Страница 162 из 195
Или, наконец, Австрия продолжает борьбу, и Германский союз ее поддерживает: тогда Россия активно вступает в борьбу; к Франции переходит левый берег Рейна, а Россия получает свободу действий в Турции.
Повторяем: эти данные о наиболее существенных пунктах франко-русского союза стали известны и были опубликованы уже с начала войны. Значительную часть их подтвердили события. Как же обстоит дело с остальной частью?
Представить документальные доказательства по самой сути вещей в настоящий момент невозможно. Они появятся лишь тогда, когда сами события станут достоянием истории. Только установленная на основании фактов и документов политика России за прошлые периоды истории (например, на основании найденных в Варшаве в 1830 г. русских актов[386]) может служить ключом к этой запутанной интриге. Но для этой цели ее совершенно достаточно.
Два раза в течение этого столетия Россия вступала в союз с Францией, и каждый раз целью или основой союза служил раздел Германии.
Первый раз на плоту у Тильзита[387]. Россия отдала тогда Германию в полное распоряжение императора французов и в качестве отступного взяла себе даже часть Пруссии. За это она получала свободу действий в Турции; она поторопилась захватить Бессарабию и Молдавию и двинуть свои войска через Дунай. Но вскоре затем Наполеон стал «изучать турецкий вопрос» и существенно изменил свою точку зрения на данный предмет; это обстоятельство послужило России одним из главных оснований для войны 1812 года.
Второй раз в 1829 году. Россия заключила с Францией договор, по которому Франция должна была получить левый берег Рейна, а Россия — вновь свободу действий в Турции. Этот договор был расторгнут июльской революцией; соответствующие документы нашел Талейран, когда готовился обвинительный акт по делу министерства Полиньяка, и бросил в огонь, чтобы избавить французскую и русскую дипломатию от громкого скандала. Перед лицом широкой публики дипломаты всех стран составляют тайный союз и никогда не станут публично компрометировать друг друга.
В войне 1853 г. Россия понадеялась на Священный союз, который, по ее расчетам, был восстановлен интервенцией в Венгрии и поражением Варшавы и укреплен недоверием Австрии и Пруссии к Луи-Наполеону. Она обманулась. Австрия удивила мир величием своей неблагодарности[388] (свой долг России она еще раньше уплатила с ростовщическими процентами в Шлезвиг-Гольштейне и Варшаве) и последовательным возобновлением своей традиционной антирусской политики на Дунае. В этом вопросе Россия просчиталась; но в другом вопросе ее снова выручило предательство в неприятельском лагере.
Ясно было одно: навязчивая идея завоевания Константинополя могла быть осуществлена теперь только через союз с Францией. С другой стороны, еще никогда Франция не имела правительства, которое бы так нуждалось в завоевании левого берега Рейна, как правительство Луи-Наполеона. Положение складывалось еще более благоприятно, чем в 1829 году. Для России ситуация оказывалась выигрышной; Луи-Наполеон мог только таскать для нее каштаны из огня.
Прежде всего надлежало уничтожить Австрию. С тем же упорством, с каким Австрия с 1792 по 1809 г. оказывала сопротивление Франции на поле брани, с тем же упорством с 1814 г. — и это ее единственная, но неоспоримая заслуга — она боролась дипломатическим путем с русскими завоевательными планами на Висле и на Дунае. В 1848–1849 гг., когда революция в Германии, Италии и Венгрии грозила Австрии полным распадом, Россия спасла Австрию — ее распад не должен был наступить в результате революции, которая вырвала бы освободившиеся части империи из-под руководящего влияния русской политики. Тем не менее, ставшее с 1848 г. самостоятельным, движение различных национальностей лишило Австрию возможности выступать против России и тем уничтожило последний внутренний, исторический смысл ее существования.
Это же антиавстрийское национальное движение должно было теперь стать фактором расчленения Австрии: прежде всего в Италии, затем, если нужно будет, в Венгрии. Россия действует не так, как первый Наполеон; на западе, в частности, где она наталкивается на густое население, превосходящее ее собственный народ своей цивилизацией, она продвигается очень медленно. Начальные этапы подчинения Польши восходят ко времени Петра Великого, и оно все еще полностью не завершено. Медленные, но верные успехи ее удовлетворяют в такой же: степени, как быстрые и решительные удары с большими результатами; но она всегда предусматривает обе возможности. То, как было использовано венгерское восстание в войне 1859 г., а именно — оставление его про запас ко второму акту, явно изобличает руку России.
Но разве Россия, довольная в одном отношении ослаблением Австрии в короткую кампанию 1859 г., не предусмотрела никаких других возможностей? Неужели она мобилизовала свои первые четыре. армейских корпуса только ради того, чтобы получить это удовлетворение? А как было бы, если бы Австрия не уступила? Если бы военные и политические комбинации заставили Пруссию и остальную Германию — а иначе при продолжении войны и быть не могло — выступить для поддержки Австрии? Как тогда? Какие обязательства по отношению к Франции могла бы на этот случай принять на себя Россия?
Тильзитский договор и договор 1829 г. дают ответ на этот вопрос. Франция также должна будет получить свою долю в добыче, если Россия расширит свои владения на Дунае и прямо или косвенно будет господствовать в Константинополе. Единственная компенсация, которую Россия может предложить Франции, это — левый берег Рейна. Жертвы должны быть снова принесены Германией. Естественная и традиционная политика России по отношению к Франции состоит в том, чтобы обещать Франции обладание левым берегом Рейна или в известном случае помочь ей в этом в обмен за признание и поддержку русских завоеваний на Висле и на Дунае, а Германии, которая из благодарности признает русские завоевания, Россия оказывает помощь в отвоевании у Франции потерянной области. Осуществление этой программы, естественно, возможно только во время больших исторических кризисов, но это отнюдь не мешает тому, что такие возможности могли быть так же хорошо предусмотрены в 1859 г., как в 1829 году.
Было бы смешно еще сегодня доказывать, что неизменной целью внешней политики России служит завоевание Константинополя и что для этой цели ей все средства хороши. Мы здесь хотим напомнить только об одном. Россия никогда не в состоянии осуществить раздела Турции иначе, как в союзе с Францией или Англией. В 1844 г., когда представлялось своевременным сделать прямые предложения Англии, император Николай отправился в Англию и сам привез русский меморандум о разделе Турции, причем англичанам, между прочим, был обещан Египет. Предложения были отклонены, но лорд Абердин положил меморандум в шкатулку и передал ее в запечатанном виде своему преемнику по министерству иностранных дел. Каждый следующий министр иностранных дел читал этот документ, снова его запечатывал и передавал своему преемнику, пока, наконец, в 1853 г., во время дебатов в палате лордов, дело не было предано гласности. Одновременно был опубликован известный разговор императора Николая I с сэром Гамильтоном Сеймуром о «больном человеке», когда Англии так же были предложены Египет и Крит, в то время как Россия, видимо, готова была удовлетвориться скромными выгодами[389]. Следовательно, русские обещания Англии в 1853 г. были те же, что и в 1844 году; неужели обещания, сделанные Франции, были в 1859 г. менее щедрыми, чем в 1829 году?
Как по своему положению, так и по личным качествам Луи-Наполеон предназначен служить планам России. Мнимый наследник великой военной традиции, он получил также в наследство поражения 1813 и 1815 годов. Армия — его главная опора; он должен ее ублаготворять новыми военными успехами, карая те государства, которые нанесли Франции поражение в эти годы, и восстанавливая естественные границы страны. Когда французский трехцветный флаг станет развеваться над всем левым берегом. Рейна, только тогда будет смыт позор двукратного завоевания Парижа. Но чтобы этого достигнуть, необходим сильный союзник. Выбор возможен только между Россией и Англией. Англия с ее часто сменяющимися кабинетами министров, по меньшей мере, ненадежна, даже если бы какой-нибудь английский министр и согласился с этими проектами. А Россия? За умеренную компенсацию она уже дважды изъявляла свою готовность к союзу на подобной основе.
386
Во время польского восстания 1830–1831 гг. польским повстанцам удалось захватить в Варшаве архив великого князя Константина, в котором находился ряд документов царской дипломатии. Часть их была опубликована в издававшейся Д. Уркартом серии дипломатических документов и материалов «Portfolio, or a Collection of State Papers» («Портфель, или Собрание государственных документов») в 1835–1836 гг., часть в книге «Recueil des documents relatifs a la Russie pour la plupart secrets et inedits utiles a consulter dans la crise actuelle» («Собрание документов о России, большей частью секретных и неопубликованных, с которыми полезно ознакомиться в связи с современным кризисом»), вышедшей в Париже в 1854 году.
387
Имеется в виду Тильзитский договор 1807 года. Первая встреча между Наполеоном I и Александром I произошла на закрепленном посреди Немана плоту.
388
Слова, приписываемые Шварценбергу (см. примечание 47).
389
О переговорах английского посланника в Петербурге лорда Сеймура с Николаем I по турецкому вопросу, происходивших в начале 1853 г., см. в статьях К. Маркса «Документы о разделе Турции» и «Секретная дипломатическая переписка» (настоящее издание, т. 10, стр. 137–164).