей фигурой, с нежностью вашей розовой кожи платят женщинам? Да женщины должны почитать за особое счастье, если вы позволите им платить за свою ласку! Вы бедны, сказали вы? Ну, что же! Зато я богата, да, да, и не только богата, а и щедра. Я умею ценить молодость и силу, и если бы вы оба отправились сейчас со мной, то не раскаялись бы! О, не бойтесь, вам не придется ревновать друг друга. Моя страсть велика, ее хватит на вас обоих! Так едемте же!

Все время пока она говорила, Суврэ напряженно прислушивался к звуку ее голоса, стараясь в то же время заглянуть под маску. Тонкая улыбка, заставившая еле заметно дрогнуть уголки его губ, показала наконец, что он разгадал инкогнито дамы.

Она же продолжала:

— Вы колеблетесь? Не решаетесь? Может быть, вы не верите мне? Но тогда давайте покончим деловую часть вопроса тут же! Хотите задаток? Я могу сейчас же вручить его вам! Говорите, сколько?

— Сударыня, — с утрированно-вежливым поклоном ответил Суврэ, — мы, правда, не так богаты, чтобы оплачивать ласки "пожирательницы миллионов", но мы и не так бедны, чтобы опускаться до степени утешителей устаревших прелестей пламенной маркизы де Бледекур!

— Нахал! — визгливо крикнула взбешенная маркиза, поднимая руку для удара.

Но она тут же опомнилась и поспешила, переваливаясь на ходу, словно утка, замешаться в толпу, которая веселым потоком ринулась в зал, заслышав призывавший к танцам ритурнель.

— Ха-ха-ха! — послышался сзади веселый, звонкий девичий смех. — Вот что значит, когда я близко! Вам везет, господа, ужасно везет! Ха-ха-ха!

Король и маркиз удивленно обернулись и увидали вынырнувшую из-за выступа женщину, видимо, уже давно незаметно стоявшую около них. Эта женщина была одета богиней счастья, Фортуной. Пышные волосы были связаны греческим узлом и поддерживались широким золотым обручем. Под широкой кисейной хламидой виднелось розовое трико, плотно облегавшее упругую фигуру богини и дававшее иллюзию обнаженности. Открытые сандалии позволяли видеть крошечную ножку, руки были совершенно обнажены и чаровали красотой очертаний, равно как и полные, белые плечи с дразнящим провалом спины посредине. Лицо, закрытое полумаской, должно было быть благородным и красивым, — так по крайней мере намекали линии рта и подбородка.

При первом звуке ее голоса Суврэ вздрогнул и изумленно уставился на Фортуну. По голосу это была Полетт де Нейл — ведь он с детства знал ее и не мог ошибиться! Но по внешнему виду… Боже мой, но ни малейшего сходства! Полетт — серенькая, некрасивая монастырка, а это — вакханка в пышном расцвете, ослепительная красавица! И все-таки это — она: ее голос, ее продолговатая родинка на шее, ее неправильность в расположении двух передних зубов. Но каким же чудом, о, Господи!

Суврэ всматривался, анализировал и думал:

"Это — Полетт, сомнений нет. Что же делает ее красавицей или — вернее — что делает ее некрасивой в жизни? Очевидно, то, что в жизни открыто, а здесь закрыто, и наоборот. Ее лицо портит некрасивый, приплюснутый нос. Но раз он закрыт, ее лицо дышит свежестью, нежностью тона. Нос закрыт и не отвлекает своим уродством от прелести очертаний лба, рта и подбородка. Кроме того, истинной красотой Полетт является то, что до сих пор было неизменно скрыто ее скромным, мешковатым платьем монастырки. У нее дивное тело, которое способно будет пленить короля и заслонить перед ним недостатки лица. Если она поведет свое дело умно, ее ставка выиграна, и я — просто осел, что сомневался в ее силах!"

Тем временем король, становившийся все смелее и развязнее в этой опьяняющей своей непринужденностью атмосфере, обратился к появившейся перед ним смеющейся женщине с вопросом:

— Но кто же ты, прелестная, раз одна твоя близость уже несет с собой удачу?

— Кто я? — с комическим удивлением переспросила девушка. — И ты еще спрашиваешь? О, "бедный юрист" с кольцом в несколько сот луидоров на пальце! — при этих словах король и Суврэ досадливо отдернули вниз руки, вспомнив, что они действительно забыли снять кольца. — Так ты не только беден, но и слеп, потому что не видишь, что перед тобой сама Фортуна! Впрочем, люди всегда слепы перед своим счастьем!

— Но если ты действительно можешь стать моим счастьем, то я готов прозреть! — пылко произнес Людовик.

— Ты "готов"? — насмешливо повторила Полетт. — Однако для "бедного юриста" ты необыкновенно повелителен! Он готов! А готово ли его счастье стать таковым, это его не интересует! Но я сегодня очень добра, а потому, так и быть, опрокину на твою голову свой рог изобилия!

— Нет, нет, погоди! — с комическим испугом остановил ее Суврэ. — Сначала дай слово, что в этом «изобилии» нет изобилия старой гвардии, подобно той, которую, как ты говоришь, на нас наслало твое присутствие! Натиск двух старух мы кое-как перенесли, но если их окажется целый легион…

— Увы! — ответила Полетт, опрокидывая свой рог над головой короля. — У меня не только старух, а ровно ничего не оказалось! Рог изобилия пуст! Долой его! — и она грациозным движением откинула в сторону картонный рог.

— Ты сама — изобилие любви! — воскликнул Людовик. — Иди ко мне, дай мне обвить твой стан и умчать тебя в вихре плавной куранты.[14]

— Не так скоро, бедный юрист, не так скоро! — ответила Фортуна, кокетливо грозя пальцем. — Это еще надо заслужить!

— Вот как? А я слышал, что счастье надо брать силой! — и, сказав это, Людовик с протянутыми объятиями кинулся к "богине счастья".

Но Полетт ловко вывернулась из его рук, сделала на ходу насмешливый реверанс и исчезла, замешавшись в сновавшую толпу.

— Черт, а не женщина! — с досадой произнес Людовик.

Note14

Старинный танец.