Страница 26 из 38
— А тут мор?
— Хуже. Могильщик объявился. Так что лучше вам туда не ходить. Пропала Рябовка. Вот, ждем, когда все на погост уползут, Могильщик развеется, тогда работы будет много, почитай, все соседние сказки наперекос пойдут.
— Так это что, рябовцы ползут? — тонким голоском спросил Орех.
— Они, родимые.
— Что за могильщик такой? — спросил я. — Какой-нибудь маньяк-колдун вуду? Всех порешил, а потом заставил трупы ожить и самим себя хоронить, так что ли?
— Вы поаккуратней с этим, — поперхнувшись, попросил меня Семен. — Хорошо еще, что не сказали сперва "Жили-были", а не то опять, как с тем сказителем очкастым, получилось бы. И так по Царству всякой нечисти незнамо сколько шляется. А Могильщик — откуда только выискался? Вроде бы и не придумывал его никто, да и чем он занимается — неведомо, да только после него ни одной живой души в деревнях не остается. Где-то что-то я слыхал про такое чудо-юдо, да вот запамятовал.
— Пойду гляну, — поднялся я с травы.
— Не надо, Глым Харитоныч! — сказал Семен Игнатьич. — Я слышал, что несколько сотен лет назад, еще до Шнапса, Могильщик пару Сказочников укокошил — сами на погост уползли. И Додельщики пытались его угомонить, потом новых Семенов искали.
— Ты это точно знаешь? Говоря умным словом — наверняка?
— Без наверняков. Точно вам бы Кащей Големыч рассказал, или Колоб Дедушкович. Я ж говорю — легенда. А все равно страшно.
— Не так страшен черт, — неожиданно сказал Орех, — как его малюет художник Вдали! Пошли, хоть из-за заборчика посмотрим.
— Глым Харитоныч, вы же к оперативной работе не приучены! — взвыл Семен. — Кащей Големыч меня за такие штуки в огонь и в воду, а потом — медной трубой сверху ка-ак…
— Тогда пойдем с нами, — сказал я. — Что страшнее — неведомый Могильщик или хорошо всем известный Кащей?
— Кащей, — сглотнув, признался Семен, и поднялся с земли. — Очень хорошо известен нам сей достойный господин, раздраконь его в прах да в пепелище!
Пригибаясь и тщательно обходя стороной заметно поредевшую вереницу ползунов, мы приблизились к деревне. Схоронившись за плетнем, стали по очереди выглядывать.
— Ничего не видно, — вполголоса сообщил Орех.
— А что ищете? — послышался сзади чей-то голос. — Может, подскажу?
Мы с Семеном хором издали полузадушенный писк. Вся наша компания медленно повернулась…
И узрела кого-то на противоположной стороне улочки. Этот кто-то был хрупким кудрявым юношей, сидящим с ногами на плетне. Пригорюнившись, он смотрел на нас огромными и невыразимо грустными глазами.
— Почему никого нет? — глупо спросил у него Орех.
— Жители Рябовки уже там, в лучшем из миров, — вздохнув, поведал нам юноша. Вытянув шею, он огляделся и добавил. — Еще пока не все. Но динамика положительная.
— Вы — Могильщик? — догадался я.
Юноша приподнял с головы воображаемую кепочку и помахал ею в воздухе.
— За что же вы их всех убили? — продолжал допрос я.
— Вы меня с кем-то путаете, — слабо улыбнулся Могильщик, — я просто убедил их, что здесь уже делать нечего. Сырость, мерзость, грязь и запустение. И сквозняки, конечно. Как же я про них-то забыл…
Он, не отрываясь, глядел на нас прозрачными голубыми глазами. Мне показалось, или вправду солнца свет чуть померк и пахнуло тленом?
— Это уж, простите, дудки! — встрял Орех. — Где тут запустение? И сырость? И сквозняки где-то нашел, надо же… Прекрасная, ухоженная деревня! Жирный чернозем. На хлебушек бы мазал!
— С вами препираться — себя не уважать, — молвил Могильщик. — Говорящее и ходящее дерево, какая пошлость! Все это уже было триста раз — Древень, Бирнамский лес, и др, и пр…
Орех как-то жалобно заскрипел, накренился и сбросил охапку желтеющих на глазах листьев.
— Я вспомнил! — прошептал Семен. — Это — Могильщик Постмодернизма!
— А чего с вами цацкаться, тарантины хреновы, — равнодушно признал Могильщик. — Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…
— Вот, вы же сами!..
— Да, — с удовольствием признал Могильщик, поудобнее устраиваясь на плетне. — Это еще раз доказывает, что в мире ничего нового уже не произойдет, он себя исчерпал, а значит — подлежит безжалостному уничтожению…
Он говорил, и все меркло на глазах. Меня как будто опутывало серой паутиной, которую я вдыхал и в которой задыхался.
— Что же делать? — полузадушенным голосом вскрикнул Семен.
— Как — что? — удивился Могильщик, и широким жестом указал на дорогу. — Накрываться и ползти, чем все успешно и занимаются.
Семен судорожно зашарил вокруг себя в поисках савана.
— Можно и не накрываться, — подумав, разрешил юноша. — Но ползти — обязательно. Я вот тоже решил: как только сгинет весь этот вторичный и насквозь прогнивший мир — тут же поползу.
— Ползи сейчас, — борясь с мороком, сквозь зубы приказал я. — Я — Сказочник.
— О, нет! — юноша театральным жестом приложил запястье ко лбу. — Меня сейчас заговорят до смерти скучнейшими в мире сказками! Во, глядите! Еще один проникся.
Из дальней избы выползла обернутая в белое фигура и попресмыкалась к погосту. Это меня доконало. Серая паутина, опутавшая мир, стала наливаться красным.
— Жили-были… — начал я.
— Свеженькое начальце, — хихикнув, одобрил Могильщик.
— Дед да ба…
— Баба, ну конечно. Красивая хоть, надеюсь?
— …ран! Дед да Баран.
Из-за угла ближайшей избы вывернули, ошеломленно озираясь, старик с бородой и в лаптях, ведущий за рога здоровенного косматого барана.
— И баран наверняка говорящий, — подковырнул меня Могильщик. Стараясь не обращать на него внимания, я продолжил:
— И была у них ку…
— …рочка ряба, — зевнув, сказал Могильщик. — Отчего бы эта деревня Рябовкой зовется, интересно?
— Ку… Куча золота! И акций нефтедобывающих компаний!
Дед в мгновение ока приоделся в багряные шелка и бархат, а баран заблагоухал, закурчавился и обзавелся золотым ошейником.
— Без мышки? — несколько озадачился Могильщик. — И мышка никуда не бежала? И ничем не махала? Очень странно.
— Была у них мышка!
— Волшебная?
— Компьютерная! Оптическая! Сама щелкала, трещала, по ночам в Интернете на бирже играла!
На холке барана тут же возникла толстая и несколько плоская светло-серая мышь с одним, воспаленно-красным глазом.
— На чем? — переспросил Могильщик, и даже ноги с плетня спустил.
— На бирже! Это такой волшебный музыкальный инструмент — восемь палочек и девять дырочек! По…
— Знаю! — воскликнул с обидой Могильщик. — Было! Поиграешь на нем…
— Не-а! Позвонишь ему…
— По телефону?
— В колокольчик! В полночь! И инструмент сам запоет, заиграет, других мышек созывает! Мышки кликают, мировой капитал все напитал, на рынке — обвал, как в горах, а дед…
— А дед — уже олигарх! — перекрикивая меня, завопил Могильщик.
— А дед спал в это время, как все нормальные люди по ночам спят. Но увидел волшебную мышку сосед, заслонила она ему белый свет! И укра…
— Украл мышку, знаю! — заорал Могильщик. — Себе взял!
Рядом с дедом-барановладельцем возник обалделого вида коренастый мужик. Оскалив зубы, он хищно потянулся к мышке.
— …Украсил он бараний хлев цветами невиданными, дарами неслыханными! И дед ему дал волшебной мышкой попользоваться, просто так. Просто так!
У барана в пасти тут же обнаружился пук цветов, которыми он тут же и захрустел. Коренастый сосед, как по мановению волшебной палочки, расцвел, заблистал златой цепью вокруг шеи и обзавелся новым армяком и лаптями. Дед же подхватил соседа под локоток, и они вприпрыжку стали носиться по траве и, время от времени нагибаясь, срывать одуванчики. Могильщик же, наоборот, как-то съежился и пожух. Кажется. И мир потихоньку начал возвращать себе свои краски.
— Это абсурд! Нонсенс! — крикнул обиженно Могильщик. — На него все можно списать, любое идиотство! Хватит, больше не играю! Мы так не договаривались! Тоже мне, бекет вшивый!
— А мы вообще никак не договаривались, — сказал я. — Хватит или продолжать? На ту беду появился в деревне Могильщик — да как появился, так и испарился!