Страница 14 из 38
Я схватился за голову. Интересно, как у них с такими порядками вообще не вымерло все Царство?
— Но сейчас не об этом, — Кащей пощелкал перед моим носом костяными пальцами. — Так вот, сказочник Шнапс был человеком незлым и зря в своих сказках никого не убивал. Превратить — это да, это пожалуйста, но только чтобы потом с обязательным превращением обратно.
— Мораль, — покивал я.
— Да не всегда, иногда и просто так, развлекался. Однажды взял и превратил стадо козлов в Иванушек, а всех окрестных Иванушек — в козлов. Что тогда было — ни в сказке сказать, ни пером описать. Чуть полцарства с ума не рехнулось. Представляешь — выходишь ты, позевывая, утречком на крыльцо, глядь — а подле крыльца твой сосед Иван Демьяныч, абсолютно голый, за обе щеки травку-муравку наворачивает, да еще чавкает так смачно, аж самому хочется рядышком примоститься и вволю… Ужас!
Вот и в этот раз решил сказочник отделаться превращением. Колдунья, ну, та самая, которую не пригласили по ошибке, вдруг заявляется средь шумного бала и — нате вам, господа-дворяне, ешьте подарочек с кашей — заклинает королевну заклятьем нерушимым: в возрасте семнадцати лет обязательно найдет она на чердаке иглу, уколется ею и заснет сном колдовским, покуда не разбудит ее поцелуем прекрасный принц!
— Дальше я, я дальше расскажу! — подпрыгивал от нетерпения Колобок. — Там самое интересное! Шнапса почему-то переклинило, и сказка куда-то совсем не туда поехала. В общем, дальше вот что было: колдунью — на костер, все иглы — в переплавку, королевну до семнадцати лет — в Свинцовую башню. Да только выросла от чрезмерных забот девица балованной, все удовольствия до семнадцати лет перепробовала, ну и в результате на кокаине с пятнадцати лет торчала. И вот по недосмотру мамушек и нянюшек залезла на чердак, а там — заначка папина, героина грамм двадцать, шприц и ложка закопченная. Ну, королевишна не полная дура была, разобралась, что к чему, зарядила себе дозу. А герыч оказался паленый, она, натурально, отвалилась, полный коматоз, тут папик забегает, сопли, вопли, нянек-мамок посбрасывали с башни на колья, а все — сработало заклятье-то, сон колдовской. Стали тогда принца прекрасного ждать, да вот беда — принцам их мамы запретили с той принцессой целоваться, мало ли чего подхватить можно, а обычных парней король на пушечный выстрел к дочурке не подпускал.
— А настоящий принц, — вмешался Кащей, свирепо взглянув на Колобка, — явился только через сто лет, когда и принцесса, и ожидающие жениха родственники все уже померли и превратились в труху. Поэтому никого он целовать не стал, а просто вымел эту всю рухлядь вон, а сам сел царствовать. Конец.
И когда сказочник Шнапс закончил сочинять и приготовился купаться в овациях, выяснилась одна пакостная вещь. Оказалось, что другие Сказочники, два брата-бюрократа из соседней Джермании, придумали точно такую же сказку, только с другим концом, хорошим. В общем, началась война. Каждый из Сказочников хотел, чтобы сказка принадлежала толь ему и только в придуманном им виде. Вот и доигрались: нашего Шнапса спалил ихний дракон-огнеметчик Фалалей, а обоих братьев-джерманцев слопал наш Змиулан Горынович. Так что сказка эта стала ничейной — народной, так сказать. И кто как хочет, тот так ее и рассказывает.
— Ерунда какая, — пожал плечами я.
— О чем ты говоришь, — вздохнул Кащей. — И я, и другие советники Шнапса это понимали и уговаривали пойти на мировую, говоря официально, выпустить под коллективным автором. Да куда там — сказка! Но довольно о твоем предшественнике. Поговорим теперь собственно о нашей стране, а равно и о том, какие функции в ней ты должен будешь исполнять. Если до сих пор, конечно, ты сам не сообразил.
— Он не сообразил, — вставил Колобок. — Я в мыслях евойных покопался. Хлам, а не мысли.
— Страна наша, — быстро заговорил Кащей, не давая скандалу разгореться, — как вы уже поняли, мой милый Глым, сказочная, и живут в ней по преимуществу сказочные герои. Вернее, здесь-то они как раз всамделишные, самые, то есть, настоящие. А сказочные они для сказок, которые рассказываются в других мирах, вроде вашего. И придумывает наше население и все, что в нашем мире делается, специальный сказочник. Он вроде как управляет событиями, но только до определенного времени — пока сказочные герои не приживаются и не начинают жить полной жизнью. Многовато тавтологий, признаю, но уж очень волнительная тема.
— Да, дядька, крутенько ты завернул, — поджав губы, высказал свою точку зрения Колобок. — Я и то не совсем все понял, хотя живу тут с незапамятных…
— Наш мир питается именно волшебной силой сказочника, которую тот вырабатывает, придумывая все новые и новые сказки. Таким образом они неразрывно взаимосвязаны. Не может наш мир без сказочника. Хотя Шнапс, к примеру, часто придумывал новые сюжеты со старыми героями, это не возбранялось, главное — результат. Итак, после каждой законченной сказки в воздух Царства-Государства выбрасывается целая волна сказочной силы и продлевает всем, в том числе и сказочнику, жизни лет на пять, а то и больше — если сказка удачна.
— Как про лося? — неожиданно спросил Колобок и захохотал.
— Какого лося? — я бестолково посмотрел на помрачневшего Кащея.
— Да была у нас тут история, — неохотно отозвался скелетообразный. — Один из сказочников, предшественников Шнапса, не разобрался, в чем дело, и вместо сказки сочинил анекдот. Про лося там было, про енота-извращенца и восемь голубых салоедов. Что тут было! Вместо сказочной силы в воздух выметнулся клуб дыма и лишил нас всех по пяти лет жизни! Сказочника срочно ликвидировали…
— Как это — ликвидировали? — оторопел я.
— Как-как — мешок на голову и с моста. Чего с таким цацкаться? — равнодушно сказал Кащей.
— Но, быть может, он бы исправился? Придумал бы другую сказку, получше?
— Ага. Про двух лосей, — и Колобок опять расхохотался.
— Блин пережратый, — злобно сказал я. — Чего смешного? А если я вот так же лоханусь?
— Ничего, — ласково сказал Кащей. — Мешки у нас еще остались свободные, да и под мостом все так же глубоко.
— Мило, — проворчал я.
— Шучу. Упав с моста, он провалился обратно в свой мир. Но, как я слышал, быстро спился и умер, без сказочной силы-то.
— Давайте дальше.
— А дальше вот что: с тех пор, как погиб Шнапс, мы ищем сказочника. Уже двадцать, как указывалось выше, лет. Соответственно живут все уже на двадцать лет меньше. Новых героев не рождается. Мало того, этот подлец Шаман то и делает, что подбрасывает нам свои паскудства — заклинания немедленного действия. Колобок вон только совестью отделался, а взять, к примеру, хотя бы Джинна — на его лампу Шаман наложил Печать. Причем когда сам Джинн отлучился по нужде. Теперь несчастный без определенного места жительства, без волшебства — то есть ни дворца построить, ни даже самого завалящего домика, и без одежды. Представляете, зимой в одной набедренной повязке!
— Так что ж его никто к себе не возьмет?
— Так он пять метров ростом, да еще и голый совсем! Пробовали одежду ему сшить, да она сваливается, тут без колдовства не обойдешься. А женщины, между прочим, смущаются. А мужики ничего поделать не могут — морду-то не набьешь, такому здоровому.
— Давайте не отвлекаться, — потребовал я.
— Давайте. Короче, первые семь кандидатов сбежали еще до того, как им удавалось что-либо объяснить. Дальше попадались какие-то бездари или откровенные лентяи. Один вроде бы нормальный оказался, даже очки носил, но у него фантазии были кошмарные какие-то, сказки только страшные придумывал. Они, конечно, тоже в зачет шли, но всевозможные кровавые мальчики, зубастые клоуны и маленькие лысые врачи, кое-где встречающиеся в нашем Царстве — его наследие. Не вытерпели, сбросили и его. Не очень удачно — ногу сломали. До сих пор, говорят, лечит.
— Не было печали, — нервно сказал я. — Пожалуй, я еще подумаю насчет здешней работы.
— И вот теперь мы подобрались к тебе, Глым Харитоныч. Остается одно: учить тебя насильно. Но толку не будет, кроме синяков, шишек и прокушенных шей. Пока сам не решишь, не выйдет у нас ничего, понимаешь?