Революционная сага

По лестнице спустился в обеденный зал… И обнаружил там сидящего за столом Геллера.

Он не то проснулся раньше Евгения, не то не ложился вовсе. Во всяком случае, Аристархов не слышал, как Рихард выходил из своего номера.

В чашке Рихарда, поверх кофе лежал легкий дымок, рядом стояла полная пепельница. В его тонких пальцах крутилась, словно жезл тамбурмажора, очередная папироска.

Вошедшему Евгению кивнул:

— Присаживайся. — и тут же крикнул половому. — Еще одну чашку кофе. Быстро!

Вместо благодарности, Евгений зевнул.

Рихард с ужасным хрустом сложил газету, но совсем не по тем сгибам, кои газета получила в типографии. Новость, которая так волновала Рихарда, была хоть и важной, но оказалась на второй полосе:

— Ну вот читай… Германец сдался. Конец войне. Теперь мы не при делах… Как бы то ни было, союзники справились сами.

На газету Евегений посмотрел на газету одним глазом, кивнул.

— Нет, ну ты слышишь! Окончилась война! На которой мы кровь проливали!

— Рихард, — снова зевнул Евгений. — Я что-то не помню, чтоб ты в германскую был ранен. Так понимаю, то, что ты при бритье резался, или там с коня упал, нос разбил — это не считается?..

— Я образно говорю. Но ты-то ведь проливал! Был ранен?

— Ну и что с того? Я и на японской был ранен. Опять же — японская тоже окончилась…

— Ну все же ты должен как-то прореагировать!

— Не подскажешь, как именно?..

В ответ Рихард отмахнулся: да ну тебя.

Почти тут же к столу спустился Клим. Рихард кивнул ему в знак приветствия. Евгений не сделал и того.

Пролистав одну газету, Геллер принялся за следующую. В ней ему не понравилось даже название:

— Нет, вы только послушайте! Детский сатирический еженедельник: "Вилы в бок". Они вообще представляют как это — вилы в бок? Это же совсем не смешно и очень больно. А часто и смертельно. Еще бы назвали журнал "Ломом по спине"!

Еженедельник пролистнул быстро, так ни разу и не улыбнувшись, после него открыл бульварные листки. Начал читать их, с конца, с рубрик знакомств:

— Вот, к примеру некая мамзель пишет:

"…Так как я осторожна и даже немного совестлива, я не принЕмаю ничего не взвесив заранИе все «за» и «против». Я не ожидаю многоВо от жизни."

Рихард читал, выделяя интонацией каждую ошибку.

— …Как говориться: комментарии излишни. Безусловно: если пишешь «многого» через «В», то чего хорошего можно ожидать от жизни?.. — листнул страницу, вчитался в следующее объявление. — А вот это вам, Клим, наверное, будет интересно.

Рихард подал газету, так, что углом оказалось выделено рекламное объявление. Оно, кроме текста включало две фотографии вождя мирового пролетариата: имелась классическая фотография Ульянова с подписью «до» и другая, с подписью «после». На второй он же был законспирирован — а именно позировал в парике. Под фотографиями имелась подпись: "Даже большевики пользуются нашими товарами! Патентованное средство от облысения!!!"

— Да ну вас! — обиделся Клим.

Вот по лестнице дробно застучали сапожки Ольги. За ней степенно ступал Геддо.

— Чем занимаетесь? — спросила девушка, присаживаясь за стол.

— Да вот, с Евгением новости обсуждаем. — ответил Рихард, хотя Аристархов и молчал.

— А что, есть что обсудить?

— Война закончилась. Германская…

— Хм… А я как-то забыл о ней… — пробормотал Геддо.

Но Ольга всплеснула руками:

— Как закончилась?

— А как войны оканчиваются. Капитуляцией… А вы, верно, хотели в ней принять участие? — съехидничал Евгений.

— …Сейчас накроют столы, сядут за них. — продолжал Рихард. — Начнут мир делить, нарезать глобус кусочками совсем как арбуз. А мы не получим ни шиша! Из-за этого мира народам и Брестского мира! И все из-за большевиков!

— Тише! — попросил Геддо.

Клим сидел, потупив взгляд, но ответ из себя выдавил:

— Война была империалистической, направленная на обогащение капиталистов и отвлечение народных масс от насущных вопросов. Но скоро не будет ни Германии ни России. Будет одна мировая коммуния. Так Ленин говорил.

— Насчет комунии не знаю. А вот в то что, что Германии не будет — это запросто! Поделят ее без остатка! И с такими хозяевами России тоже не будет! А из Ленина пророк совсем как из Нобеля — брандмайор!

Последнюю фразу он чуть не выкрикнул, и другие посетители, было прислушивающиеся к разговору, расслабились. Ленина ругать здесь можно… И даже полезно для сохранности собственного здоровья.

— Это же сколько времени прошло… — задумчиво проговорила Ольга. — Четыре года, даже более… А как мир изменился?.. Такое пьянящее лето и тут…

— Сербы! — чуть не выплюнул Рихард. — Не стоило нам за них вступаться. Сербия поступила как мальчишка. Стала задирать большого дядю — Австро-Венгрию, в надежде, что старшие братья — Россия и Франция заступятся. В общем, война-то начиналась как австро-сербская. Затем на стороне Сербии действительно вступила Entente. Антанта… Ответно за австрияков вступились германцы. И посыпалось — Италия, американцы, турки. Японцы какого-то лешего. Народу погибло больше, чем в той Сербии было, включая детей, стариков и туристов.

— Так что по-твоему, не надо было сербов защищать? — возмутилась Ольга. — Сербы — это наши братья-славяне.

— Братья? Ха! Да пороть надо таких братьев нещадно. Чтобы наука была! Надо признаться, свинью нам эти братья подложили немаленькую… Вот у нас от войны сейчас неприятности — революция и все такое. Где от них поставки продовольствия? Где их добровольческие части? Их нет ни у Деникина, ни у большевиков. Хотя имеются части латвийские у вторых, чехословацкие у Комитета Учредительного Собрания… Они нам братья, пока у них проблемы. А если беда у нас — так мы маленькие, что с нас толку? В результате из-за маленькой Сербии — нет Великой России.

Рихард увлекся разговором так, что папироска в его пальцах истлела, пепел упал в кофе, а жар опалил пальцы.

— Были сербские части… — вмешался в разговор Евгений.

Говорил глухо, тихо, в надежде, что его не расслышат. Ничего подобного.

— Где? — спросила Ольга.

— В Казани. Сербский батальон защищал местный кремль. Не то вместе с латышами не то с латвийцами. Я их путаю… С большевиками, короче…

— Ага! — воскликнул Чугункин. — Видите!

Но было рано. Аристархов продолжил.

— А когда чехи прижали, то перешли на сторону Комуча…

— Гм… Да ладно там, сколько там батальона? Тысяча штыков? А у чехов?

— Тридцать-пятьдесят тысяч…

Атмосфера вокруг стола накалилась до такой степени, что от нее, верно, можно было бы прикуривать. Чтоб ее смягчить, Ольга проговорила нарочито задумчиво:

— Франца-Фердинанда убивать, конечно, не стоило, но война была неизбежна.

— Это хорошо говорить в восемнадцатом году, глядя на четырнадцатый. — не согласился Рихард. — А тогда вы о чем думали? Не припоминаете? Неужели сухари сушили на четыре года вперед?

— А я так думаю, мы просто были просто не готовы к войне. Вот если бы убили эрцгерцога в году этак восемнадцатом… — продолжала Ольга.

— Да что за чушь! Его вообще убивать не стоило! Мы всегда к войне не готовы! Еще не было такой войны, к которой мы бы подготовились! Когда Наполеон напал — тоже ни хрена готовы не были. Вся Европа в войне — а у нас армии распылены! А уж как мы не были готовы к Крымской войне или японской — это песня, гимн неготовности.

— И, тем не менее, у Наполеона выиграли…

— Выиграли! Потому что неготовность неготовности рознь… А вот вы, Евгений, сербов поддерживаете?

— Во время убийства Франца-Фердинанда — нет.

— А в Казани?

Аристархов кивнул:

— Поддерживаю.

— А когда вы их поддерживаете? До перехода под красные знамена или после?

— Да простит меня товарищ комиссар, но и до и после.

Кроме Геддо, все сидящие за столом дружно подавились. Рихард хохотнул:

— А чехов вы поддерживаете?

— И чехов поддерживаю.

— Извольте объясниться, ма дарлинг!