Страница 6 из 9
В отличие от мистера Кадди, мистер Мэрримен спал крепко. Не исключено, что во сне его преследовал стюард или же та назойливая старая дева, но это было, можно сказать, за гранью сознания. Судя по всему он, как и большинство раздражительных натур, находил в здоровом и крепком сне утешение от всех невзгод.
Окончив молитвы, отец Джордан уже в постели осенил себя благочестивым крестом и тоже забылся сном праведника, который не нарушался до самого утра.
Мистеру Дональду Макангусу потребовалось время, чтобы отойти от волнений, связанных со страхом опоздать. Однако он отведал и кофе, и сандвичей и теперь с робким любопытством разглядывал попутчиков. Его любопытство было не злорадным, а скорей назойливым, что характерно для уроженцев Южной Шотландии. Подобно тому как неразборчивый филателист собирает для своей коллекции все без исключения марки, так и мистер Макангус собирал все без исключения сведения об окружающих его людях — только для пополнения своей коллекции. Очутившись за одним столиком с супругами Кадди — за пассажирами еще не закрепили их постоянные места, — он выяснил, что они живут в Дульвиче и что у мистера Кадди свое дело. Какое — выяснить не довелось. В свою очередь он рассказал им о своих неприятностях с таксистом. Расстроенный явным безразличием со стороны миссис Кадди, запутался в местоимениях, смолк и, так и не дождавшись никакого сочувствия, отправился к себе в каюту, где облачился в ярко-малиновую пижаму и уютно устроился на койке. Его беспорядочные мысли незаметно перешли в сон, спокойствие которого не нарушали даже тревожные завывания сирены.
Мисс Эббот вышла из телефонной будки на причале, ничего не замечая перед собой. От нее исходило какое-то сияние, что не ускользнуло от взгляда матроса у трапа. Она тотчас же легла в постель, но когда судно отчаливало, еще лежала без сна. Мимо иллюминатора проплывали неясные огни, не спеша стучал пульс машинного отделения. Около часу ночи мисс Эббот забылась сном.
Джемайма Кармайкл почти не обращала внимания на попутчиков. Она делала невероятные усилия, чтобы не расплакаться, без устали мысленно повторяя, что в ее положении слезы вовсе не оправданны. Сотни помолвок расстраиваются накануне свадьбы, и люди оказываются куда в более плачевном положении, чем она, у которой есть возможность бросить все к чертовой матери и умотать в Южную Африку.
Зачем только она смотрела на собор Святого Павла? Его ни с чем не сравнимая красота обычно будила в ее сердце что-то тревожное, непонятное. Девушка сидела, погрузившись в свои думы, а молодой человек напротив смотрел на нее так, будто сострадает всем ее бедам. Под конец путешествия Джемайме стало и вовсе невмоготу, зато, когда они шли по проходу к судну, ей чуть-чуть полегчало. Чувствовалось нечто символичное в том, что в ночь ее бегства из Лондона город погрузился в такой густой туман. Она видела перед собой патентованные кожаные туфельки миссис Диллинтон-Блик, весело цокающие высокими каблучками, слышала обрывки разговора супругов Кадди, у себя за спиной чувствовала присутствие того самого молодого человека, который всю дорогу на нее смотрел. Когда они очутились под фонарем, он сказал:
— Разрешите, я помогу донести вам чемодан. — Что и сделал прежде, чем она успела что-либо возразить. — Мои пожитки уже на борту. Когда у меня пустые руки, я кажусь себе каким-то незначительным. Думаю, вам тоже не по душе ощущение собственной незначительности, а?
— Вероятно, — кивнула Джемайма, застигнутая врасплох этим вопросом. — Правда, в данный момент мне как-то безразлично.
— Очевидно, вы любите разнообразить свои ощущения.
— Я бы не сказала.
— А может быть, все дело в том, что женщины по своей природе очень уклончивы. Конечно, вы можете подумать, что во мне говорит мужское тщеславие. И вы, пожалуй, будете правы. Кстати, среди пассажиров — Обин Дейл. Вам об этом известно?
— Да что вы говорите? — Голос Джемаймы звучал довольно равнодушно. — Я-то думала, ему скорей по душе роскошный океанский лайнер и избранное общество поклонниц.
— Мне кажется, это лечение отдыхом. Так сказать, желание начисто забыть о существовании телекамеры. Однако держу пари на все что угодно, что не пройдет нескольких дней, как он по ней затоскует. А я врач, и это мое первое путешествие. Меня зовут Тимоти Мейкпис. А вы либо мисс Кэтрин Эббот, либо мисс Джемайма Кармайкл. Надеюсь, последняя.
— Вы бы оказались в весьма неловком положении, окажись это не так.
— Ну, я поставил на карту все. К тому же я обладаю даром предчувствия. Это ваше первое настоящее путешествие?
— Да.
— Но вы, похоже, не слишком взволнованы по этому поводу. Вон там, впереди, наш корабль. Какая у вас каюта? Это не праздное любопытство — хочу донести ваш чемодан до места.
— Четвертая. Большое спасибо.
— Не стоит.
Доктор Мейкпис вошел в каюту, поставил чемодан и, застенчиво поклонившись, вышел.
«Почему-то мне кажется, что этот человек очень искренен», — без особого интереса подумала Джемайма и тотчас о нем забыла.
Ее снова обступили невзгоды, к которым прибавилось острое ощущение одиночества. Она сама упросила родителей и друзей не провожать ее, теперь же у нее было такое чувство, словно она рассталась с ними сто лет назад.
Каюта была безликой. Сюда доносились голоса, над головой гулко гремели шаги по верхней палубе. И пахло здесь как-то особенно — кораблем. Интересно, выдержит ли она целых пять недель в обществе дамы на высоких каблуках, пожилой пары, говорящей с провинциальным акцентом и несимпатичной старой девы? Джемайма принялась распаковывать багаж. В каюту заглянул Деннис, который произвел на нее отталкивающее впечатление. Ей на глаза попался пакет из роскошного магазина, в котором оказалось изумительное платье и записка от матери. Джемайма присела на койку и расплакалась как ребенок.
Потом, лежа в постели, она прислушивалась к звукам на судне и в порту. Постепенно каюта обживалась ее мыслями, где-то в глубине души под спудом всех недавних невзгод затеплился слабый огонек надежды. Наконец она так крепко заснула, что не слышала, как отчаливало судно, только сквозь сон ощущала, и то почти подсознательно, тревожные вопли его сирены.
К половине первого все пассажиры были в постели, даже миссис Диллинтон-Блик, предварительно обработавшая новейшими достижениями косметической промышленности лицо и шею.
«Мыс Феревелл» медленно выходил из устья Темзы, увозя на своем борту убийцу.
Капитан Джаспер Бэннерман стоял рядом с лоцманом на мостике. Им предстояло держать вахту до самого утра. И хотя теперь в помощь даны радары и локаторы, всматриваясь в непроглядный мрак тумана, оба думали о том же самом, о чем и их далекие предки. То и дело выпи сирены, выплывали из мрака знакомые названия: «Доггер», «Темница», «Гебриды», «Пустыня Гудвин», «Скала Флоу», «Портлендский билль».
— Туманище-то какой, — изрек лоцман. — Проклятая работенка.
В два тридцать на капитанский мостик поднялся офицер связи и протянул капитану две радиограммы.
— Решил вручить их собственноручно, — сказал он. — Зашифрованы и очень срочные.
— Ладно, обождите, — буркнул капитан Бэннерман и направился в каюту, где достал код и прочитал оба послания. Потом крикнул: — Спаркс!
Офицер связи вошел с фуражкой под мышкой в капитанскую каюту и прикрыл за собой дверь.
— Черт побери, дело приняло паршивый оборот, — процедил сквозь зубы капитан. Он подошел к иллюминатору, выходящему на правый борт, и перечитал обе радиограммы. Первая была от главного управляющего делами компании «Кейп Лайн»:
Очень секретно наилучшие пожелания управляющего тчк уверен проявите должную любезность по отношению старшему инспектору полиции Аллейну который присоединится вам Портсмуте на катере лоцмана тчк будет ехать качестве пассажира тчк пусть займет лоцманскую рубку тчк пожалуйста, держите меня лично курсе дел тчк компания рассчитывает на ваше благоразумие и здравый смысл тчк Камерон тчк послание закончено