Смерть пэра

— По-моему, нет, — ответил Майк. — Я очень редко ее закрываю. Нет, не закрывал, потому что я услышал, как Хихикс заводит паровозик, и обернулся на него посмотреть.

— Хорошо. А потом?

— Потом я пересек лестничную площадку.

— Лифт был наверху?

— Да. Сквозь стекло в дверях видно было, что там горит свет. На площадке возле лифта никого не было. По крайней мере, там никто не стоял. Поэтому я просто вошел в номер двадцать пять и, по-моему, дверей не закрывал. Наверное, вы подумаете, что я балда, потому что я не смогу описать прихожую, там ведь лежали всякие штуки, которые остальные использовали для своей шарады. Они просто затолкали все барахло в шкафы, и оттуда все торчало, а еще там повсюду на столе валялись пальто и… — Майк замолчал и прищурился.

— И что?

— Понимаете, сэр, я как бы пытаюсь увидеть…

— Правильно, — кивнул Аллейн. — Наш мозг работает как фотоаппарат. Он делает фотографии всего, что мы видим, только мы редко проявляем эти фотографии. Постарайся «проявить» то, что ты видел.

Вмешалась Нянюшка:

— У мальчика поднимается температура.

— Вот и нет, — возразил ей Майк, не открывая глаз. — Честное слово, Нянюшка. Ну вот, на моей фотографии свет падает вроде как из окна, которое передо мной. Прямо мне в глаза. Так что все предметы отбрасывают тень на меня. На столе стоит какая-то штуковина с цветами и лежит котелок. По-моему, это котелок дяди Г. И еще я вижу перчатки Генри. Еще — чей-то шарф и театральный бинокль. Еще такая шляпа, которую люди носят в жарких странах. Погодите, сэр… Еще что-то… Вроде как у самой кромки картинки. Можно сказать, оно не совсем проявилась.

— И?..

— Минутку, сэр, сейчас-сейчас… Это что-то блестящее. Не очень большое, но длинное и блестящее.

Нянюшка издала сдавленное восклицание и сделала такой жест, словно хотела отмахнуться от чего-то, что угрожало ей и Майку.

— Погодите, погодите, — нетерпеливо повторил Майк. — Не говорите ничего. Длинное, яркое и блестящее…

Он открыл глаза и победно уставился на Аллейна.

— Дошло, — сказал он. — Он лежал на самом краешке стола. Один из таких длинных ножей, которые держат в кухне. Тесак он называется, сэр. Тесак.

Майк замолчал и самодовольно поглядел на Аллейна. Никто не шевельнулся. На каминной полке тикали часы. Порыв ветра потряс оконные стекла. Внизу на Плезанс-Корт машины переключали скорости и урчали моторами. Мальчишка-газетчик прокричал что-то неразборчивое, кто-то позвал такси. Нянюшка нервно потирала руки, шурша фартуком.

— Они брали нож для шарады, — объяснил Майк. — Я слышал, как Фрид просила принести ей нож.

— Для шарады? — отозвался Аллейн. — Ну ладно, потом разберемся. Продолжай.

— Насчет ножа? Тут одна такая штука… — Майк осекся. Лицо его приняло совершенно бессмысленное выражение, как часто бывает у мальчишек.

— Что такое? — спросил Аллейн.

Мальчик медленно поднял глаза на инспектора и тихо, почти шепотом, спросил:

— Я только подумал… Этот тесак — улика?

— Видишь ли, уликой может быть все что угодно, — осторожно ответил Аллейн.

— Я знаю. Только вот… — Да?

Майк наконец решился:

— А вы не можете мне сказать, что именно случилось с дядей Г.?

Аллейн помедлил с ответом.

— На него напали, — ответил он, — и нанесли ему травму. Все уже кончилось. Ничего такого больше не может случиться.

— А что случилось с его глазом? — спросил Майк.

— Он был поврежден. Видишь ли, из глаза очень легко может пойти кровь. Ты боксом не занимаешься?

— Немножко. Я только подумал…

— О чем?

— Да это насчет ножа… Понимаете, сэр, я вспомнил сейчас… После того как я попытался отдать подарок дяде Г., я прошел в столовую, а потом, когда вышел из столовой, пошел назад с Хихиксом на лестницу, поскольку Хихикс ведь сказал, что он уже уходит, и мы с ним пошли через прихожую, и я сказал Хихиксу «до свиданья», потому что мы с ним вроде как подружились, и я увидел, как он идет вниз по лестнице, и я оперся на стол… Понимаете, я потому все это рассказываю, что сейчас вспомнил: ведь тогда тесака там уже не было.

— Майкл, — громко потребовала Нянюшка, — прекрати выдумывать.

Мальчик бросил на взволнованную Нянюшку возмущенный взгляд.

— Я вовсе не выдумываю! Его там не было. Я же оперся рукой именно туда, где он перед тем лежал.

Снова воцарилось молчание. Майк сел и обхватил колени руками.

— Вернуться назад? — спросил мальчик с готовностью. — Снова к тому времени, когда я отдал сверток дяде Г.?

— Да, продолжай.

— Ну вот, это и все, что я помню о том, как первый раз проходил через прихожую. Я прошел в гостиную. Папа и он сидели у огня. Я отдал ему сверток. То есть не отдал, потому что папа велел просто положить его и смываться. Я хочу сказать, неудобно получилось.

— Что получилось неудобно?

— Дядя Г. был из-за чего-то страшно злой. Ох и злой же он был!

— Ты хочешь сказать, что твой дядя был чем-то расстроен?

Майк отрицательно помотал головой:

— Именно что злой как черт! Вы бы видели его физиономию! Синьор Помидор!

— Не преувеличивай, Майкл, — произнесла Нянюшка строго. — Ты снова даешь волю своему воображению.

— Вовсе нет, — возмутился Майк. — Он же хочет, чтобы я ему по-солют-но точно все рассказал. Я все и рассказываю как помню. А ты, Нянюшка, балда!

Нянюшка побелела от гнева.

— Майкл, довольно!

— И вовсе даже…

— Оставим это, — перебил Аллейн. — Майкл, а как по-твоему, почему твой дядя был сердит?

Встревоженная Нянюшка вмешалась незамедлительно:

— Мне кажется, сэр, Майклу не следует отвечать на такие вопросы, не спросивши разрешения у родителей.

— Ох, Нянюшка! — в крайней досаде возопил Майк. — Ну ты и…

— Тогда пусть родители войдут, — сказал Аллейн. — Бэйли, — позвал он.

Из тени за лоскутной ширмой возле кровати Майка выступила фигура.

— Вы не передадите его светлости, чтобы он был так любезен и пришел в детскую?

— Отлично, сэр.

— Это что, тоже детектив? — спросил Майк, когда Бэйли ушел.

— Он отличный специалист по отпечаткам пальцев. Майк вдруг подпрыгнул под одеялом, а потом даже поежился от удовольствия.

— Он, наверное, принес свой пуле-вылезатор с порошком? — спросил он.

— Он захватил с собой сюда все свое снаряжение, — серьезно подтвердил Аллейн. — А теперь расскажи мне, что случилось потом, когда ты ушел из гостиной?

— Ну, я отправился в столовую и поговорил там с Робин. Остальные к этому времени оттуда вышли. Дядя Г. вопил в лифте. Я вышел на лестницу вместе с Хихиксом, попрощался и посмотрел, как он спускается вниз. Когда Хихикс ушел, дядя Г. снова стал звать тетю В. Так что я пошел в номер двадцать шесть. Ох, ну и злобно же он вопил! Совершенно как черт! Готов поспорить, я знаю почему!

Оставив в стороне вопрос о причине обозленности лорда Вутервуда, Аллейн продолжил свои расспросы:

— Ты уверен, что он звал тетю уже после того, как Хихикс ушел?

— Конечно уверен. Еще бы.

— Ты еще кого-нибудь видел?

— Что-что? А-а-а… В прихожей я видел еще Диндилдон. Я вроде как увидел ее самым краешком глаза. Мне показалось, что она там наводила порядок в шкафу.

— И больше никого?

— Не-а, — Майк заерзал. — Ну ладно, — продолжал он, — я и без того могу запросто вам сказать, почему…

— Подожди своего отца, Майкл, — перебила Нянюшка. Майк по-детски засунул пальцы в уши и, дерзко уставившись на Нянюшку, завопил:

— Потому что в это время мистер Ворчалл и все остальные…

— Майкл! — оборвала его Нянюшка действительно страшным голосом. — Ты слышал, что я тебе сказала? Умолкни. — Она протянула руку и оторвала ладошки Майка от ушей. — Замолчи немедленно, — повторила она.

Тут Майк показал, как Миноги умеют впадать в немалую ярость. Глаза и щеки его горели. Он бессвязно вопил. За кого Нянюшка его принимает? Неужели она забыла, что он уже вышел из того возраста, когда безоговорочно подчиняются Нянюшке? Она соображает, сколько ему лет? Почему она продолжает обращаться с ним как с младенцем?