Страница 9 из 35
О, боги, как давно это было. Мне кажется, что в прошлой жизни.
От Екатерины пахло приятными духами. Клубника. Как там у битлов?…
— Позволь мне взять тебя за руку и отвести на клубничные поля, — шепнул я, улыбнувшись.
— Простите?
— У битлов есть песня о клубничных полях. У меня возник ассоциативный ряд из-за ваших духов. От вас здорово пахнет клубникой. Интересный запах. Мне нравится. Здесь, на севере, наверное, вы клубнику нечасто видите.
— У меня на юге живет бабушка. — Ответила Екатерина, — Я к ней часто ездила в детстве.
— А почему сейчас не ездите?
Я смотрел на Екатерину, ощущал чудесный клубничный аромат, исходящий от нее, и не ожидал ответа. Такие девушки, как Екатерина, не идут на откровенные разговоры. Они же психиатры. Они преуспевающие бизнес-леди. Они поколение нового века. Им легче поставить диагноз, нежели поделиться самым сокровенным, что затаилось в их душе. Даже назвать их в уменьшительно-ласкательной форме — преступление. Катя? Ну, нет. Катюша? Фи, какой моветон! Видел я таких, и не раз. С ними приятно общаться, но, к сожалению, сложно жить.
— Давайте поговорим о вас, — наконец, сказала Екатерина.
Что-то едва уловимое проглядывалось сквозь странную маску врача-психиатра, одетую на лицо вместе с утренним макияжем, но я никак не мог разобрать что. Может, прищуриться? Так, наверное, лучше видно…
— Я как раз хотел уточнить, почему мне не позволяют выписаться по собственному желанию?
— Если бы вы сломали хотя бы одну руку, — сказала Катя, — то, возможно… Но с двумя руками… понимаете, вам нужен уход. Вы же сами не справитесь.
— У меня есть три пальца, — кивком головы я указал на левую руку, — а еще я левша, значит, смогу управиться с некоторыми физиологическими процессами. Какие еще причины?
Екатерина облизала губы.
— Вы лично знакомы с девушкой, к которой идете? — спросила она.
Я покачал головой.
— Вы уже спрашивали вчера. А это обязательно?
Кажется, я знал, что она скажет дальше.
— Поймите меня правильно, Кирилл…
В точку. Я позволил себе незаметно улыбнуться. Екатерина, впрочем, не заметила. Она плохо спала сегодня ночью, помимо клубники от нее пахло усталостью. Усталость ведь не скрыть даже самыми дорогими духами.
— Послушайте, как это звучит со стороны. В больницу попадает человек, который идет пешком через полстраны. Он хочет найти в ресторан, который ему приснился, и встретиться с девушкой, которая тоже ему приснилась. Слава богу, что город существует.
Я улыбнулся, теперь уже открыто, и сказал:
— Наверняка в психиатрии даже есть какой-нибудь термин, который все объясняет.
— Да. Навязчивая идея.
— И термин не позволяет выписать меня из больницы?
Екатерина кивнула.
— Частично, да, — сказала она, — я должна провести обследование и поставить диагноз. Только после этого мы сможем вас выписать.
— А сколько понадобится времени?
— Пару дней.
— А я успею добраться до Вьюжного к среде?..
Катя как-то странно на меня посмотрела. Она не верила ни в мой сон, ни в мою мечту, ни в девушку, которая ждет в ресторане "Северное сияние". Доверительные нотки в ее голосе такие же ненастоящие, как и запах клубники посреди снегов на краю света.
Я бы тоже не поверил на ее месте. Она не была в моих снах. Она не умирала. Обыкновенная девушка, у которой на лице читается усталость, разочарование и депрессия… Может быть, мне и не захотелось бы становиться на ее место. Честное слово.
— Я ведь успею? — упорно повторил я, и Катя отвела взгляд.
Несколько минут в палате царила тишина. Я слышал, как тикают часы над дверью. Я думал о том, идет ли сейчас на улице снег, или светит солнце. Дорогу, что приведет меня в город, могло завалить. А, может быть, все развезло от грязи, и там теперь разве что на танке проехать можно. А ведь осталось всего четыре дня. Успею ли я к среде?
Два года назад город Вьюжный казался таким далеким и нереальным, что я не задумывался о времени. Дата в календаре, обведенная толстым черным маркером — была всего лишь датой, до которой еще целых семьсот с лишним дней. Семьсот — только представьте! Это же нереально много времени. Человеку не дано представить столько дней разом, и осознать всю эту кипу времени, что пролетает мимо с каждый неуловимым мгновением.
И когда я останавливался в каком-нибудь городе, встречал людей, общался с ними, записывал их мысли в свои зеленые тетради, разве я задумывался о том, что время проходит мимо. Оно ускользает, как песок сквозь пальцы. И я уже не смогу его вернуть.
И вот сейчас время подошло. Бледная широкая ухмылка времени застыла перед моими глазами. И часы над дверью отсчитывали мгновения, минуты и секунды. И, глядя на них, я понимал, что ведь могу и не успеть. Могу захлебнуться во времени. Пойти ко дну. А оно потащит меня за собой, равнодушное к окружающим, словно торопящийся к Королеве белый кролик. И я не успею. Я опоздаю.
— Я думаю, рано делать какие-то выводы, — сказала она.
— Но я же не сумасшедший.
Она не ответила. Я наблюдал, как она упорно разглядывает кафельные плитки, которыми выстелен пол.
Что она испытывает? Стыд? Профессиональную гордость? Или, быть может, удовлетворение.
— Я не сумасшедший. Да я не могу…
— Навязчивая идея может проявляться спонтанно… внезапный порыв… в виде ярких реалистичных снов, голосов… человек теряет аппетит, у него возникает склонность разговаривать самим с собой… он начинает много спать или, наоборот, не спать совсем…
Я прервал ее быстрый тихий лепет кашлем. А когда Катя подняла, наконец, на меня взгляд, сказал:
— Ваш внутренний голос тоже о многом вам говорит. Но это не значит, что вы сумасшедшая.
— С чего вы…
— Несложно догадаться, — ответил я, — а теперь смотрите. У меня прекрасный аппетит. Я не разговариваю сам с собой и не слышу никаких голосов. Единственная моя проблема, это проблема со зрением. Поэтому я вынужден вести ночной образ жизни.
— Да, я читала у вас в карте… — кивнула она.
— Но это же не психическое отклонение. У меня десять лет проблемы со зрением.
— Вы два года своей жизни потратили на поиски несуществующего человека. Вы потеряли работу, дом, деньги…
Моему удивлению не было предела.
— Почему вы решили, что этот человек несуществующий? Я знаю, как ее зовут. Я знаю цвет ее волос. Как она пахнет. Что пьет. О чем думает. Она приходит в ресторан "Северное сияние" каждый день в половину десятого утра. Кроме воскресенья. И иногда задерживается в субботу на час или полтора. Она заказывает себе чашку крепкого кофе без сахара, открывает ноутбук и работает до двенадцати. Максимум до половины первого. А потом уходит.
Ц Екатерины странный, задумчивый взгляд. Я вообще сомневаюсь, что она прислушивалась к тому, что я сейчас говорил.
— С чего вы решили, что я слышу какие-то внутренние голоса? — спросила она. Вот чем были заняты ее мысли. И вовсе не мной.
— Нетрудно догадаться. Я наблюдательный человек. Иначе я бы не мог находить общий язык с другими людьми. Один раз я общался со своей знакомой по работе на какой-то вечеринке. Было много вина и коньяка со льдом. А еще играла хорошая музыка. В общем, атмосфера предполагала расслабиться и наслаждаться жизнью, — я перевел дыхание, уловив ее взгляд и прочитав в нем заинтересованность, — мы сидели за одним столиком, я и моя подруга, и болтали о всяком разном в жизни. Знаете, разговоры ни о чем. Она делилась со мной своими мелкими секретами, а я своими. Она рассказала, что стащила из кабинета шефа несколько чистых бланков с печатями и теперь подумывает провернуть какое-нибудь безопасное дельце, чтобы заработать на отпуск летом. А я, в свою очередь, поделился с ней своими мыслями по поводу одного нашего общего знакомого. Мне казалось, что он голубой. Как потом оказалось, я был прав…
Дверь отворилась и в палату вошла медсестра с подносом в руке. На подносе разместился скромный больничный завтрак, два кусочка хлеба, стакан с компотом и бумажный пакетик в котором, надо подозревать, находились таблетки. Увидев Катю, медсестра нерешительно остановилась.