Страница 7 из 18
ДЕКАБРЬ
Я хочу населить всю тундру!
— Любовь, любовь! — сказала Пия. — Все зависит от климата.
Осеннее полугодие подходило к концу, мы сидели в заднем ряду актового зала и играли в крестики-нолики. Со сцены вещали что-то о специализации в старшей школе, и большинство учеников перерисовывали на бумажки дурацкие столбики, изображенные на большом экране над головой лектора по профориентации. Возле столбиков были нарисованы стрелки вверх, вниз и в стороны, а текст в самих столбиках, как всегда, прочесть было невозможно.
(По-моему, эти самые столбики со стрелками всегда показывают на проекторах. Иногда они изображают комитеты риксдага, иногда химические элементы в углеродном цикле.)
Лектор все объяснял и показывал, народ записывал, а наискосок передо мной сидел Маркус. Пия выиграла в крестики-нолики три партии подряд, потому что я все время исподтишка смотрела на темноволосый затылок Маркуса, вздыхала и не могла сосредоточиться. Пия недовольно зафыркала.
— Любо-о-овь! Все дело в климате!
— В каком еще климате? — прошипела я, в очередной раз покосившись на Маркусов затылок.
— На полюсах Земли холодно, а на экваторе жарко, верно? — спросила она, жирно перечеркивая свои крестики. — Понимаешь, бестолковая ты голова?
— Ну и?..
— Люди живут на всем земном шаре, правильно? Чернокожие греются под солнцем на экваторе, а стойкие эскимосы мерзнут на полюсах. Климат там совершенно разный. Ты не задумывалась о том, что и люди там разные?
— Не понимаю, к чему ты клонишь? По-моему, Маркус уснул. Прошло полчаса, а он даже не пошевелился!
— Замолчи и послушай, что говорят умные люди, я ведь тебе помочь хочу! Люди разные, есть женщины, а есть мужчины, и природа всякий раз смешивает их гены, поэтому и люди каждый раз получаются разные. Если б мы размножались почкованием, то дети всегда бы в точности воспроизводили своих родителей. Тогда бы никаких эскимосов и в помине не было! А тебе бы не пришлось таращиться на Маркусов затылок, думая о том, что смысл жизни в любви!
— Ты что, думаешь, тот хвост из парней, который вечно за тобой таскается, просто-напросто хочет населять разные климатические зоны Земли?
— В каком-то смысле да. Однако здесь требуется комплексный подход. На самом деле необходимы только женские особи, которые могут вынашивать ребенка. Но поскольку природе нужны дети разных фасонов, она создала биологический вид, позволяющий внести в мир некоторое разнообразие. Вот нам и свалились на голову эти самцы со своими вечными гормонами, из-за которых все живое кругом хочет спариваться. Таково их главное предназначение. Но я еще не готова способствовать увеличению населения тундры, поэтому стараюсь сначала немного присмотреться. Чего и тебе желаю! Хорош глазеть, на тебя без слез не глянешь!
— А я б с удовольствием населила всю тундру, если бы Маркус не отказался! — ответила я, с тоской отводя взгляд. — Давай-ка сыграем еще одну партию.
Но мы даже начать не успели. Лектор оттарабанил последние фразы, и все стали складывать свои дурацкие записи. Точнее говоря, все, кроме нас, — ведь мы знали, что все эти столбики нам раздадут на ксероксах. Какой-то долговязый кекс из другого класса закрутился возле Пии, как влюбленная цапля, пытаясь заговорить с ней.
— Давай отсюда, в мире уже достаточно эскимосов, — сказала она, и, выходя из зала, мы уже ржали, не в силах сдержаться. (О, Маркус, нам надо позаботиться о населении тундры!)
Я споткнулась, схватившись за Пию.
— Какую специализацию собираешься выбрать? — спросила я, чтобы сменить тему — Ну, то есть ты кем хочешь стать?
Пия задумалась, положив руку на лоб.
— Слесарем со знанием греческого и латыни! — наконец выпалила она. — Ты что, не слышала, как лектор сказал, что надо найти свою нишу? Надо научиться делать то, чего больше никто не делает, и стать в этой области лучшим. Тогда у тебя непременно будет работа. Если я его правильно поняла, то такие придурки, как мы, со своим обыкновенным образованием, ее никогда не получат. А смысл жизни в том, чтобы найти работу! Ты что, не слушала?
— Да мне хотя бы гимназию закончить, оставшись в здравом уме, — ответила я. — Я уже решила, что стану летчиком-каскадером, если выберусь живой из этих стен.
— Слышала, сегодня нелегко получить диплом летчика, придется тебе расплачиваться за него собственным телом! — строго сказала Пия. — Но если ты прекратишь болтать глупости, я возьму тебя с собой, будем вместе работать слесарями. У меня есть бизнес-идея. Небольшая эксклюзивная слесарная мастерская только для избранных, с безумно высокими ценами! У нас будут униформы от лучших модельеров страны. Ты будешь держать поднос с инструментами, как медсестра в операционной, а я буду лежа чинить всякие трубы, выставив задницу напоказ. Потом мы будем озабоченно переговариваться на латыни о том, что там у них за поломка. А в конце сдерем с них крутые бабки — здесь осечки не будет! — Она взяла меня под руку. — У нашей мастерской должно быть свое лицо! Или по крайней мере, пара красивых задниц.
Иногда она говорила на полном серьезе, а иногда дурачилась и несла чепуху — эти переходы у нее бывали постоянно. Вспоминать о том, как мы дурачились, гораздо грустнее, чем о серьезных моментах. Пия всегда могла сочетать и то, и другое.
Ни к чему ей было думать о населении тундры, да и с выбором института проблем у нее не возникало. А вот я иногда, сидя перед своей стеной, черт побери, клянусь, что и вправду стану слесарем…
ЯНВАРЬ
В маске рождественского гнома[3]
У всех есть отец. Хотя некоторые знакомы с ним не ближе, чем с рождественским гномом. Он появляется с равными промежутками времени, делает вид, что ему интересны твои дела, и оставляет подарки. А у самого лицо словно маска.
Мой папа совсем не толстый, он никогда не говорит: «А ну-ка, где у нас тут послушные детки?» Но в остальном картина та же.
Он исчез из моей жизни, когда мне было три года. Ему дали работу в США, и через год он собирался вернуться. Мама не могла с ним поехать, так как у нее в разгаре была учеба. Думаю, она перестала его ждать через два года, к тому же учеба закончилась и на смену ей пришла интересная работа.
Наверно, так оно и было, когда они развелись, хотя точно не знаю. Родители никогда всего до конца не рассказывают, особенно мамы. Было здесь и что-то другое, потому что она всегда менялась в лице, когда я начинала об этом расспрашивать. У нее становилась такая физиономия, будто она пытается улыбнуться, держа во рту горячую картофелину Ей было за что проклинать его, я это чувствую. Хотя она всегда говорит о нем хорошо, но при этом кажется, будто вот-вот сорвется, чтобы успеть добежать до туалета. Мама говорит, что они просто «разлетелись в разные стороны», он остался тогда в США, хотя очень любил меня. Только меня не обманешь. Если он прислал бы ей телеграмму: «Бросай ребенка, дуй ко мне», она бы мне об этом ни за что не сказала. Мама меня бережет. Ведь дети могут вообразить, будто это они во всем виноваты, об этом психологи пишут во всех журналах.
Сейчас папа живет в Мальмё, мы редко о нем разговариваем. Когда я от него возвращаюсь, мама встречает меня с кучей вопросов, написанных у нее на лице: как все прошло? Но она никогда не произносит этих вопросов вслух. А сама я ничего не рассказываю, потому что и рассказывать-то нечего.
Встречаемся мы нечасто. Два раза в год. Сколько получится за тринадцать лет? Двадцать шесть раз? Первые встречи были просто ужасными. Он приезжал в наш город и увозил меня на такси, а я визжала, как резаный поросенок. Мама нервно грызла ногти, и я не понимала, почему она так хочет, чтобы я ушла с этим дяденькой.
Когда я подросла, то стала летать в Мальмё одна, с маленькой табличкой на груди, где было написано мое имя, и добренькой тетей-стюардессой, которая давала мне раскраски с карандашами, отводила и провожала меня из самолета. У входа в зал прилета ждал папа, на лице у него уже была маска рождественского гнома.
3
Рождественский гном — шведский Дед Мороз, именно он приносит подарки детям на Рождество. (Здесь и далее примеч. переводчика.)