Страница 34 из 38
— Деревянами.
— Чего?
— Вы же в деревне живете. В селе же церковь есть, а у вас — нету.
— Точно, — Заточка пожал мне руку. — Мужик. Иди, иди себе, не мешайся.
— Глым, в самом деле, садись вот на этот взгорочек и наблюдай за процессом загона с последующим отловом, — посоветовал и Семен Стругович. — За дело берутся профессионалы!
— Хоть убейте — не пойму, как, вот как собираетесь изловить гада, если не представляете себе, как он вообще выглядит? — крутил я головой, стараясь наблюдать за всеми Семенами одновременно.
— Ну что, скажем ему? — спросил Семен Семеныч, пихая в бок хитроглазого Струговича. Тот пожал плечами.
— Скажем что? — спросили мы хором с Заточкиным.
— У нас тоже есть свои козыри в рукавах, — отозвался Стругович.
— Это я знаю, мог бы и не говорить, — хмыкнул я. — Видели, как вас по носу картами-то…
— Короче, — рявкнул Веслав. — Что за дела, братки? Что-то знаете, а с другими не делитесь? Может, сами и наслали этого мерзавца?
Изо рта его полезли острые белоснежные клычищи.
— Погодь, Веся, не кипятошничай, — успокаивающе молвил Семен Евсеич. — Не безобразь. Мы ведь и вправду на выручку к тебе шли. А по дороге сделали запрос в одно очень важное агентство.
— Какой еще запрос, че я не помню? — зашумел я.
— Вы, любезный Глым, во сне с Самдурлаями рубились, вам не до того было, — осадил меня Эдуардыч. Краем глаза я заметил, как при упоминании о Самдурлае Заточка посмотрел на меня с уважением.
— Так вот что нам пришло в ответ, — и Эдуардыч извлек из-за пазухи смятый комок бумаги, который после придания ему осмысленной формы оказался небольшой афишкой. Прямо посреди нее на нас смотрело хитроглазое, прямо как у Струговича, покрытое щетиной лицо мужичка без возраста в одноухой мохнатой шапке.
— Ивашка под простоквашкой, — прошептал Веслав. — Ух, порву, как меха на баяне!
Под физиономией красовался несколько разъясняющий Заточкины слова текст, гласивший:
"Разыскивается Абрам Ваныч Хельсинк из Хвинляндии. Обвиняется в преследовании нечистой силы без всяких на то причин и указаний Царя, что значит — совершает противузаконные поступки. Особые приметы: говорит "таки" и "шо", мыслит медленно, но придумывает хитро, характер скверный, не женат. Награда — 5000 (пять тысяч) монет".
— Дело! — потер лапы хищный Стругович. — Еще и монеток огребем!
— По шеям ты огребешь! Что, неграмотный? Видал, что пишут? Раз этот самовольник поперек батюшки-царя в пекло лезет, значит, сам Кащей ему не брат! — сердито указал Семен Эдуардыч. — И что еще это значит?
— Значит, что приемов у него в запасе немерено, — угрюмо сказал здоровяк Семеныч. — Тут просто по шеям не наваляешь.
— И что выходит?
— Выходит, что ты правильно дробовик захватил, Эдуардыч, — вздохнул молчавший до сих пор Семен Игнатьич.
— Точно. А засаду все равно придется устраивать. Ну-ка, поведай мне, Веслав Заточкин, как именно вы негодника караулили?
И, взяв арапа под локоток, Эдуардыч повел его куда-то за сараи.
— А мне что делать? — бесился я.
— Тебе же сказали — садись на взгорок и не отсвечивай!
— Тогда я пойду спать! — злобно сказал я. — И присню себе про вас ужасные вещи!
— Только попробуй! — погрозил мне кулаком Семеныч. — Сказочные сны — это тебе не шутки!
— Тогда присню вашу победу! — льстиво сказал я. — И впереди — я на белом коне!
— Не получится, — с грустью заметил Семен Евсеич. — Ты же уже пробовал. Во сне будет то же самое. Ничего тебе не поможет. Никакие сказочные атрибуты.
И тут!
Я вспомнил!!
Про кольцо!!!
Которое было у меня на мизинце!!!!
И которым я до сих пор не воспользовался!!!!!
Вот осел.
Я взялся за кольцо и торжественно сказал:
— Ну-ка, Двое из Ларца, в фиолетовых носцах, в одинаковых трусцах — идите ко мне на помощь!
— Ха-ха, — еще более печально сказал Семен Евсеич. — Так они и пришли. Нет уж, к ним самим подход нужно знать.
— То есть?
— Ох, — сказал в сторону неумолимо печальный Семен Евсеич. — Самому надобно к ним идти. Так у вас, молодой человек, ничего не выйдет.
— Вот блин горелый! Опять во сне?
— Именно, — склонил голову сухонький Евсеич.
— Э-эх! — я треснул ногой по крыльцу избы, рядом с которой стоял, и побрел на указанный пригорок. Там я свернулся калачиком и все-таки — но очень осторожно — пожелал себе приснить что-нибудь гадкое про Додельщиков. Не вышло. Я так и предполагал. Так, разочарованным, я и уснул.
И увидел себя на берегу очень чистой, прямо-таки прозрачной речки. Через нее был перекинут небольшой аккуратный мосток с резными перильцами. На мостке лежали двое небритых и лохматых. Один был очень объемистый и коричневый, другой — не менее пузатый, но молочно-белый. Обоих роднили полосатые шерстяные — само собой, ярко-фиолетовые — носки и футбольные трусищи, однако у темнопузого они были черными, украшенными красноглазыми китами, а у бледнопузого — вязаными, с желтыми черепушками и бабочкой.
— Здрасьте нафиг! — ошеломленно сказал я.
— Добрейший вечерочек, — поприветствовали меня оба хором.
И у меня тут же назрел животрепещущий вопрос.
Глава шестнадцатая
Какой же вопрос у меня назрел?
— А чего это у вас трусцы-то не одинаковые? — вырвалось у меня. — В отличие от носцов?
— И тебе доброго здоровьичка, мил человек, — лениво ответил Борец, переворачиваясь на живот.
— Нет, но трусцы?!
— Кольцо у тебя имеется, гражданин?
— А то, — я продемонстрировал скарапеин подарок.
— Формула? Где формула? — проревел Бегемот.
— Ах, да! Звиняйте, дядьки. А ну, Двое из Ларца, одинаковых с торца, в одинаковых трусцах, в фиолетовых носцах — идите ко мне на помощь!
— Что! Новый хозяин! Надо? — так же лениво протянул Борец, переворачиваясь на спину.
— Только дворцов строить и принцессов спасать мы не обученные, — счел своим долгом пояснить Бегемот.
— И не надо. Для начала проясните вопрос с трусанами.
— Да были, были у нас трусы одинаковые, да только Бирюк с братом их съели, — ответил Борец.
Что-то такое мелькнуло у меня в мозгу — то ли Кащей, то ли Колобок мне рассказывали о каком-то Бирюке…
— Он же Бирюк — Пожиратель Памяти! — возмутился я. — На кой ляд ему чужие трусы? Еще и не факт, что стираные…
Товарищи пропустили мою шпильку мимо ушей, а насчет Бирюка Борец сказал:
— Пожиратель Памяти! Сокращенно — Пепе. Есть у него еще братец Освальд, они братья-близнецы, в одном — немного от свиньи, в другом — побольше от овцы.
— А наши трусцы! — всхлипнул в рифму Бегемот. — Это же было наследство. Память мамочкина. Вот Пепе с Освальдом их и сожрали.
— Зато теперь! — причмокнул Борец, привстал и оттянул края трусищ. — Зацени прикид! Класс, класс, да?
В позу балерины встал и Бегемот. Еще немного, и они запляшут танец маленьких, подумалось мне.
— Где оторвали? — поинтересовался я, обозревая богатство с китами, черепами, и самое главное — бабочкой.
— У соседей взяли поносить.
— С веревки.
— Из сушилки.
— Ненадолго.
— Точно.
— Да.
Оба прохвоста поулыбались друг другу и вновь вяло плюхнулись на мосток.
— Вы мне собираетесь помогать или нет? — вскипел я.
— Еще как, — сказал Борец.
— Разумеется, поможем, — пробасил Бегемот. — И не раз. Но потом.
— Так я же к вам пришел, вас вызвал из ларца, сказал слова заветные, а вы?
— А мы? — спросил Бегемот у Борца.
— Мы — лежим. Загораем подмышки, — кивнул его напарник.
— А как же помощь?
— Помощь идет, — успокаивающие произнес Борец. — Ждите.
— Но мне необходимо победить Антисказочника!
— Знаем.
— Знаем? — переспросил Бегемот.
— Знаем, — кивнул Борец.
— Знаем, — кивнул и Бегемот.