Форель и Фемида

— Не могу этому поверить! — воскликнул Марк,

— Поверить придется. Может быть, ты и сам — прости меня, Роза, любовь моя, но это не исключено — по-иному посмотришь на то, чтобы связать себя с семейством Картареттов.

Полковник слегка улыбнулся.

— Но, папочка, бедненький, — вмешалась Роза с легкой насмешкой в голосе, — что ты имеешь в виду?

— Тут, боюсь, сам черт не разберет, моя радость, — ответил ей отец.

— Ну, о чем бы ни шла речь, — сказал Марк и встал, — могу заверить вас, что ничто на свете не изменит моих намерений — меня не запугаешь.

— Тебя никто не пугает, — мягко возразил полковник.

— Вот и хорошо. — Марк обернулся к Розе. — Не волнуйся, дорогая, — сказал он. — Я вернусь домой и все улажу.

— Да, возвращайся домой, — согласился полковник, — и попробуй разобраться.

Взяв Марка под локоть, он повел его к дверям.

— Завтра ты уже будешь относиться ко мне иначе, Марк, — сказал он. — Постарайся поверить, что дело, которое я был обречен взять на себя, мне совсем не по душе.

— Обречены? — переспросил Марк. — Я вам верю.

Он сжал зубы, нахмурил брови и стал особенно похож на других Лакландеров.

— Послушайте, сэр, — сказал он, — если мой отец одобрит нашу помолвку, а иного я и вообразить не могу, то вы не будете против? Хочу заранее вас предупредить, что какие бы то ни было возражения не сыграют ни малейшей роли.

— В таком случае, — сказал полковник, — вопрос о моих возражениях чисто академический. А теперь я вас оставлю: можете перед уходом поговорить с Розой.

Полковник протянул Марку руку.

— До свидания.

После его ухода Марк повернулся к Розе и взял ее за руки.

— Что за ерунда! — сказал он. — Каким это образом ваши старики могут нам помешать?

— Не знаю! Не знаю, каким образом, но случилось что-то серьезное. Папа ужасно расстроен, бедный.

— Ну, — сказал Марк, — пока мы не услышали всей истории, ставить диагноз преждевременно. Я отправлюсь домой, выясню, что случилось, и позвоню тебе через четверть часа. Важнее и радостнее всего для меня божественное чудо твоей любви, Роза, и ничто, — произнес Марк с таким видом, словно эта фраза никогда раньше никем не произносилась, — ничто этого не омрачит. До скорого свидания, любимая.

Он деловито поцеловал Розу и удалился.

Роза посидела немного, размышляя о своем чувстве к Марку. Куда делись ее опасения и нежелание оставить отца? На нее даже не произвело особого впечатления его необычное поведение, и, когда она отметила про себя это обстоятельство, ей стало понятно, до какой степени она влюблена. Она подошла к окну гостиной и через долину посмотрела в сторону Нанспардона. Но тревоги не ощутила… все ее существо ликовало от счастья. Впервые в жизни Роза испытывала любовь во всей полноте.

Время шло, а она все не могла отвлечься от размышлений. Прозвучал гонг к ужину, и в ту же минуту зазвонил телефон. Она сразу сняла трубку.

— Роза, — произнес Марк. — Скажи, что любишь меня! Немедленно!

— Я люблю тебя.

— И поклянись, что выйдешь за меня замуж, Роза. Поклянись. Обещай мне. Дай клятву.

— Клянусь.

— Хорошо, — сказал Марк. — Я вернусь в девять.

— Ты узнал, что стряслось?

— Да. Дело чертовски деликатное. Ну, счастливо, дорогая. До девяти.

— До девяти, — ответила Роза и, по-прежнему околдованная, пошла на ужин.

К восьми часам вечера капитаном Сайсом овладело уныние. Около пяти, когда солнце подошло к нок-рее, он выпил бренди с содовой. Это его подбодрило. Последовавшие три-четыре рюмки еще улучшили его настроение Попивая бренди, он воображал, как находит себе настоящее дело и достигает в нем небывалых успехов. Однако каждый следующий глоток уносил его все дальше от этого превосходного состояния и повергал в состояние упадка, в котором он обычно принимался стрелять из лука. Кстати, как раз будучи в таком расположении духа, близком к самоубийству, он в свое время пустил стрелу над рощей в направлении лужка мистера Данберри-Финна и обрек на смерть мамашу Томазины Твитчетт.

Но в этот вечер приступ депрессии был сильнее обычного. Быть может, встреча с полковником, который ему нравился, подчеркнула его собственное одиночество. К тому же слуги были в отпуске, а сам капитан пальцем не пошевелил, чтобы приготовить ужин. Он отыскал стрелу и заковылял на площадку для стрельбы. Стрелять больше не хотелось. Больная нога ныла, но он решил подняться вверх по дороге.

Наверху капитан обнаружил у обочины сестру Кеттл, которая сидела и с мрачным видом рассматривала свой велосипед перевернутый колесами вверх.

— Привет, капитан, — сказала сестра Кеттл. — У меня прокол.

— Добрый вечер Прокол? Не повезло вам, — выпалил Сайс.

— Никак не решусь встать и добраться до мастерской в Чайнинге — туда ходу три мили. Насосом качала — не помогает, — пояснила сестра Кеттл.

Она открыла сумку с инструментами и с сомнением разглядывала ее содержимое. Сайс не уходил и смотрел, как сестра Кеттл тычет гаечным ключом в шину.

— Да не так же! — воскликнул он, когда терпение его истощилось. — Господи, так у вас никогда ничего не выйдет.

— Наверное…

— Так или иначе, чтобы найти прокол, нужно ведро с водой. Сестра Кеттл беспомощно посмотрела на него.

— Ну! — пролепетал капитан. — Давайте сюда велосипед.

Он перевернул велосипед и, что-то невнятно бормоча, покатил его вниз. Сестра Кеттл, прихватив инструменты, пошла за капитаном. На лице ее появилась странная смесь сочувствия и насмешки.

Капитан Сайс закатил велосипед в сарай и, не пытаясь даже для вида поддержать разговор, начал снимать шину. Сестра Кеттл устроилась на скамейке и наблюдала за происходящим. Потом она заговорила:

— Я вам ужасно признательна. День у меня выдался тяжелый. В деревне инфекция, да еще полдюжины больных в округе, да еще эта история с велосипедом. Ах, какой вы ловкий! Сегодня вечером я заехала в Нанспардон, — продолжала она. — У леди Лакландер разыгралась подагра, и доктор Марк попросил меня сделать припарку.

Капитан Сайс что-то пробормотал.

— По-моему, новый баронет чувствует, какая на него легла ответственность. Он вернулся домой, как раз когда я оттуда убегала. Цвет лица у него ужасный, и сам он такой нервный, — со вкусом сплетничала сестра Кеттл.

Она покачивала своими коротенькими ножками и время от времени перебивала сама себя, воздавая хвалы техническим талантам Сайса. «Бедняга! — думала она. — Руки трясутся. Нос красный. А ведь он такой славный… Вот чудак!»

Капитан заклеил прокол и надел на обод камеру и шину. Когда Сайс кончил работу и уже собирался встать, он вдруг взвыл от боли, схватился за копчик и так и остался стоять на коленях.

— Что такое? — воскликнула сестра Кеттл. — Что стряслось?! Люмбаго?

Капитан Сайс только шепотом чертыхался. Стиснув зубы, он попросил сестру Кеттл уйти.

— Прошу великодушно извинить, — простонал он. — Не обижайтесь. Ой!

В этот момент сестра Кеттл проявила те качества, из-за которых больные предпочитали ее более солидным и современным сиделкам. Она источала надежность, сообразительность и властность Успокаивал даже ее деловой и резковатый тон. Сестра Кеттл не обратила никакого внимания на все заклинания капитана оставить его одного, за которыми последовали вызванные нестерпимой болью яростные проклятия. Встав рядом с ним на четвереньки, она перетащила его к скамейке и, заставив опереться на скамью и на свое плечо, уговорила встать — и вот в конце концов капитан встал на ноги, хотя и согнувшись в три погибели. Сестра Кеттл помогла ему дойти до дома и уложила его на диван, стоявший в мрачной гостиной.

— Вот мы и легли, — сказала она.

Капитан Сайс, весь в поту, тяжело дыша, разлегся на диване и теперь смотрел на нее.

— Так, что же нам теперь с вами делать? Кажется, в прихожей я видела коврик. Погодите-ка минутку.

Она вышла и вернулась с ковриком. То и дело приговаривая: «Ну-ну, дорогой», — и по возможности щадя капитана, сестра Кеттл укрыла его, снова вышла и принесла стакан воды.