Кровавый круг

— Это точно. Был договор.

Они подошли к машине, и Скворцов взялся за ручку дверцы.

— Оставь машину здесь, к моей хибаре сейчас не подъедешь.

— Куда идти, отец? Машину оставить здесь нельзя. Странно будет выглядеть со стороны, если я брошу свои колеса у чужого дома. Скажи мне, где находится дом заместителя прокурора Федотова. Там этой тачке самое место.

— Будь по-твоему. Сверни во второй проулок направо, потом в первый налево. Белый дом с зеленой черепичной крышей. Кирпичный забор. Там оставишь. А потом пройдешь вперед и свернешь в проулочек слева. Четвертый дом по правой стороне с огромной тарелкой на коричневой крыше. Калитка будет открытой, зайдешь и запри на засов.

— Понял.

Скворцов сел в машину и тронулся с места. Он приезжал к Китаеву не один раз, но никогда не углублялся дальше дома депутата, а тот стоял у самого въезда в этот сказочный городок. Такие только на картинках рисуют. Что ни замок, то памятник. Вот ребятки друг перед другом и изгалялись.

Он забрал свою сумку и бросил машину там, где ему велели. Интерес к дворцам угас, и он уже не обращал внимания на скромные хоромы слуг народа. Но когда он увидел особняк сторожа, то его удивлению не было предела. На участке даже имелся бассейн со спущенной водой. «Ничего себе хибара!» — подумал он.

Старик встретил его в дверях.

— Неплохо устроился, папаша.

— А ты не удивляйся. Мне многие свои ключи доверяют. Кому цветы поливать, кому зверье покормить, а кто на телефоне посидеть просит. Этот дом самый безопасный. Его хозяин — начальник милицейского управления, сам Железное Герман Осипыч. Гость в наших местах редкий. Заходи.

— Тайны мадридского двора, да и только. Репортера провели через хоромы в спальню, где на

кровати лежала бледная красивая женщина лет сорока с забинтованным правым плечом.

— Доктор уже был, — бурчал старик вполголоса. — Хороший человек, друг Катерины Ляксевны. Рана сквозная, костей пуля не задела, но крови потеряла много. К себе в хибару я ее тащить не решился, а здесь место безопасное.

Женщина открыла глаза. Огромные синие блюдца уставились на пришельца.

— Подойдите ближе, Денис.

Скворцов подошел к кровати.

— Кто на вас покушался?

— За Романом Кириллычем приехали из ФСБ. Он отказался идти с ними, они применили силу, а я спустила собак. Наверное, этого не нужно было делать. Не знаю, сколько длилась кошмарная бойня, но в живых осталась я одна. Но если тот, что стрелял в меня, уцелел, то они еще вернутся. Он знает, что я сбежала.

— Уцелел! — проворчал сторож. — Они приехали на машине «скорая помощь». Когда пожар разгорелся, я вернулся туда, к даче, а машины уже не было. Значит, сбег!

— Значит, вернется, — твердо заявил Скворцов. — Знать бы, когда. Одно ясно — Екатерине Алексеевне здесь оставаться нельзя. Когда комитетчики что-то ищут, они ничем не гнушаются. Все вверх дном перероют. Ершов наверняка уже видел газету. А это значит, что пойдут погромы. Все под нож попадут. Он и губернатора не пощадит. Против лома нет приема.

— Куда же ее в таком состоянии трогать?! — возмутился старик.

— Не переживай, Савельич, я женщина крепкая. — И Катя попыталась улыбнуться.

— Не я вам указ.

— По дороге возвращаться нельзя, — сказал Скворцов.

— У меня лошадка есть, — нашелся сторож. — Двоих выдержит. Я переведу вас через реку, брод здесь есть. А там через заповедник к Большакам выберетесь. За Большаками больница, а в ней Катерину Ляксевну всяк знает. Авось в беде не оставят. Медики ее любят.

— Хорошая мысль, папаша. Собирайтесь, а я пройдусь на пепелище глянуть. Надо запечатлеть зрелище на память, а то ведь с землей сровняют.

Скворцов вышел из дома и направился к калитке, он был уверен, что милиция уже закончила свои дела и убралась восвояси.

Он не ошибся. Машины с мигалками подъезжали к шоссе. Майор сидел рядом со старшим лейтенантом.

— Ты чего раскис, Тимоха? — спросил майор.

— У меня этот тип из головы не выходит. Где-то я его видел раньше, но где, никак не могу вспомнить.

— Какой тип?

— Что в поселке появился на «Ниве». Номер машины я записал, но что толку. Не похож он на сына прокурора. Куртяшка замусолена, ботиночки не по погоде, на дачу в таких не ездят.

— Это о каком прокуроре ты говоришь?

— О заме главного, Федотове. Вы ведь работали над каким-то делом в одной связке с прокуратурой?

— И не раз. Только у Федотова нет сына. Всю жизнь бобылем живет. Ходили слухи, будто он «голубой», молоденькими мальчиками интересуется, но кому до этого дело. У него лохматая лапа в Москве.

Лейтенант похлопал шофера по спине.

— Давай-ка, Коля, разворачивай тачку. Едем в поселок, и прибавь-ка газу. Уйдет, сволочь!

Машины выехали на поле, откуда уже был виден поселок, в то время, когда старик переводил лошадь через брод. Вместо седла, которого у Савельича не было, старик постелил коврик. Катя сидела у самого загривка, а Денис на крупе, поддерживая руками ослабевшую женщину. Он поражался ее силе воли. Иной мужик уж давно бы сломался, а слабая дамочка держит хвост трубой да еще другим поможет, если надо будет.

У опушки старик с ними простился.

Пожимая сторожу руку, Денис вдруг спросил:

— А что, Савельич, ты же хозяин в поселке. Поди, и телефоны всех обитателей знаешь? А?

Старик молча достал из кармана галифе, подаренных одним из собственников дворцов, свернутый вдвое листок и протянул парню. Тот пробежал взглядом по списку и сказал:

— Как у тебя с памятью?

— Не жалуюсь.

— Тогда ответь мне на вопрос: что необычного в волосах Кати?

Савельич пожал плечами.

— Косы-то у нее за год отрастают, значит, не красилась недели три. Как раз корни на полтора сантиметра отросли.

У Скворцова глаза на лоб полезли.

— Ну, ты даешь, дед. Я этого и не заметил, я о заколке думал…

— Заколка — не волосы. Не тяни время, чего задумал?

— Слушай и запоминай. В двенадцать дня будь на телефоне начальника УВД. В восемнадцать часов на стрелке у прокурора, в двадцать четыре — у аппарата начальника курортного управления Ставропольского края. Ты теперь, Савельич, будешь нашим связным. Если позвонят, то скажут пароль… Ну, скажем… «ерш — птица бескрылая». Запомнишь? — Савельич усмехнулся и подмигнул. Скворцов добавил: — Звякни в Питер в редакцию «Петербургского колокола», оставь все телефоны для репортера Горохова. Он нам нужен. Пусть даст о себе знать.

— Все сделаю. Езжайте по просеке, а как ельник кончится, увидите тропку справа. Ее и держитесь. А мне назад пора, гостей встречать. Кончился мой покой.

Он помахал им рукой и отправился в обратный путь.

 Санкт-Петербург

Всю оперативно-следственную группу вызвали к генералу на ковер.

Генерал-майор милиции Лебедкин слыл очень лояльным и мудрым руководителем. Некоторые в управлении считали его перестраховщиком и бюрократом. Он никогда не навязывал своего мнения и старался больше слушать, чем говорить. Документы подписывал последним, после того как они прошли все инстанции и получили соответствующие визы. Приказы отдавал только устные, если они исходили от него, и по любому поводу требовал с подчиненных объяснительные записки. Однако огромный опыт работы в органах сделал его человеком авторитетным и к его советам прислушивались с почтенным уважением. За спиной генерала называли тайным советником, но кличка Тишайший основной части оперативного состава нравилась больше.

— Докладывайте, Борис Георгиевич, — сказал генерал, листая бумаги.

Подполковник Комарницкий встал. Вечно он один отдувался за всю команду.

— Мы их упустили, Павел Матвеич. Из-под носа ушли. Глаз с них не сводили, а они как сквозь землю провалились.

— Вы взрослый человек, Борис Георгиевич, говорите по существу. Сквозь землю люди не проваливаются и в воздухе не растворяются. Давайте по порядку.

Подполковник вздохнул. Как ему надоело повторять одно и то же по сто раз. Комарницкий взглянул на постные физиономии своих подопечных и начал: