Смерть пэра

— Вам что-нибудь понадобится, мисс? — спросила Моффат. — Может быть, распаковать ваши вещи? Мы держим только двух горничных, когда семья не в Лондоне, и обе они уже в постели.

Роберта сказала, что распакует вещи сама, и Моффат удалилась вместе с Генри и свечой.

В спальне был очень высокий потолок с лепной розеткой в центре. Стены покрывали толстые обои с выпуклым рисунком, и повсюду висели тяжелые драпировки. Комната была уставлена мебелью огромных размеров, воплощавшей порочную страсть какого-то викторианского мебельщика к черному дереву и барельефам. Кровать оказалась почтенной двуспальной громадиной с тонкой резьбой, выцветшим французским балдахином и вышитыми занавесками, на которых золотые нити переплетали розовые букеты. Толстый ковер был покрыт растительным орнаментом. На стенах Роберта обнаружила несколько гравюр и цветную литографию, изображавшую ребенка с котенком. В этом рисунке было трогательное очарование, настолько безыскусны были восторги девчушки в ленточках и кудряшках над синей ленточкой на шее котенка. На прикроватном столике Роберта нашла Библию, роман Мари Корелли и жестянку с сухим печеньем.

Девушка распаковала чемодан и, слишком робея, чтобы искать по темным коридорам ванную, умылась холодной водой из кувшина, украшенного цветочными гирляндами.

В дверь постучали. Вошел Генри в халате.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да.

— Кошмарный дом, правда ведь? Я напротив тебя, в этом же коридоре, так что, если что-нибудь понадобится, просто перебеги коридор. В этом крыле никого больше нет. Тетя В. обитает в жутковатых комнатах по другую сторону лестницы. Спокойной ночи, Робин.

— Спокойной ночи, Генри.

— Ты меня перебила, — сказал Генри. — Я собирался сказать: моя дорогая.

Он с серьезным видом подмигнул ей и вышел.

В предрассветные часы поднялся ветер. Он тоскливо блуждал по Лондону, колотясь в спящие дома. Он стонал у дома на Плезанс-Корт, тряс стекла в окнах лифтовой шахты. Полицейский, который там дежурил, с тоской смотрел на дребезжащие черные стекла и страстно желал, чтобы рассвет поскорее сделал их серыми. Ветер вдул внутрь занавески в комнате Плюшки. Они хлестнули девочку по лицу и вызвали новый кошмар. Плюшка страшно захрипела. Остальные члены семьи, услышав Плюшку, заворочались в постелях, прислушиваясь к шарканью шагов Нянюшки в коридоре. Набрав силу на открытых пространствах Гайд-парка, ветер засвистал по Парк-лейн и задул в Браммелл-стрит с такой силой, что старые крышки дымовых труб в доме номер двадцать четыре закачались с протяжным скрипом. Роберта услышала в дымоходе стоны: «Гра-а-аф… Ру-у-унский… Гра-а-аф… Ру-у-унский». Где-то в Хаммерсмите ветер морщил черные воды Темзы и врывался в невинные сны леди Катерин Лоуб. Воистину единственным участником драмы на Плезанс-Корт, которому ночной ветер не мешал, был покойный лорд Вутервуд, что лежал в морге, ожидая свидания с доктором Кертисом.

— Ветер крепчает, — сказал Фокс в кабинете старшего инспектора в Скотленд-Ярде. — Я бы не удивился, если бы еще до зари пошел дождь.

Он аккуратно вынул из пишущей машинки листы бумаги и копирки, положил их на стопку готовых листов на столе и достал свою трубку.

— Сколько времени? — спросил Аллейн.

— Без двадцати пяти два, сэр.

— Мы почти закончили, а, Фокс?

— По-моему, да, сэр. Я только что вытащил последнюю страничку вашего отчета.

Аллейн смял лист бумаги и швырнул им в Найджела Батгейта, который спал в кресле.

— Батгейт, проснитесь. Делу почти конец.

— Что?.. А?.. Мы что, идем по домам? Это что, отчет? Можно посмотреть? — спросил Найджел.

— Если хотите. Дайте ему копию, Фокс. Мы еще поразмышляем над этой пакостью.

На протяжении следующих двадцати минут они читали и дымили под шорох бумаги и порывы ветра, сотрясавшие окна.

— По-моему, это все, — сказал наконец Аллейн. Он посмотрел на Найджела, который с нервной и раздраженной сосредоточенностью репортера все еще читал отчет.

— Ну да, — медленно произнес Фокс, — что касается семьи, тут все понятно и просто. Их правдивые показания сходятся, и их, так сказать, вымыслы тоже вполне согласуются.

Найджел поднял голову.

— Вы настолько уверены, что часть их показаний — неправда?

— Разумеется, — сказал Аллейн. — История о том, что Вутервуд в конце концов согласился за них заплатить — чистейшая выдумка. Роберта Грей ухитрилась предупредить лорда Чарльза и мистера Генри. Мартин, который дежурил в гостиной, услышал, как она говорит: «Надо помнить, что под конец он проявил щедрость. Приятно будет помнить об этом». Вы найдете это в отчете. Я же сказал, что она — храбрая маленькая врунья.

— Это единственная ложь, которой она нас попотчевала? — вопросил Фокс с глубокомысленным видом.

— Я уверен, что да. Она храбро решила это сделать, но ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы так поступить. Я бы сказал, что по натуре она необыкновенно правдивое создание. Готов поставить свое жалованье, что она понятия не имеет о единственном поразительном и сенсационном кусочке своих показаний. Она была совершенно уверена в том, что говорила. Повторила это дважды и подписала свои показания.

— Ну-ка погодите! — воскликнул Найджел и бросился перелистывать страницы отчета.

— Если она права, — сказал Фокс, — это же ставит все проклятое дело с ног на голову.

— Это может замечательно упростить дело. Фокс, на портье можно положиться, это надежный человек?

— Я бы сказал, да, сэр. Он очень даже заметил эту эксцентричную старую леди — Катерин Лоуб. Она ведь сошла вниз, а он ее все равно не прозевал. Он не прозевал и этого… Хихикса, и Диндилдон тоже. Он развлекался тем, что следил, кто спускается вниз. Кстати, как вы можете заметить, он подтвердил, что Диндилдон сошла вниз сразу после Хихикса.

— Омерзительная женщина, — пробормотал Аллейн. — Вот уж записная лгунья! Все-таки консьерж — хорошее подспорье в этих алиби.

— Весьма наблюдательный парень, я скажу, — согласился Фокс. — На такой работе поневоле станешь наблюдательным.

— И он говорит, что лифтом не пользовались с того момента, как Вутервуды поднялись наверх, до «рокового путешествия», как Батгейт обзовет это в газете?

— Именно. Он говорит, что ни в коем случае не ошибается. Он все время смотрел, кто спускается и поднимается, потому что ему же нужно следить за всеми, кто входит и выходит, чтобы не впустить сомнительных людей. После того как в квартиру поднялись Вутервуды, лифт больше не спускался. Он говорит, что живущие на втором этаже никогда не пользуются лифтом. Третий этаж уехал в отпуск, а четвертый пустует. Сейчас лифтом фактически пользуются только Миноги.

— Ну и хорошо, — сказал Аллейн. — Это прекрасная линия расследования. Придется и ее отработать.

— Что такое? — возопил Найджел. — О чем вы говорите?

Он несколько минут впивался глазами в отчет, потом спросил:

— Вы про этих двух слуг, Диндилдон и Хихикса?

— Вы внимательно прочитали отчет, Батгейт?

— Конечно. Я знаю, что вы хотите сказать. Юный Майкл говорит, что Вутервуд завопил своей жене после того, как Хихикс спустился вниз. Допустим, он спустился для отвода глаз. Что, если Хихикс потом поднялся наверх и сделал это черное дело?

— Проходя мимо Диндилдон по дороге наверх и скорее всего рискуя нарваться на леди Чарльз? Помните, что леди Чарльз вышла из номера двадцать шесть и перешла в номер двадцать пять, в гостиную.

— Тогда, кем бы убийца ни был, он рисковал встретиться с ней.

— Убийца, — отозвался Аллейн, — рисковал очень многим, но не этим.

— Господи, Аллейн, да что же вы хотите этим сказать?

— Я же говорил, что вам лучше держаться в стороне. Я не могу полностью обсуждать с вами это дело. Это было бы несправедливо по отношению к нам всем. Если мы обнаружим, что дело уводит нас от Миногов, вы немедленно помчитесь к ним и все им выложите. Если дело приведет нас к одному из них, то что тогда? Ваше положение станет невыносимым. Лучше держитесь в сторонке.